настолько унижены и довольны этим. Сколько ненависти копится под этим показным смирением! Мару стал теперь понятен смысл жесточайших казней, что практиковали в Самире. Такую жгучую ненависть мог сдерживать только поистине иррациональный страх, даже не смерти, а мучений своих и близких.
Какое счастье, что переговоры, наконец, закончены, новый договор подписан и, что характерно, на тех условиях, что изначально требовал от него король! Всё хитроумие самирского двора схлестнулось с его поистине ослиным упрямством. Страх раздраконить такого сильного мага тоже имел место, как и понимание того, что Дормер силён сейчас, как никогда, и с этим приходится считаться.
Печальную судьбу самирских отрядов, сожжённых им в Лиметте, здесь хорошо помнили, хотя ни словом, ни взглядом его не укоряли. Эти отряды были, на тот момент, собственностью короля Дормера и претензий быть не могло. Хотя, царедворцы искренне не понимали, зачем нужно было уничтожать такие ресурсы. Войско это обладало первоклассной выучкой. А что пошалили, сбросили напряжение, так это естественно. Погибшие дети? На все воля пустынных богов! Куда ещё могло сгодиться маленькое отребье без роду и племени?
Подобные речи он слышал не раз и не два. Седобородые мудрецы степенно выспрашивали причины его поступка и всматривались в него, пытаясь постичь непонятную для них логику северного гостя. А он ловко уходил от ответа, спрятавшись в ворохе пустых, цветистых фраз. Их нации были слишком разными. И понятия о чести, бесчестии у них тоже разнились.
Они уезжали на днях. Уже прибыло новое посольство от короля, что останется вместо них в этом богами проклятом краю. Он почти передал дела новому главе, лорду Карнув, и искренне сочувствовал ему. Что бы ни ждало его дома, что бы ни решил на его счёт психопат на троне, он хочет убраться отсюда побыстрее.
От изворотливости и двуличности царя и его придворных мудрецов делалось уже физически дурно. По сравнению с ними, королевский двор Дормера — это просто наивные, чистые дети. Но, нет худа без добра! Мар отдавал себе отчёт, что его навыки придворного и политика достигли за этот год приличных высот. Иначе тут было не выжить. Спасибо, Ваше Величество!
Переговоры шли почти весь год, одна дорога сюда заняла месяц, и проходили с медлительностью присущей восточным владыкам. С пышными приёмами, охотами, неспешными прогулками и беседами с царем, и сановниками. Между которыми его с завидным постоянством пытались отравить, убить, проклясть или соблазнить, на худой конец. Тем, кто входил в дипломатическую миссию тоже доставалось, но, похоже, не так. Потому, что лорд Алат, приставленный к нему помощником, читай, охранником, и отличавшийся крайним педантизмом, документировал, в основном, его приключения.
— Вы сами виноваты, мой лорд! — восклицал он. — Нельзя быть таким неприступным — это вызов для любого политика и шпиона. Что вам стоило соблазниться на какую-нибудь местную милашку!
— И не досчитаться потом чего-нибудь важного?
— Не преувеличивайте, мой лорд! — скалил Алат очень белые зубы. — Я соблазняюсь регулярно и с большим удовольствием, и до сих пор жив!
— У вас, лорд Алат, уже иммунитет на этих змей. А я — человек непривычный, опасаюсь.
— Уступил бы пару раз, они отчитались бы, что работа по тебе ведётся и отстали, хоть немного, — бубнил своё Алат. — А так ты для них — вызов в чистом виде, а мне — работа без конца.
Наедине они переходили на "ты", подкалывали друг друга. Это позволяло легче переносить однообразие жизни, опасности, что уже привычно ждали за каждым углом и в каждой чашке, и тоску по дому. Сильно сдружились за этот год, что было удивительно, если вспомнить, как они начали.
— Придворные — это отдельный вид разумных существ, что обладают непревзойденной прозорливостью и выживаемостью! — так думал Мар по дороге в своё крыло дворца.
За всё время пути он не встретил ни одного обитателя дворца, гостя или слуги. Здание словно вымерло. Информация о том, что между королём и его братом что-то произошло, явно просочилась, несмотря на все щиты, окружавшие королевский кабинет в несколько слоёв защиты, и разошлась по дворцу, как круги на воде.
Слуг он привез с собой из Лиметты: пара солдат, что были ранены и не могли больше служить, потому к вечернему приёму подготовился без проблем. Но, когда явился в зал, заполненный блестящей шумной толпой придворных, то ощутил в полной мере, что значит королевская немилость.
С ним обращались словно с проклятым: отводили взгляд, встретившись глазами, не подходили сами и шарахались, когда он шёл мимо. Никто с ним не заговорил и не поздоровался. Как можно приветствовать того, кто уже сегодня окажется в камере или на плахе! Потом докажи, что ты не сочувствующий!
Придворных явственно удивляло только одно: почему он всё ещё среди них? Проверка их лояльности королю? И с новыми силами они доказывали своё презрение опальному брату короля, стараясь, однако, не переборщить. А вдруг он сорвётся именно на тебе или, что маловероятно, король может его и помиловать!
Привалившись к колонне, Мар откровенно развлекался пока не объявили о появлении короля и королевы. Брат был как всегда прекрасен и весел, и Мар обратил внимание на королеву. Она тоже не изменилась за эти годы: жгучая брюнетка с острым, хищным и презрительным лицом. Ну, маска презрения как раз объяснима: как она может иначе сохранить достоинство, при таком количестве у мужа любовниц? Которых он, кстати, никогда не прячет. Красивая — сильная магичка королевского рода.
Она не нравилась ему. Король женился до войны и отношения у них тогда были относительно добрые и доверительные, как думал Мар. Поэтому он прямо возражал против выбора брата:
— Зачем тебе нужна эта лабрийская сколопендра?
Эльдар непрошибаемо стоял на своём:
— Она подходит лучше всего. На самом деле, если учитывать интересы Дормера, то выбор у меня невелик. К тому же, я хочу, чтобы у женщины с моим ребёнком в животе, был хотя бы шанс выжить. Это ещё больше сужает мой выбор.
Увидел, как скептично брат скривился и выдал свои главные аргументы:
— Она сильная, обученная магичка. В Лабрии хорошо развиты тайные науки и их учёные, когда придет время, постараются помочь ей. К тому же, она знает свой долг и готова рисковать.
Мар скривился сильнее:
— Скорее её маги помогут тебя извести, чтобы она могла жить и править без помех.
Эльдар остро, холодно улыбнулся:
— Я достаточно осторожен, чтобы не допустить заговор в своей семье. Не думаю, что она на него решится. Слишком умна.
Мар с сомнинием покачал головой, но дальше напирать не стал. Жизнь королевской четы, как показало время, оказалась зажигательной. Королева всеми силами старалась отсрочить беременность, применяя различные зелья, амулеты, проклятия. Целый отдел Тайной Канцелярии надзирал за ней: перехватывали и нейтрализовывали лекарские новинки, следили за кругом общения королевы и перепиской. На заговор она пока не решилась. Наследника не предвиделось. Король, в пику ей, имел несколько любовниц одновременно и регулярно их менял. Высокие отношения!
Королевская пара сидела на возвышении, приём двигался ближе к ужину, Мар подпирал колонну в гордом одиночестве. Повернул голову и словил весёлый, понимающий взгляд брата. Ответил не менее насмешливым взглядом. Раньше они частенько устраивали этим индюкам эмоциональные качели и доводили несчастных до того, что они совсем терялись. Кто-то падал в обморок, кто-то плакал. "Бесхребетность должна быть наказуема", — смеялся Эльдар.
За стол Адельмара посадили на его обычное место — по правую руку от короля. Можно было только посочувствовать тем, кто сидел с ним рядом: они откровенно терялись и не знали как себя вести. После ужина Мар отправился к "своей" колонне. Некоторые теперь несмело приветствовали его и быстро ретировались назад в толпу. Эльдар откровенно развлекался.
Ближе к концу вечера, он встал и объявил, что его дорогой брат отправляется с дипломатической миссией в Самир, чтобы упрочить мир и благоденствие Дормера. Наблюдая ошалевшие лица придворных, вдохновенно славящих короля и его самого, Мар едва не рассмеялся в голос.
Утро отъезда не было добрым — Мар пил всю ночь в одиночестве и чувствовал себя теперь разбитым, скорее из-за внутреннего раздрая, чем от излишеств. Ему было тяжело уезжать. В Лиметте он принял решение отказаться от клятв и готовился умереть. Сейчас, когда жизнь покатилась дальше, то, что было задвинуто на дальний план близостью смерти, поднимало голову и заявляло о себе опять. Он не хотел уезжать из Дормера.
Вдруг она позовет и потребует исполнить клятву жизни? Хотя нет, не позовет. Гарнар отрезан от магических потоков остального мира. Даже если она позовет, он не услышит. Горько улыбнулся. Он не наивный, пылкий юноша, и много думал о том, что произошло тогда в Лиметте. Не мог не думать. Она никогда не позовет. Она и клятву приняла только потому, что её нельзя не принять. Хотелось бы ему знать, что вообще было правдой тогда? И было ли хоть что-то?
Как жаль, что они встретились, когда он был практически безумен! Почему это не произошло раньше или позже, когда он мог бы ухаживать за ней, как положено, и был бы шанс завоевать её доверие и любовь? Он вёл себя как безумный, и долбаный контракт его ничуть не оправдывает. Это то, чем прикрываются мужчины, чтобы не называть преступление преступлением.
Почти свихнувшись от смертей вокруг и своей вины, желая выжить сам и усмирить вышедшую из-под контроля магию, он тоже пошёл по этой дороге. Одну женщину убил, троих покалечил и навсегда оттолкнул ту, кто ему был нужен, как сама жизнь. Он честно признавался себе: если бы она позвала сейчас, он бы пошёл, не спрашивая куда. Какая разница? Быть рядом без условий и сожалений — разве это не счастье?
А ей просто нужно было уйти. Теперь он видел это ясно. В контракте и клятве было, по сути, только два условия: неприкосновенность и выезд из города. Они бежали от чего-то и промедление было так опасно, что она пожертвовала собой. Сёстры, действительно, существовали. Солдаты, что охраняли их, говорили, что видели двух светловолосых девочек, которых няня старалась не выпускать из дома.