Имоджин гордо сказала:
— Государь, если бы мой муж не был ранен, его воинское искусство не дало бы лорду Ворбрику никакого шанса.
Она слишком поздно поняла, что так уверенно отвечать королю не стоило.
Генрих мрачно посмотрел на нее.
— Вы что, не понимаете, женщина, что рука Божья направляет правосудие во время сражения?! Самый слабый может победить сильнейшего, если Господь Бог на его стороне.
Было похоже, что перед ней открылась дверь в яркий солнечный день, хотя Имоджин побоялась пройти через нее. Но не войти туда тоже не смогла — перед ней было столько соблазнов. Она глубоко вздохнула.
— Тогда, государь, Бог был явно на моей стороне!
В зале снова раздался шум, но на этот раз не такой зловещий. Имоджин даже показалось, что она услышала, как кто-то рассмеялся. Но она могла и ошибаться из-за сильного волнения. Она прекрасно понимала, что никто из лендлордов не станет оспаривать право наказывать врагов без того, чтобы не ослабить свои собственные позиции в данном вопросе. Поэтому сейчас они были на ее стороне, а не на стороне короля.
Имоджин уловила, как что-то промелькнуло в глазах Генриха. Что это было — злость или восхищение? От волнения у нее стала кружиться голова. Может, она все-таки упадет в обморок перед ними? И без всякого притворства…
Генрих продолжал раздраженно барабанить пальцами по столу.
— Имоджин из Каррисфорда, у тебя слишком острый язык, и чувствуется хорошая школа. Теперь посмотрим, как ты сможешь оправдать свое нападение на собственного супруга.
Это значит, что я смогла отвести от себя первое обвинение, неуверенно подумала Имоджин.
— Ну-у-у! — приказал ей король. Женщина попыталась заговорить, но не смогла найти нужных слов.
— Я подумала, что он будет убит, — просто ответила она королю.
В зале воцарилась тишина, более красноречивая, чем любые слова и выкрики.
Генрих тяжело откинулся на спинку кресла.
— Ты считала, что лорд Фицроджер не сможет победить лорда Ворбрика? Но ведь ты только что утверждала совершенно противоположное.
Имоджин быстро посмотрела на Тайрона, но ничего не смогла прочитать у него на лице и склонила голову.
— Я подумала, что он недооценивает серьезности своих ран, государь.
Она понимала, что так не защищаются, и ждала приговора. Но король поразил ее, обратившись к ее мужу.
— Милорд Фицроджер, права ли в данном случае ваша жена? Как вы считаете, смог бы убить вас во время этого поединка Ворбрик?
— Как всегда, государь, я полагался только на волю Божию, — ответил ему Фицроджер.
Имоджин снова взглянула на Фицроджера. Он бросил в ответ холодный взгляд.
— Но если заглянуть в прошлое, — продолжал раздраженно настаивать король, — Как вы считаете, ваши раны не позволили бы вам победить в этом поединке?
— По-моему, нет, — просто ответил ему Фицроджер. — Я не мог пользоваться правой ногой и обеими руками.
Имоджин так хотелось оглянуться в зал, чтобы понять, как на это отреагировали все присутствующие. От них зависело все! Но она понимала, что они никогда не примирятся с тем, что женщина посмела что-то сама решать, даже если она пыталась спасти жизнь своего мужа.
Наконец король обратился к присутствующим:
— Итак, по первому обвинению. Леди Имоджин заявила, что, будучи сюзереном Каррисфорда, она имела право мстить лорду Ворбрику за преступления, совершенные против нее самой и ее людей. Кто-нибудь будет против этого?
У Имоджин в душе загорелась искорка надежды. Генрих так составил фразу, что было маловероятно, чтобы кто-то стал возражать. Наоборот, все лендлорды и рыцари станут поддерживать право лорда в таких случаях действовать подобным образом, даже если хозяйка замка была женщина.
Генрих не услышал возражений и сказал:
— Значит, так тому и быть. Но всем следует помнить, что мы стремимся, чтобы правосудие было справедливым и равнозначным по всей нашей стране, и если были бы какие-либо сомнения в отношении вины Ворбрика, я бы сегодня обязательно высказал свои сомнения.
Имоджин почувствовала, как к ней стала возвращаться надежда на лучший исход дела. Но это было опасное чувство — оно ослабило ее внимание. Правда, как ни оценивай ситуацию, главное обвинение было с нее снято.
— Сейчас, — заявил Генрих, — мы должны рассмотреть второе обвинение. Леди Имоджин не отрицает, что она ударила своего мужа и моего вассала. Он потерял сознание и был связан. Она оправдывает свои действия тем, что сделала это ради его же блага. Таким образом, приходится подозревать, что она посчитала, что ее муж не в состоянии управляться со своими делами без ее помощи. Несмотря на это, лорд Фицроджер желает проявить милосердие и наказать ее не в полной мере. Исходя из его больших заслуг перед нами, мы желаем отмести любое оскорбление, которое могло быть нам нанесено.
Имоджин почти перестала дышать.
— Но не выходит ли этот случай за сферу влияния его личной и нашей снисходительности? Кто-нибудь желает высказаться по данному вопросу?
В зале разразилась настоящая буря, и Имоджин испугалась.
Генрих призвал присутствующих к порядку, и мужчины стали выступать по очереди. Они использовали разные слова, но суть оставалась одной и той же: нельзя позволить женщинам верховенствовать над мужчинами и распоряжаться их жизнью, даже если у них было желание защитить мужа. Неужели мужчин можно, как младенцев, держать подальше от острого лезвия меча или от огня?!
А женщины, значит, младенцы, подумала Имоджин, но вы стараетесь удержать нас, чтобы мы не делали наших собственных ошибок. Но у нее хватило ума не высказать вслух подобную крамолу.
Когда все уже высказались, Генрих спросил:
— Никто из вас не желает сказать что-либо в поддержку Имоджин из Каррисфорда?
Имоджин не смогла сдержаться и посмотрела на Фицроджера. Он не отвел от нее взгляда и не стал ничего говорить против нее, но и не выступил в ее защиту. Она понуро опустила голову.
— Имоджин из Каррисфорда, — произнес король. — Вы еще молоды, и в последнее время на вашу долю выпали тяжелые испытания. Сначала вас покинул любимый отец, потом разбойники Ворбрика напали на вас и разгромили ваш замок. Свидетели рассказали нам, что вы, чтобы сохранить родной очаг, действовали решительно и смело. Перед совершением преступления вы сами находились в опасности и были вынуждены действовать вопреки женскому характеру. В конце концов вам удалось спастись бегством. Учитывая веру в вас со стороны вашего мужа, нам придется признать тот факт, что под влиянием вынужденных поступков и действий, не присущих женской натуре, ваш разум временно помутился. Мы накладываем на вас наказание. Оно станет для вас единственным: вы преклоните перед нами колени и покаятесь перед распятием, что совершили не правильные деяния, и станете молить вашего мужа о прощении.
Вперед вышел монах с мрачным лицом и передал Имоджин украшенный драгоценными камнями крест с мощами.
Имоджин приняла его и обвела все вокруг диким взглядом. Она взглянула на Фицроджера и заметила, как странные искорки промелькнули в его непроницаемых холодных глазах. Он понимает, что она не может произнести подобную клятву?
Несчастная упала на колени и крепко прижала распятие к груди.
— Я клянусь на животворящем кресте, — сказала она, — что искренне сожалею, что стала причиной всех этих страданий. Я молю о прощении моего мужа, моего короля и всех здесь присутствующих.
Имоджин было не так легко произнести все эти слова.
— Леди Имоджин, — заявил король. — Я уверен, что вы искренне сожалеете, что вам пришлось присутствовать здесь в подобном качестве, но вам следует более четко сформулировать свое покаяние.
Имоджин попыталась еще раз, но все завершилось с тем же результатом.
— Перед святым крестом я искренне раскаиваюсь, что совершила подобный проступок в отношении моего супруга, и молю его о прощении.
В зале началось волнение. Крики звучали все громче и громче, пока снова не разразилась буря. Король покачал головой и сказал:
— Вы не собираетесь произнести клятву, леди Имоджин, не так ли?
Она посмотрела на него сквозь пелену слез.
— Я уже один раз в жизни лживо поклялась на кресте, государь, и душа моя потом сильно страдала из-за этого. Я не могу сделать подобную вещь еще раз. Ваше величество, я люблю моего мужа и не могу согласиться с тем, что было не правильным с моей стороны попытаться сохранить ему жизнь, если даже я сейчас так страдаю из-за этого. Я искренне молю его и вас о прощении. Я прошу всех присутствующих простить меня, потому что мои действия так расстроили всех, и понимаю, что мой отказ принести клятву делает мое положение еще более серьезным.
Было видно, что Генрих был раздражен. Его пальцы выбивали сердитую дробь на крышке стола.
В наступившей тишине поднялся Фицроджер. Он, протянул руку.
— Кнут, — попросил он.
Имоджин вздрогнула, когда поняла, что за ним не было нужно идти куда-то далеко. Она не сводила взгляда с мужа, пока тот приближался к ней. Он все еще слегка прихрамывал.
— Сними свой плащ, — приказал он жене. У нее пересохло во рту. Девушка расстегнула застежку, и плащ волнами опустился к ее ногам.
Имоджин не сводила с него взгляда. Фицроджер казался таким же высоким и смуглым, как тогда, когда она увидела его в первый раз в Кливе. Тогда он сек провинившихся стражников.
— Ты признаешь, что я должен тебя высечь? — спросил ее Тайрон.
Она кивнула головой, потом ей удалось выдавить из себя несколько слов:
— Да, милорд.
— Прав ли я, что, когда ты собиралась ударить меня по голове камнем, ты понимала, что тебя позже ждет за это наказание?
— Да, милорд.
— Тогда мне не стоит разочаровывать тебя, — сказал Фицроджер.
Просвистел кнут, и Имоджин резко перевела дыхание после огня, ожегшего ей спину. Она смотрела вперед, все еще прижимая к себе крест, и молила Богородицу, чтобы ей хватило сил выдержать наказание.
Фицроджер отошел от нее и бросил кнут на стол.