Из ступора Хидэтаду вывел выкрик его светлости:
— Эй! Жених! Откажись от невесты! Я на ней сам женюсь! — и довольный смех, на который эхом отозвались все присутствующие.
Хидэтада тоже улыбнулся и встал, приветствуя супругу. Затем помог ей подняться по ступенькам. А госпожа Онэ и госпожа Тятя направились к помосту его светлости и сели по обе стороны от него. И Хидэтада отчетливо увидел, как госпожа Онэ просунула руку в прорезь хакама его светлости, и тот внезапно вскрикнул: судя по всему, госпожа Онэ ущипнула его. И довольно чувствительно.
Служанки привели Хироимару и подвели к отцу. Мальчик вежливо поклонился ему, сел между ним и матерью и замер как изваяние. А сам господин Хидэёси вдруг закричал:
— Иэясу! Эй, Иэясу! Иди сюда, выпей со мной! Нам есть за что!
Иэясу медленно и с трудом поднялся со своего места, на котором уже устроился, и поплелся к помосту. Поднимаясь по ступеням, он изо всех сил пыхтел и демонстрировал, как ему тяжело.
— Мицунари, налей ему, — скомандовал Хидэёси, когда тот поднялся. А когда полная чаша оказалась в руках Иэясу, вдруг привстал, взмахнул веером и воскликнул: — Начинаем!
И тут же со всех сторон заиграла музыка. На площадку словно ворвался хоровод осенних листьев — танцующие девушки, одетые в оранжево-алый шелк, вздымали вверх свои длинные рукава-крылья. Следом за ними выскочили носатые тэнгу[49], и восторженный рев потряс ряды гостей.
А Иэясу поднял свою чашу, и наконец на его лице заиграла довольная улыбка.
И Хидэтада почувствовал, как и его тоже оставила тревога, и радостная эйфория затопила его душу. Между отцом и его светлостью шла все та же игра. Кто выиграл этот раунд — Хидэтада пока не знал. Но одно было ясно: сегодняшний праздник ничто не омрачит. А значит, его семейная жизнь будет долгой и счастливой.
Он взял пустую чашку и протянул ее госпоже Ого. И девушка с улыбкой наполнила ее.
Киёмаса прислонился к помосту и, одной рукой держась за резные золоченые перильца, почти висел на них. Он попытался было взгромоздиться на угол, но мешали мечи за поясом, поэтому он просто перегнулся и снова вручил Хидэтаде пустую чашу. Тот покачав головой, передал ее госпоже Ого.
— …Так вот… Э… — Киёмаса мотнул головой, — …я забегаю на второй этаж, а там госпожа Тятя уже держит госпожу Ого за волосы. И кинжал. Во, смотри. — Он вытянул вперед руку: — Вот за этот палец меня госпожа Ого и укусила! До крови прокусила, веришь? — Онрассмеялся.
Хидэтада взял у госпожи Ого чашу и вложил Киёмасе в протянутую руку.
— О! — cказал Киёмаса, запрокинул голову и вылил содержимое чаши себе в горло, громко булькая. И со стуком почти швырнул на помост. — …А госпожа Тятя полоснула меня по руке. Я сейчас покажу, шрам до сих пор остался, веришь? — Киёмаса принялся закатывать рукав, но скользкий шелк его парадного одеяния, словно живой, выворачивался из-под пальцев.
— А-а, проклятье… до чего же неудобное тряпье… — Киёмасе все-таки удалось обнажить локоть, и он вывернул его, демонстрируя едва заметную белую полоску на загорелой коже. — Вот! Я ее за руку схватил, и тут твоя жена…
— Ты штаны сними — покажешь, куда она тебя пнула, — посоветовал подошедший к ним Масанори.
— Эй! Тебя там не было! — Киёмаса метнул на брата яростный взгляд и двинул его локтем. И тут же снова рассмеялся, поворачиваясь к Хидэтаде: — В общем, не стал я церемоний разводить — все уже в дыму было. Врезал госпоже Тяте по шее и перебросил через плечо. А госпожу Ого — под мышку. А госпожа Хацу бежала сзади и ревела, ее уже на выходе подхватили. Так и выбрались. — Он снова попытался сесть.
— Зачем вам два меча? — Хидэтада попытался перевести тему. — Они же вам только мешают веселиться.
— Эх, мой юный друг, — Киёмаса дотянулся и потрепал Хидэтаду по плечу, — если бы ты только знал, скольких хороших людей зарезали на их собственных свадьбах. Я тебе сейчас расскажу одну историю…
Хидэтада облегченно выдохнул и наклонился, всем видом демонстрируя желание слушать.
Мицунари поднялся по ступеням и опустился на колени, незаметно поправляя сбившийся в сторону пояс. И кивнул в сторону Хироимару. Мальчик наелся и спал, пристроившись у матери на коленях.
Хидэёси покачал головой и приложил ладонь к губам, призывая говорить тише.
— Не надо, пусть спит, — зашептал он и указал на площадь, — смотри, все довольны и веселятся.
И действительно, музыка продолжала играть, к танцующим девушкам и артистам давно присоединились гости, с нескольких сторон доносилось пение. Мицунари покачал головой. Лично он считал, что Хироимару следует унести в спальню и уложить отдыхать. Такие мероприятия явно не подходили для ребенка. Но все же он спал под этот шум…
— Ваша светлость, все очень, очень довольны, — вполголоса обратился он к Хидэёси, а затем демонстративно посмотрел в сторону помоста молодоженов, на котором продолжал висеть Киёмаса, и покачал головой: — Особенно некоторые…
Хидэёси проследил за его взглядом.
— Чем ты недоволен опять? — он тихонько хихикнул.
— Киёмаса пьян, ваша светлость. Совершенно пьян. И, судя по всему, сейчас рассказывает юному Токугаве о том, как мы брали Китаносё.
— О, ты отсюда слышишь? — Хидэёси прыснул и округлил удивленно глаза.
Мицунари вздохнул:
— Я несчетное количество раз слышал эту историю. В том числе — на свадьбе вашей светлости и госпожи Тяти. Вы помните, что было потом?
Хидэёси нахмурился:
— Пожалуй что… и что ты предлагаешь?
— Я предлагаю объявить мужские игры. Сумо, перетягивание каната. Мои люди уже подготовили луки. Если вам будет угодно — можно устроить скачки.
— О, Мицунари, правильно! Отличная идея, пока все еще не напились! Но только на условии — ты тоже участвуешь!
— Ваша светлость… — смутился Мицунари, — разве только лук…
— Брось, — притворно рыкнул Хидэёси, и Хироимару заворочался и закряхтел.
— Ваша светлость… — Тятя наклонилась к Хидэёси. — Можно тогда няня все же заберет Хирои? Сейчас будет очень шумно, и кроме того…
— А ну замолчи! — теперь не притворяясь, рявкнул Хидэёси. — Нечего из парня бабу растить! Проснется — пусть смотрит, как развлекаются мужчины! Или нет! Мицунари, распорядись, чтобы принесли и его лук тоже! Он будет участвовать в соревнованиях!
— Конечно, сейчас, — Мицунари поклонился, уже собираясь уйти.
— Стой, — поймал его за рукав Хидэёси, — приведи сюда Хидэтаду. Он со мной сегодня еще не пил.
Исида Мицунари, одетый в роскошный парадный костюм из темно-багрового, расшитого золотыми и темно-синими узорами шелка, степенно поднялся по ступенькам и согнулся в глубоком вежливом поклоне. Нарочито глубоком и демонстративно вежливом. И только поднимаясь, он едва заметно улыбнулся Го — тепло и ободряюще.
Го не знала причины неприязни своего теперь уже мужа и господина Исиды, но саму эту неприязнь трудно было не заметить. За безукоризненными манерами обоих даже сейчас чувствовалось скрытое напряжение.
Ничего, позже она расспросит Хидэтаду и выяснит причину. И, может быть, ей удастся их примирить. Сама она относилась к Исиде Мицунари так, как, вероятно, могла бы относиться к своему старшему брату, останься тот в живых. Но брата своего она совершенно не помнила, как и родного отца, а вот господин Исида… В ее память навсегда врезалась картинка, как почерневшая от горя и отказывающаяся от еды Тятя, все время сидящая в углу комнаты, словно каменная статуя, вдруг оживает и бьется в рыданиях у него на плече.
Исида Мицунари как никто заботился обо всех троих сестрах. И всегда был рядом, если самой Го нужна была поддержка или просто жизнь поворачивалась своей темной стороной. Он каким-то волшебным образом узнавал о ее печалях и бедах. И если они не могли увидеться лично, то письма, полные единственно правильных и подходящих слов утешения, всегда приходили вовремя. Го знала, что многие, очень многие не любят Исиду Мицунари. Но они просто совершенно его не знали. И, кроме того, у таких честных, верных и порядочных людей всегда море врагов.
Она тоже тепло улыбнулась в ответ и наклонила голову и плечи.
— Господин Токугава… — Мицунари сделал паузу, — его светлость желает лично поздравить вас с этим знаменательным днем и поэтому призывает вас подойти к нему и разделить с ним чашу. Соблаговолите не мешкать.
— И в мыслях не было задерживаться, когда мне оказана такая высокая честь! — Хидэтада коснулся руки госпожи Ого, словно извиняясь, и встал. А когда он спустился вниз, Мицунари обратился к Киёмасе:
— Тебе я тоже советую уйти.
— Ты меня прогоняешь? С чего это? — с угрозой спросил Киёмаса.
— С того, что сейчас будет борьба сумо. И тебе стоит пойти переодеться, если ты не хочешь запутаться в своих роскошных цветастых штанах.
— О! Спасибо, Мицунари! Дай я тебя обниму! — Киёмаса потянулся обеими руками через ограждение, но Мицунари увернулся. И, едва заметно наклонившись, слегка сжал руку Го.
Го тихонько сжала его пальцы в ответ. Сначала она решила, что это просто дружеский жест поддержки, но внезапно почувствовала, как небольшой свернутый кусочек бумаги скользнул в ее ладонь. Она подняла голову. Исида Мицунари слегка прикрыл глаза, отвернулся, спустился вниз и, совершенно бесцеремонно взяв двумя пальцами за рукав Киёмасу, повел того прочь. И Киёмаса неожиданно послушно последовал за ним.
Го была очень благодарна господину Исиде за то, что он увел Като Киёмасу. Нет, она не питала к нему такого страха и ненависти, как Тятя, но все равно… он не был тем человеком, которого она сейчас хотела видеть. И тем более — слышать. Она нагнулась словно бы за розовым шариком моти[50], быстро развернула записку и, прикрыв рукавом нижнюю часть лица, словно она ест, быстро прочитала написанное.
«Виноградный павильон, восточная сторона сада»
Холодок пополз у нее по спине. И в то же мгновение ей стало ужасно стыдно за свой страх. Не один Исида Мицунари был рядом с ней в тяжелые времена.