ищем.
– Ксавье попросил меня стать его ученицей, – ответила я. – Приступаю завтра.
4
Вопреки папиным возражениям, ту ночь я провела на полу рядом с его диваном. Лежа без сна, наблюдала, как поднимается и опускается его грудь, и беспокоилась, что из нее снова прорастут цветы. Периодически папа тянулся ко мне через край дивана – пытался потрепать меня по голове или обнять за плечи, – но я отстранялась от него, поворачиваясь к книгам по магии, которые положила рядом с собой.
В старейших из них содержалась информация о чарах. «Справочник по исцеляющим заклинаниям» Да Понте гласил: «Этот вид заклинаний самый сложный. Простой декламации недостаточно. Следует в совершенстве владеть своей магией».
В совершенстве владеть. Вопреки многолетней подготовке, долгим ночам занятий, слезам, пролитым над неудавшимися снадобьями, в совершенстве магией я не овладела и, видимо, не овладею никогда.
Слова сливались воедино, дразнили меня так же, как и магия. А потом непонятным образом страницы снова залил лунный свет, зарей превращаемый в белое золото.
Кто-то стучал в дверь.
С диким головокружением, без сил я, покачиваясь, встала и на секунду повернулась посмотреть, как там папа. На его груди цвело семь азалий, лоб усеивали капельки пота. Даже во сне он задерживал дыхание и сжимал кулаки.
В одних чулках я скользнула к двери и, открыв ее, обнаружила ведьмину лавочку, украшенную светло-розовыми цветами и плюшевыми коврами. На крыльце стояли два человека, и при виде женщины у меня дух захватило.
Темно-коричневая кожа, длинные черные кудри, вьющиеся вокруг головы и вниз по спине, – мадам Бен Аммар выглядела умопомрачительно. И доброта ее не уступала красоте. При нашем последнем расставании мадам Бен Аммар рыдала. Она сказала, что не считает меня плохой ученицей. Что другой наставник, возможно, обучит меня лучше, чем получилось у нее. Она была единственной учительницей, не ругавшей меня за дикие выходки моей магии. Что мадам подумает обо мне по прошествии трех лет, за которые я так и не добилась успеха?
Я крепче стиснула дверь, чтобы не обнять госпожу Бен Аммар. Раз папа до сих пор страдает от негативного эффекта моего прикосновения, я и к бывшей учительнице свою магию подпустить не могу.
Взгляд мадам Бен Аммар был мягким и исполненным грусти.
– Здравствуй, дорогая! – проговорила она, и я улыбнулась.
– Не верится, что вы здесь. Мне сказали, что вы заняты каким-то расследованием.
Мадам Бен Аммар кивнула и, шурша длинной черной юбкой, прошла через крыльцо в дом.
– Да, но когда мастер Морвин направил Совету письмо о вашей ситуации, то я при первой же возможности ухватилась за этот случай.
Облегчение затопило меня. Раз снова придется иметь дело с членами Совета, хорошо, что попался тот, кто меня любит.
Мадам Бен Аммар показала на своего спутника – молодого, худощавого, в больших круглых очках, с золотисто-коричневой кожей и алыми волосами до плеч.
– Клара, Робин учится у меня, но сейчас будет присматривать за твоим отцом, пока ты у мастера Морвина.
Я пожала протянутую мне руку и засмотрелась на ямочки, игриво появившиеся на щеках Робин.
– Здравствуйте, мисс Лукас. Мадам Бен Аммар говорит о вас очень лестные вещи.
«Ложь», – шепнула мне магия.
– Спасибо, Робин! – Я содрогнулась всем телом, когда мою затянутую в перчатку руку потрясли, кажется, со всей силой.
Мы втроем подошли к папиному дивану. Я склонилась над отцом, стараясь не задеть его даже кончиком косы.
– Папа, ты спишь? – спросила я.
Он открыл глаза, плотно прижимая ладонь к груди.
– Нет, милая, я… – При виде двух гостей отец вздрогнул и попытался сесть.
Мадам Бен Аммар приветственно кивнула.
– Не беспокойтесь, мистер Лукас, – проговорила она. – Мы здесь, чтобы вам помочь.
Папа открыл рот, чтобы ответить, но ему снова помешал кашель. Скривившись, он зажал рот рукой и издал звук как при рвоте. Когда же оторвал ладонь от губ, на ней лежали два розовых лепестка.
Страх сковал мое сердце.
– Не понимаю, – призналась я. – Мастер Морвин давал папе отхаркивающее, я больше к нему не прикасалась и не говорила ничего, напоминающее проклятие…
Мадам Бен Аммар закусила пухлую нижнюю губу:
– Детка, у тебя блажная магия. Никаким правилам она не следует, даже твоим собственным. Подозреваю, близкое соседство с ней навредило твоему отцу.
Я отступила от папиного дивана. Отец вздохнул и зажал в кулаках одеяло цвета плюща.
– Ты тут не виновата. Как сказала мадам, твоя магия – это не ты. Наверное, она просто невзлюбила меня.
– Тогда с ее стороны глупо невзлюбить именно тебя.
– Мистер Лукас! – мелодичный голос мадам Бен Аммар вытащил меня из бури тревог, до сих пор бушевавших у меня внутри. – Это Робин. Проходит последний год обучения и сумеет окружить вас постоянной заботой. Возможно, будет задавать глупые вопросы и делать слишком много записей, но это часть процесса. Я довольна результатами и уверена, что о вас как следует позаботятся.
Папина рука подверглась куда более осторожному пожатию.
Мадам Бен Аммар повернулась ко мне: вопреки подавляюще высокому росту и резким чертам, ее лицо оставалось мягким и утешающим.
– А теперь бери свои вещи, и мы отправимся к мастеру Морвину.
У себя в комнате я взяла свой скромный саквояж для снадобий и ковровую сумку – те же самые, с которыми уезжала учиться впервые. За годы практики я покидала дом пять раз. Сейчас прощание было еще болезненнее.
Уезжая тогда, я смеялась, улыбалась, говорила папе, чтобы не превращался из-за меня в лужу. Сейчас же превращалась в лужу сама: слезы текли по щекам, хотя я планировала жить всего в часе пути от дома.
Глядя на папу, я хотела поцеловать его на прощание или сказать что-то хорошее, но боялась, что магия исказит мои слова. Более того, тайный договор, который я заключила с Ксавье, камнем лежал на моем на сердце.
Папе я рассказывала всегда и обо всем. В двенадцать лет, когда была без ума от Ады Фрамингем. В начальной школе, когда я дала пощечину девчонке, назвавшей нас нищебродами. Когда в объятиях Ксавье рыдала по давно исчезнувшей матери. Храня от отца секрет, да еще такой важный, я чувствовала себя грязной.
Папа улыбнулся мне: несмотря на покрасневшие глаза и тяжелое дыхание, лицо у него было светлым.
– Ты прекрасно справишься, – заверил он. – И увидимся в субботу.
– Я люблю тебя, – шепнула я, надеясь, что, если не повышать голоса, злые чары не проснутся.
– Клара, мастер Морвин сказал, что оставил тебе свою визитную карточку, – проговорила мадам Бен Аммар. – Пожалуйста, дай ее мне, чтобы я перенесла нас обеих в Морвин-мэнор.
Я вытащила из кармана золотую визитку Ксавье и вручила ее ведьме. Мадам Бен Аммар отошла от меня на несколько шагов к свободному месту у окна. Затем вытянула руку – и меж пальцами у нее появился аккуратный сноп пламени. Медленно горящая карточка полетела на пол.
От половиц повалил золотой дым. Когда он рассеялся и стих шелест пламени, в гостиной у нас появилась дверь лавки Морвинов – помятая, но снова повешенная на петли после того, как накануне я ее высадила.
Я в последний раз повернулась к папе – он помахал мне рукой на прощание – и ушла через дверь Морвинов, пока отец снова не увидел моего сморщенного от плача лица.
Во вчерашней суматохе я не заметила, что у Ксавье в лавке так же уютно, как, мне помнилось, было в детстве.
Пахло гвоздикой, бергамотом и корицей. Сушащиеся цветы на крючках висели почти на каждой стене, частью выгоревшие на солнце, льющемся в витрину. В глубине лавки стоял деревянный верстак с пузырьками, котлами, ступками и пестиками. В застекленных медового цвета шкафчиках за столом стояли ряды порошков и снадобий всевозможных цветов. Почему-то лавка казалась такой же большой, как в детстве. И уж конечно, она не была такой мрачной и пугающей, как выглядела снаружи.
Ксавье стоял в глубине лавки – в зоне для варки снадобий, рядом со столом, заваленным стеблями, лепестками, баночками с бальзамом. Услышав, как мы заходим, он снял с шеи белый фартук, повесил его на столешницу и приблизился к нам одним плавным движением, как танцор.
Менее чем за день Ксавье снова изменился. Растрепанный юноша, накануне раздававший опасные обещания, исчез. Перед нами стоял волшебник-профессионал, аккуратный и подтянутый.
Ксавье снял обычный для мага черный пиджак и до локтей закатал рукава белоснежной рубашки. Он по-прежнему был в черном жилете и брюках аттестованного мага, а черный галстук – зафиксирован золотым значком-солнцем, который мадам Бен Аммар носила как брошь.
– Сегодня вы в ботинках, – проговорила я. Те тоже были черные и начищенные до такого блеска, что я поверила бы, скажи Ксавье, будто они из мрамора.
Друг приветственно кивнул:
– Вы также заметите, что у меня снова появилась дверь.
Я поморщилась, глядя на свои облепленные грязью туфли.
– Мне очень жаль, что так вышло с дверью. Надеюсь, вы сумеете держать мою магию в узде.
– Да, мы все на это надеемся, – вставила мадам Бен Аммар. В ее голосе звенел лед, и я испугалась, но, подняв голову, поняла, что серьезный, полный озабоченности взгляд направлен не на меня, а на Ксавье.
Ведьма шагнула к нему – и напускной любезности у него как не бывало. Несколькими минутами ранее он казался не по годам зрелым, но перед ее внушительной фигурой превратился в мальчишку.
– Не желаете… не желаете присесть и выпить чаю? – спросил Ксавье, затянутой в перчатку рукой показывая на маленькую гостиную справа от себя.
– Нет, – ответила ведьма. – Меня удивило, мастер Морвин, что вы столь по-рыцарски решили опекать мисс Лукас. Что именно вы взялись курировать такой ответственный случай. Думаете совладать с силой, с которой не справился опытный маг?
Я аж рот разинула. Мадам Бен Аммар прощала мне даже глупейшие ошибки. А теперь Ксавье стоял перед ней как перед самой Смертью.