оскливыми горькими ночами его душу согревала мысль, что он выполняет свой долг. И что в награду отец похвалит его, оценит и будет гордиться своим сыном.
…Но разве его отец хвалил себя за заслуги? Или наказывал за неудачи и промахи? Нет, он радовался победам и огорчался поражениям, исправлял ошибки и гордился свершениями. И что бы ни сделал Хидэтада — любовь отца к нему останется неизменной. И только от самого Хидэтады зависит, будет ли его отец доволен или огорчен. Отец… Нет, они оба.
Как же жестоко он ошибался, позволяя своему чувству одиночества разделить их. Ведь где бы ни был Хидэтада, что бы он ни делал — он был, есть и останется Токугавой. Сыном своего отца, частью семьи. И есть ли разница, какое расстояние их разделяет? Да, он всегда прекрасно понимал, что, находясь при дворе его светлости, он — глаза, уши и руки своего отца. Но не понимал того, что они оба — на самом деле части одного тела, имя которому — род. Род Токугава.
Одиночество? Не было его никогда. Отец всегда был и будет рядом с ним.
Легкое прикосновение к плечу вывело его из того странного состояния единения, в котором он пребывал. Хидэтада вздрогнул, поднял голову и медленно обернулся.
Он совершенно не слышал шагов. Неужели отец подошел настолько тихо? Или это он так погрузился в свои мысли и чувства, что не замечал ничего вокруг.
— Страшно было? — тихо спросил Иэясу.
Хидэтада мгновенно понял, о чем он говорит, и, вздохнув, так же негромко ответил:
— Очень.
Иэясу покачал головой и коснулся кончиками пальцев волос сына:
— Очень хорошо, что ты это почувствовал. Нередко, поддавшись эйфории первого боя, юноши не испытывают страха. И потом очень этим гордятся. А гордиться тут совершенно нечем. Битва не должна начинаться ради удовольствия. И настоящим полководцем может стать лишь тот, кто способен испытывать страх.
Хидэтада задрал голову повыше, стараясь поймать взгляд отца.
— Да, Като Киёмаса тоже говорил что-то подобное. А вот Асано Юкинага, несмотря ни на что, вряд ли бы с вами согласился, — он улыбнулся.
— Не смейся над ним, Хидэтада. Этот юноша способен стать тебе настоящим другом. Он прямолинейный, честный. Да, простоват и вспыльчив, но это пройдет с возрастом. И я с тобой согласен. Никто бы не осмелился поднять руку на такого ценного заложника, как ты. Никто, кроме твоего приятеля, которому неведом страх. Но ты так себе шею свернешь. Или встань, и прогуляемся, или принеси мне подушку, я сяду рядом с тобой.
Хидэтада быстро поднялся на ноги и дернулся в сторону крыльца, но потом, передумав, махнул рукой в конец аллеи:
— Сегодня тихий вечер. Может быть, пройдемся к реке?
— Замечательная идея, — Иэясу улыбнулся, — я люблю гулять в темноте. Да и прогулка перед сном мне точно не помешает. — Он выразительно похлопал себя по животу.
Хидэтада было потянулся, чтобы взять его под руку, как он часто делал во время прогулок с господином Хидэёси, но тут же отпрянул и даже покраснел от неловкости. Иэясу, заметив эти метания, рассмеялся:
— Потерпи, сын. До того печального времени, когда для прогулок мне понадобится твоя крепкая рука, осталось не так уж много времени.
— Прошу… прощения, отец. У меня и мыслей не было насчет вашей слабости. Впереди еще долгие и долгие годы…
— …И эти утешающие слова оставь для его светлости. Поверь мне, меня вовсе не страшит старость. С годами дряхлеет тело, но разум закаляется подобно клинку.
— Это не утешительные слова! — в голосе Хидэтады послышались нотки возмущения. — Во время нашей прошлой тренировки я выиграл один бой из трех и очень этим гордился! Я просто говорю правду!
— Молодец, что отметил. Именно об этом я и говорю. Ты двигаешься быстрее меня. Ты сильнее, меньше устаешь, и тебе не ведомы болезни, приходящие с возрастом. А побеждаю — я. А? — Иэясу снова рассмеялся.
— А зачем мне побеждать? Я же — ценный заложник, никто не посмеет меня тронуть, — Хидэтада расхохотался в ответ.
— Нашелся один, видишь же? Но этому стоит скорее радоваться, чем огорчаться. Родственники его светлости почитают тебя за ровню. Мне такое даже не снилось, пока я не женился на госпоже Тсукияме.
— Семья Имагава не принимала вас?
— Конечно, нет. Кто я был такой? Наследник захудалого клана Мацудайра[31], чьи земли зажаты в тиски между Ода и Имагава и почти раздавлены? И правит ими наместник, назначенный господином Ёсимото. Зато, — Иэясу многозначительно поднял указательный палец, — я действительно был ценным заложником. Если бы я умер — Микаву бы принялись рвать на куски, и еще неизвестно, достался бы Имагаве Ёсимото хоть придорожный камень. Так что обращались мной, как с дорогой вазой. Но… я и был для них вещью. Нужной, ценной вещью. Понимаешь разницу?
— Мне очень повезло, отец. Благодарю вас за это.
— Меня? Хидэтада, ты благодаришь меня? Это целиком и полностью твоя заслуга. Меня тут и близко не было, когда ты с другими такими же сорванцами воровал сладкие булочки у госпожи Онэ.
— Вы… и об этом знаете? — едва заметно усмехнулся Хидэтада.
— Конечно. Ничто так не сближает людей, как совместные проказы в детстве и юности. Кстати, — Иэясу остановился и задумался. — А ты знаешь, за что я всегда любил и ценил его высочество, господина Оду Нобунагу? И почему, не задумываясь, отдал бы за него жизнь?
Хидэтада тоже остановился, внимательно слушая отца, и отрицательно покачал головой.
— Когда я был пленником в семье Ода, не заложником, Хидэтада, именно пленником, чья жизнь не стоила ровно ничего, он был единственным, кто рискнул приблизиться ко мне. Я не могу осуждать остальных: кому было дело до шестилетнего мальчишки, которого в любую минуту могли подвергнуть мучительной смерти просто потому, что у господина Нобухидэ испортилось настроение и в этот момент он вспомнил о Мацудайра? Никто не хотел вместе со мной испытать на себе его гнев. Да и я, надо сказать, не вызывал у сверстников дружеских чувств. Целыми днями я сидел взаперти и измышлял планы мести своему дяде, предавшему отца и продавшему меня. Я мысленно выкалывал ему глаза, варил в масле, отрезал ему голову бамбуковой пилой. И, разумеется, считал это занятие куда важнее игр с детьми врага.
И только наследнику клана, Сабуро[32], было абсолютно безразлично мое мнение по этому вопросу. Ему было четырнадцать, и он был гораздо выше и сильнее меня. Поэтому просто брал меня подмышку, не обращая внимания на возмущенные вопли и попытки драться, и нес туда, куда ему захочется. И он оказался прав: охота на уток и катание на лошади в шесть лет куда привлекательнее ненависти к врагу. А огромный воздушный змей с перьями окончательно уничтожил последний оплот моей гордости[33].
Иэясу тихо рассмеялся, явно погрузившись в воспоминания. И снова двинулся вперед, медленно покачивая головой. Хидэтада шел чуть позади, стараясь не нарушить единения отца с его памятью. Но не сумел надолго сохранить молчание:
— Прошу прощения, отец… я давно хотел задать вам этот вопрос. Его светлость… Разве когда вы встретились возле Нагакутэ — ваши силы не были равны? И ведь вы почти одержали победу… — Хидэтада замялся, не зная как продолжить.
— Почему я не довел дело до конца? Ты об этом хочешь спросить? И вместо того, чтобы сейчас сидеть на его месте, — принес ему клятву? — Иэясу вновь остановился и обернулся к Хидэтаде.
— Простите… если я задал вопрос, оскорбивший вас… — Хидэтада потер рукой подбородок.
— А? Нет, совсем нет, — Иэясу усмехнулся, — сам-то что думаешь? Ведь думал же и, я уверен, думал много.
— Так и есть, отец, — Хидэтада улыбнулся в ответ, — я действительно много думал об этом. И пришел к выводу, что раз вы решили так, а не иначе, значит, это было нужно вам. И… прошу простить мою дерзость… но я пришел к выводу, что вы сочли его светлость более подходящим на роль правителя страны.
Иэясу кивнул и легонько похлопал Хидэтаду по плечу:
— Так и есть. А знаешь почему?
— Почему? — эхом ответил Хидэтада.
— Да потому что я терпеть не могу войну. Война — ужасно невыгодное и утомительное занятие. Кроме того, на войне могут убить. Когда-то я пошел за господином Одой Нобунагой, обещавшим мир в стране и способным сдержать это обещание. А тогда, под Нагакутэ, я понял, что Хасиба[34] Хидэёси тоже не бросает слов на ветер. Но еще долго наблюдал за ним, прежде чем принять решение. Каждый из нас по отдельности не смог бы завершить начатое господином Нобунагой. Но, объединившись, мы, в конечном итоге, сделали это. У Хидэёси множество недостатков, но он отлично справляется, сам видишь. По крайней мере — пока.
— Пока?.. — Хидэтада вопросительно поднял брови.
— Видишь ли, Хидэтада… завоевать страну и управлять страной — не одно и то же. Совсем не одно и то же. Не думай, что тебе достались скучные времена. Самое интересное еще впереди, уж не знаю, к добру или к худу.
Что это? Тень от ветки или притаившийся за углом человек? Лучше не думать об этом, совсем не думать и не оглядываться по сторонам. Ночной город — не самое безопасное место для молодой девушки, быстро семенящей с крохотным фонарем по темным улицам. А на освещенные дороги и того опаснее выходить: люди, не спящие в конце стражи быка[35], — совсем не та компания, которая ей в данный момент нужна. Если увидят ее сейчас — закутанную в простую темную накидку — что должны подумать? Чья-то служанка бежит ночью по тайным делам своей госпожи. Нет, не разбойники и пьяницы для нее сейчас главная опасность.
Го нащупала свободной рукой теплую рукоятку кинжала, спрятанного на груди. Она может постоять за себя, она не беспомощная служанка. Вот будет сюрприз тому, кто захочет на нее напасть. Да и идти осталось совсем не далеко. Да, наверное, стоило взять с собой охрану — но у любого человека есть язык. Так — надежнее. А страх… он связан вовсе не с неверными тенями.