Я вытянула руку над котлом – и ладонь покрылась капельками пара. Сосредоточившись на образах спокойствия, терпения, мира и уверенности, я зашептала магии ласково, словно рассказывала сказку перед сном:
– Перенапрягаться не надо. Мне нужна только малая часть тебя. Ровно столько, чтобы утихомирить пациента. Магия, у тебя столько силы. Оставь немного на потом.
Как велел Ксавье, я пела слова над снадобьем тихо, словно колыбельную.
– Контроль, терпение, мир, уверенность, контроль, терпение, мир, уверенность… – Последнее слово получилось шипящим, и я почувствовала, как магия прокатилась по телу к кончикам пальцев, вылетев из меня не водопадом, а ласковым дождем. Чары толкали котел туда-сюда, и он зазвенел, но скоро успокоился.
Моя грудь вздымалась так, словно я только что поднялась на гору. Ярко-зеленое и шепчущееся с магией лекарство удовлетворенно булькало.
Я сдюжила. Объяснить не могла, но в глубине души понимала: это снадобье – то, что нам нужно.
За спиной у меня со скрипом приоткрылась дверь кухни. Папа, облаченный в старый красный халат, тер глаза чуть ли не с театральной неестественностью.
– Пахнет очень вкусно. Это ведь не завтрак?
Ксавье побледнел.
– Нет, нет, мистер Лукас. Если хотите, я с удовольствием вам что-нибудь приготовлю.
– Папа дразнится, – пояснила я Ксавье и стиснула его ладонь.
Затем улыбнулась отцу, который наблюдал за нашим маленьким диалогом с самодовольным выражением на веснушчатом лице.
– Мы все в работе, папа. Ты не против, что мы используем кухню для варки снадобий?
– Совершенно не против. Продолжайте, ваше благородие.
Папа скользнул за дверь, и я просияла. Сегодня этот титул наконец станет моим.
Палец Ксавье очертил мою скулу, убирая за ухо выбившуюся прядь.
– Это снадобье сработает, – проговорила я.
Ксавье замер:
– Что?
– Нужно доставить этот вариант пациентам, – пояснила я.
– Ты… ты уверена? Вдруг мы нагрянем к больным, а ничего не выйдет?..
– Уверенность, Ксавье. На уверенности основывается сила этого лекарства. – Я показала на котел. – У меня нет сомнений. Оно сработает. – Я сжала его ладонь. – На этот раз ситуация иная. Сейчас мы с тобой заодно. Моя надежда, твоя надежда…
– Моя надежда ничего не меняет. У меня магии нет, – шепнул Ксавье, как будто я забыла.
Я поднесла его ладонь к губам и поцеловала костяшки пальцев.
– Думаю, твоя надежда меняет все.
Карие глаза Ксавье засветились, как янтарь на солнце, таким редким для него оптимизмом.
Он в нас поверил.
– Пойдем, – сказал Ксавье.
Чтобы бесцеремонно не врываться в комнату Эмили через портал, мы выбрали более традиционный способ перемещения. Через несколько минут наняли двуколку и выехали в Айвертон. Саквояж для снадобий я держала на коленях. Ксавье потянулся к моей ладони, и я не отпускала его до самого нашего прибытия.
Как объяснял мистер Кинли, их дом примыкал к городской пекарне. Нашли мы его мгновенно – причудливый кирпичный домик рядом с лавкой, на витрине которой лежала красивая выпечка. Я постучала в парадную дверь, ожидая так напряженно, что и вздохнуть не могла.
Ксавье, стоявший справа от меня, побелел как мел.
– Все будет хорошо, – пообещала я ему.
Ксавье лихорадочно закивал, пряди длинных черных волос свесились ему на лицо.
– Знаю, да… Просто трудновато мне. Это всё же я дров наломал.
Я потянулась к Ксавье и переплела наши пальцы.
– Мы все исправим. Я точно знаю.
Дверь распахнулась. Перед нами стоял мистер Кинли в фартуке, испещренном пятнами ягодного сока и шоколада. Руки у него были в муке, под глазами – темные круги, совсем как у нас с Ксавье.
– Ваше благородие, – негромко начал хозяин, – чем я… чем я могу вам помочь?
Я выступила вперед и пожала руку мистеру Кинли.
– Доброе утро, сэр. Простите за беспокойство. Дело касается вашей дочери и ее состояния – мы хотим проверить на ней возможное новое средство.
С круглыми от изумления глазами мистер Кинли шагнул в сторону, прижав руку к груди.
– Да-да, конечно!
Заметив, как румяное лицо мистера Кинли озаряет надежда, Ксавье поморщился.
– Будем откровенны: средство экспериментальное.
Хозяин дома поджал губы:
– Что же… попробовать, наверное, все равно стоит. Эмили будет больно?
Я покачала головой. Все ингредиенты снадобья были подобраны, чтобы успокоить. Даже если оно не подействует, побочных эффектов не возникнет.
– Нет, сэр.
Пекарь кивнул и сделал еще один шаг в сторону, позволяя нам войти в дом.
В доме было тепло и светло, яркие пледы покрывали деревянную, в рустикальном стиле, мебель, из соседней лавки долетал запах свежего хлеба.
– Как дела у Эмили? – тихо спросил Ксавье.
– Она почти постоянно спит. Мы будим ее, чтобы покормить, и, к счастью, еду она усваивает. Но Эмили… она такая безответная. Кажется… ее больше нет. – В уголках глаз мистера Кинли появились слезы.
Ксавье кивнул:
– Сэр, мне очень жаль.
Через гостиную мы прошли в угловую комнату, поменьше, которую недавно видели из лавки Ксавье. Стол для рисования, одеяло на кровати, вмятина на стене – когда-то помещение наполняли жизнь и яркие краски. Сегодня она была тихой и тусклой.
У кровати сидел низкорослый мужчина с темно-коричневой кожей. Эмили покоилась под одеялом, плотно закрыв глаза. Ее руки безвольно лежали на кремовой простыне, она почти не шевелилась, когда мужчина кормил ее бульоном из ложечки. Как и обещал Ксавье, новые одуванчики на коже у Эмили не проросли – со стороны она казалась молодой, крепко спящей девушкой.
Мистер Кинли положил руку мужчине на плечо.
– Ваше благородие, это мой родственник Адам. Адам, это мастер Морвин и его помощница.
Ксавье поднял руку, его лицо порозовело.
– Вообще-то, все наоборот. Я помогаю мисс… мадам Лукас. – Мы переглянулись. Допуска я еще не получила, но, наверное, такие формальности можно опустить. – Это она приготовила снадобье, которым мы надеемся исцелить Эмили.
Адам повернулся на краю кровати, удивленно вытаращив глаза:
– Исцелить? Правда?
Я поставила саквояж на деревянный стул, с двумя негромкими щелчками отодвинула задвижки. Вместе с несколькими другими – антисептическим, успокоительным, противорвотным – внутри в квадратной бутылочке лежало снадобье, которое я приготовила утром.
– Это оно и есть? – спросил Адам. В его голосе зазвенели слезы, но губы растянулись в полной надежды улыбке. – Все закончится? Эмили… Эмили вернется к нам?
– Это средство мы испытаем впервые, – робко проговорил Ксавье, – но…
– Но оно сработает, – пообещала я, показывая им яркий, цвета сочного зеленого яблока, настой. – Могу я дать его Эмили?
Мужчины обменялись встревоженными взглядами.
– Что думаешь, Джулиан?
Мистер Кинли кивнул, сжав плечи родственника.
– Если это может помочь… нужно попробовать.
Ксавье стоял рядом, сложив руки на груди, и не сводил глаз со снадобья. Я медленно открутила пробку и опустилась на колени у кровати Эмили.
Карие глаза девушки были затуманенными и отрешенными. Она безучастно смотрела на противоположную стену. Ее веки то и дело смыкались, будто в любую секунду бедняжка могла снова заснуть. Эмили не видела и не слышала меня, однако я была очень осторожна, когда прижимала ладони к ее щекам и открывала ей рот.
– Эмили, это тебя разбудит, – шепнула я, прижала горлышко бутылочки к ее губам, затаив дыхание влила настой и на всякий случай еще раз прочитала заклинание. – Контроль, терпение, мир, уверенность…
Сердце бешено стучало, а магия кричала мне: «Ты ничего не добьешься. Ты погубишь Эмили. Ты чудовище!»
«Ты лжешь», – ответила я.
Эмили сглотнула, ее плечи расслабились. Мне показалось, что кровь у меня стала такой же холодной, как это зелье.
Эмили моргнула и посмотрела в мою сторону – она меня увидела. Потом она повернула голову и заметила своих близких.
– Папа! Адам!
Вскрикнув, оба бросились к кровати, чтобы обнять девушку.
Ксавье сжал мне руку, а я не могла оторвать взор от происходящего.
– Получилось? – прошелестела я.
– Думаю, да, – тихо ответил Ксавье дрожащим от слез голосом. – Все закончилось. У тебя получилось.
Я едва этому верила. Радость и страх лишиться этой радости боролись внутри меня – я так долго не доверяла своей магии, неужели она действительно послушала меня сейчас, как и в тот момент, когда я благословила папу?
Родные Эмили покрывали ее голову поцелуями, а девушка пробормотала:
– Что происходит? Кто эти двое?
– Ты… ты выпила снадобье, от которого странно себя вела, – ответил Адам. – Ты смеялась, танцевала, потом притихла и будто целый день видела сны…
Постепенно пришло осознание, что я тут не зритель, а врач. Достав из саквояжа стетоскоп, я повесила его на шею.
– Мисс Кинли, я мисс… мадам Лукас, мастер Морвин мне сегодня помогает. – Ксавье поклонился в знак приветствия, хотя роль помощника ему не очень шла. – Я ведьма. Пришла, чтобы вас исцелить. Как сказал ваш отец, последние несколько дней вы находились под действием дурманящего средства. Могу я осмотреть вас и задать несколько вопросов?
Эмили кивнула и позволила мне ощупать ей лоб (жара не было), затем проверить дыхание с помощью стетоскопа и пульс с помощью часов на цепочке. Все было в полном – хвала небесам! – порядке. Одной этой новости хватило, чтобы Джулиан Кинли разрыдался от благодарности.
Ксавье предложил ему носовой платок, а я повернулась к Эмили и придвинула к ней стул.
– Так, вы помните, что принимали «эйфорию»? Помните, как покупали ее?
Эмили ответила не сразу, поочередно глянув на своих близких. Ее золотисто-коричневые пальцы стиснули одеяло.
– Я сделала что-то плохое?
– Нет, – ответила я. – Никаких проблем у вас не будет. Но я должна знать правду. Это снадобье принимали и другие люди, и им тоже нужна помощь. «Эйфория» ввергает пациентов в глубокий, полный видений сон. Вы первая, кого удалось исцелить.