– Да, теперь ясно.
– Я хотела сказать… нам не стоит придавать нашим отношениям слишком личный… эмоциональный характер. Тебе хватает своих дел. Мне незачем сейчас влезать в твою жизнь.
– Но это же моя забота, не так ли?
– Ты уверен? Но это уже не твоя частная жизнь, Чарли. У тебя появились обязанности… не только перед профессором Нимуром и доктором Штраусом, но и перед миллионами тех, кто сможет последовать за тобой.
Чем больше она рассуждала в таком духе, тем хуже мне становилось. Она высветила мою неотесанность, мое непонимание того, о чем следует говорить и о чем не следует, что надо делать и чего не надо. В ее глазах я вьюнош и путаник, которому надо половчей отказать.
Когда мы подошли к ее квартире, она улыбнулась, и на мгновение мне показалось, что она меня пригласит к себе, но прозвучало тихое:
– Спокойной ночи, Чарли. Спасибо тебе за прекрасный вечер.
Я собирался поцеловать ее на прощание. Я уже думал об этом. Разве женщина не ждет такого поцелуя? В прочитанных мной романах и просмотренных фильмах первый шаг делает мужчина. Еще вчера решил, что я ее поцелую. Но следующей была мысль: а если она мне откажет?
Я сделал шаг к ней и уже собирался положить ладонь ей на плечо, но она меня опередила, перехватив мою руку.
– Не стоит, Чарли, переходить к близости. Пока еще рано.
Я не успел спросить, что она имеет в виду под словами «пока еще рано», как она уже шагнула через порог.
– Спокойной ночи, Чарли. И еще раз спасибо за прекрасный вечер.
Дверь закрылась перед моим носом.
Я был зол на нее, и на себя, и на весь мир, но к тому времени, когда я пришел домой, до меня дошло, что она права. Уж не знаю, питает ли она ко мне какие-то чувства или просто старается быть доброй. Ну что во мне такого привлекательного? Проблема в том, что я никогда не испытывал ничего подобного. Поди пойми, как правильно вести себя с другим человеком. А тем более с женщиной.
Книжки не дают толкового совета.
Но в следующий раз я ее поцелую.
Что меня среди прочего сбивает с толку, так это непонимание вот чего: когда я вижу нечто из прошлого, значит ли это, что так оно и было, или так когда-то казалось, или я вообще все это придумал. Я похож на человека, который провел свою жизнь в полусне и теперь пытается узнать, каким же он был до того, как проснулся. Все в замедленном движении и как в тумане.
Сегодня у меня был кошмарный сон, а утром я кое-что вспомнил.
Сначала сон: я бегу по длинному коридору, глаза залепляют клубы пыли. Порой я разворачиваюсь и бегу обратно. Мне страшно, потому что я кое-что прячу в кармане. Не знаю, что это и откуда взялось, но спрятанное хотят у меня отнять, и меня это пугает.
Внезапно обваливается стена, и я вижу рыжеволосую девушку, протягивающую мне руки. Ее лицо – безликая маска. Она меня обнимает, целует и ласкает, и я тоже хочу прижать ее к себе, но мне боязно. Знаю, что мне нельзя прикасаться к девушке. Ее тело трется о мое, и я чувствую внутри странное возбуждение и пульсацию, отчего мне становится тепло. Я поднимаю глаза и вижу окровавленный нож у нее в руке.
Я бегу и кричу, но изо рта не вырывается ни звука, и в карманах моих пусто. Я шарю в карманах и не могу понять, что я потерял и зачем я это прятал. Мои руки тоже в крови.
Проснувшись, я сразу подумал об Алисе, и меня охватила такая же паника, как во сне. Чего я боюсь? Не иначе как ножа.
Я сделал себе кофе и выкурил сигарету. Такое приснилось мне впервые, и это точно связано с вечером, который мы провели вместе. Мои мысли об Алисе приняли другой ход.
Свободные ассоциации – непростой процесс, трудно контролировать хаотическое движение своих мыслей… надо держать сознание открытым и впускать в него все, что приходит в голову… мысли роятся на поверхности, как пузырьки в ванне… женщина… девочка… Норма… я подглядываю в замочную скважину… вот она выходит из ванны, чтобы вытереться полотенцем, и я вижу, что ее тело отличается от моего. Ему чего-то не хватает.
Я бегу по коридору… за мной гонится… не человек… большой сверкающий кухонный нож… я пытаюсь закричать, но у меня не получается, потому что мне перерезали горло и я истекаю кровью…
– Мама, Чарли подглядывает за мной в замочную скважину!
Чем она от меня отличается? Что с ней не так?.. кровь… темный закуток…
Три слепых мышонка… три слепых мышонка… убегают в сад… убегают в сад… Хвостики отрезать… хвостики отрезать… им ножом хотят!
Чарли один на кухне, раннее утро. Все еще спали, а он играл со своей вертушкой. А когда наклонился, у него отлетела пуговица от рубашки и, прокатившись по полосатому линолеуму, докатилась до ванной комнаты… и исчезла из виду. В поисках пуговицы он заходит в ванную, где стоит корзина для грязного белья. Он любит доставать оттуда вещи и их разглядывать. Папины… мамины… платья Нормы. Однажды он надел ее платьице, чтобы изобразить из себя Норму, и был за это отшлепан мамой. И вот сейчас он находит в корзине исподнее белье сестры – с пятнами крови. За что ее так наказали? Он струхнул не на шутку. А если с ним так обойдутся…
Почему это детское воспоминание так крепко во мне засело? И почему оно всплыло именно сейчас? Это как-то связано с Алисой?
Сейчас я понимаю, почему меня учили держаться подальше от женщин. Мне не стоило признаваться в своих чувствах Алисе. Я не должен думать о женщине в таком контексте – пока, во всяком случае.
Я пишу эти слова, но что-то во мне кричит: все не так просто! Я личность. Я был ею даже до операции. И я вправе кого-то полюбить.
Даже сейчас, когда я знаю, что происходит за спиной у мистера Доннера, мне трудно в это поверить. Впервые я обратил внимание на нечто странное два дня назад в час пик. Джимпи, стоя за прилавком, заворачивал именинный торт для одного из наших постоянных клиентов. Торт стоит $3,95. Но за кассой Джимпи пробил $2,95. Я сказал ему, что он ошибся, а в зеркале за его спиной я увидел, как покупатель с улыбочкой ему подмигнул и он улыбнулся в ответ. А когда мужчина взял сдачу, я заметил, как в ладони Джимпи сверкнула большая серебряная монета, которую он сразу сжал в кулаке, а затем сунул полдоллара в карман.
– Чарли, – обратилась ко мне женщина из-за спины. – У вас еще остались эклеры с кремом?
– Сейчас схожу узнаю.
Неожиданная пауза пришлась ко двору, дала мне возможность обдумать увиденное. Джимпи не совершил ошибки, это ясно. Он сознательно занизил цену, у них тайный сговор.
Я привалился к стене, не зная, что мне делать. Джимпи работает на мистера Доннера больше пятнадцати лет. Доннер, относящийся к своим служащим как к близким друзьям или родственникам, не раз приглашал Джимпи и его семью к себе домой на ужин. Когда ему надо было отлучиться, он оставлял его за главного в пекарне. Я слышал истории про то, как Доннер однажды дал ему деньги на оплату больничных счетов его жены.
Как можно обокрасть такого человека? Этому должно быть какое-то объяснение. Наверно, Джимпи все-таки ошибся у кассы, а полдоллара получил в качестве чаевых. Или у мистера Доннера есть особое соглашение с этим клиентом, который регулярно покупает у нас эклеры. Только не воровство. Джимпи всегда так добр со мной.
Лучше ничего не знать. Я отводил глаза от прилавка, когда вернулся с полным подносом эклеров и других пирожных, а также булочек и кексов.
А потом в пекарню пришла рыженькая женщина – она всякий раз щипала меня за щеку с шуточкой, что непременно подыщет мне девушку, – и я впервые задумался над тем, что она всегда приходит, когда Доннер где-то на ланче, а за прилавком стоит Джимпи. Он, кстати, частенько посылает меня к ней с доставкой продуктов на дом.
Я невольно посчитал в уме стоимость ее покупок – $4,53. И нарочно отвернулся, чтобы не видеть, какой итог выдаст тренькающая касса. Я и хотел знать правду, и боялся ее узнать.
– Два сорок пять, миссис Уилер, – сказал Джимпи.
Треньк кассы. Подсчет сдачи. Стук выдвижного ящика.
– Спасибо, миссис Уилер.
Я повернулся в тот момент, когда он опускал денежку в карман, и я услышал перезвон монет.
Сколько раз он использовал меня в качестве доставщика и занижал ей цену, чтобы потом поделить разницу? Помогал ли я ему воровать все три года, что он меня использовал?
Я не мог отвести глаз от Джимпи. Он тяжело расхаживал за прилавком, из-под бумажного колпака струился пот. Он казался оживленным и добродушным, но, поймав мой взгляд, нахмурился и отвернулся.
Хотелось его ударить. Зайти за прилавок и врезать ему по физии. Не помню, чтобы я когда-нибудь хоть кого-то ненавидел, но в то утро меня просто распирало.
Сидя один в тихой комнате, я изложил все на бумаге, однако легче от этого не стало. Каждый раз, когда я думаю о том, как Джимпи прикарманивал денежки мистера Доннера, мне хочется что-нибудь разбить. Не думаю, что я способен на насилие, и хорошо. Кажется, за всю жизнь я никого не ударил.
Но мне надо принять решение. Сказать Доннеру, что помощник, которому он доверяет, столько лет его обкрадывал? Джимпи будет все отрицать, а я не смогу ничего доказать. И как это ударит по мистеру Доннеру?
Я в растерянности.
Не могу уснуть. Меня это достало до самых печенок. Я слишком многим обязан мистеру Доннеру, чтобы стоять в сторонке и смотреть, как его обворовывают. Мое молчание ставит меня на одну доску с Джимпи. Но вправе ли я на него доносить? Больше всего меня напрягает, что, когда посылал меня с доставкой, он меня использовал, чтобы обкрадывать Доннера. Пока я этого не знал, я был не при делах – то есть не виноват. Но теперь, когда я знаю и молчу, я ничем не лучше его.
И все же… Джимпи мой коллега. У него трое детей. Что, если Доннер его уволит? Он может не найти себе другую работу – с его-то косолапой ногой.
Разве это моя забота?
Как поступить правильно? С моим нынешним умом я не могу решить такую простую задачку. Ирония судьбы, иначе не скажешь.