Как странно, что люди искренние и здравомыслящие, которые не стали бы использовать в своих интересах человека без рук, или ног, или глаз, как ни в чем не бывало издеваются над тем, кто родился с низким интеллектом. Меня душила ярость: ведь в недалеком прошлом я, как и этот паренек, выступал в роли глупого клоуна.
И чуть не забыл.
Еще совсем недавно я узнал, что люди надо мной смеялись. И вот, не отдавая себе в этом отчета, я вместе с толпой посмеялся над собой. Что может быть больнее…
Когда я перечитывал мои первые отчеты, бросались в глаза неграмотность, детская наивность, низкий интеллект, смотрящий из темной комнаты сквозь замочную скважину на яркий свет вовне. В своих снах и воспоминаниях я видел, как Чарли робко, но счастливо улыбается тому, что люди говорят о нем. Даже при всей моей тупости я осознавал свою ущербность. Другие люди обладали чем-то таким, чего я был лишен… в чем мне было отказано. Несмотря на умственную слепоту, я все же догадывался, что все как-то связано с умением читать и писать, и я был уверен, что, овладев этими навыками, я стану умнее.
Даже слабоумный мечтает быть таким же, как все.
Дитя может не знать, как себя накормить, однако он знает, что такое голод.
Этот день пошел мне на пользу. Оставь уже эти детские страхи по поводу прошлого и будущего. Отдай часть себя окружающим. Примени свои знания и умения в области человеческого интеллекта. Кто еще так оснащен? Кто еще успел пожить в обоих мирах?
Завтра я свяжусь с советом директоров фонда Уэлберга и попрошу разрешения на независимое участие в этом проекте. Если меня допустят, я постараюсь помочь коллегам. Есть у меня кое-какие идеи.
Эта техника, если ее усовершенствовать, сможет творить чудеса. Я ведь смог стать гением – а как насчет пяти с лишним миллионов умственно отсталых в Соединенных Штатах? Не говоря уже о миллионах и миллионах во всем мире…плюс еще не родившихся, но уже обреченных на отсутствие интеллекта? А на какой фантастический уровень можно вывести обычных людей! А гениев?
Сколько дверей можно открыть… у меня руки чешутся поскорей применить свои знания и навыки. Я должен убедить их в том, насколько важно для меня решать эти проблемы. Я уверен, что фонд даст добро.
Но как же я устал от одиночества. Я должен все рассказать Алисе.
Сегодня я позвонил Алисе. Я нервничал и был невнятен, но как же приятно было слышать ее голос, и кажется, она тоже была рада. Она согласилась на встречу. В такси я сгорал от нетерпения – господи, как же медленно мы едем…
Я не успел постучать, как она уже открыла дверь и обвила меня руками.
– Чарли, как же мы все из-за тебя переволновались. У меня было жуткое видение: что ты лежишь мертвый в темном переулке… или бродишь как потерянный, в состоянии амнезии в каких-то трущобах. Почему ты не связался с нами и не сказал, что ты в порядке? Неужели это так трудно?
– Не отчитывай меня. Мне надо было какое-то время побыть одному и найти ответы на некоторые вопросы.
– Идем на кухню. Я приготовлю нам кофе. И чем же ты занимался?
– Днем… читал, писал, думал. А по ночам блуждал в поисках себя. И сделал маленькое открытие: Чарли за мной наблюдает.
– Не говори так. – Ее передернуло. – «За мной наблюдают»… все это не имеет никакого отношения к реальности. Обыкновенные фантазии.
– Не могу избавиться от ощущения, что это не я. Я узурпировал его место, а его самого выгнал, как выгнали меня из пекарни. Что я хочу сказать… Чарли Гордон существует в прошлом, и это прошлое реально. Нельзя построить новый дом на том же месте, не снеся старый. Но снести старого Чарли не получится. Он существует. Я отправился на его поиски и в процессе встретился с его… моим… отцом. Я всего лишь хотел доказать, что Чарли как личность существовал и в прошлом, что оправдывает мое собственное существование. Слова Нимура о том, что я дело его рук, звучали для меня оскорбительно. В результате поисков я сделал открытие: Чарли существовал не только в прошлом, он существует и сейчас. Как во мне, так и вне меня. Он постоянно вклинивался между нами. Я-то считал, что мой ум поставил между мной и им непреодолимый барьер… напыщенная, глупая гордыня… ощущение, что между мной и им нет ничего общего, ведь я даже тебя обошел по уровню IQ. Это ты заложила во мне такую дурацкую идею. Но это не все. Маленький Чарли боится женщин после того, что с ним проделывала его мать. Неужели не понятно? Все эти месяцы, пока я рос интеллектуально, у меня по-прежнему торчали в голове эмоциональные проводки малыша Чарли. И всякий раз, когда я к тебе приближался и думал, не заняться ли нам любовью, происходило короткое замыкание.
Я находился в возбуждении, и голос мой обрушивался на нее так, что в какой-то момент она задрожала, а лицо сделалось пунцовым.
– Чарли, – прошептала она. – Я могу тебе чем-то помочь?
– Мне кажется, за эти недели, что я не был в лаборатории, я изменился. Раньше я не понимал, с какого боку зайти, а нынче ночью, когда бродил по городу, мне это открылось. Глупо пытаться все решить в одиночку. Чем глубже я погружаюсь в месиво из сновидений и воспоминаний, тем мне яснее становится: эмоциональные проблемы не решаются так, как решаются интеллектуальные. Таков результат этой ночи. Я сказал себе: ты скитаешься как потерянная душа. И я увидел, как я потерялся. Каким-то образом эмоционально я отделился от всех и от всего. И все, чего я искал в темных закоулках – страшнее ничего не найдешь, – это способ каким-то образом эмоционально воссоединиться с людьми, при этом сохранив свою интеллектуальную свободу. Я должен подрасти. Для меня это означает все…
Я говорил не умолкая, выплевывая из себя каждое сомнение и страх, которые пузырьками всплывали на поверхность. А она, мой резонатор, сидела словно загипнотизированная. Я чувствовал, как меня охватывает жар, лихорадка, и вот я уже как будто в огне. Я сжигал в нем свою заразу – перед ней, которая мне небезразлична, и в этом-то заключалась вся суть.
Но я переборщил. Ее дрожь сменилась слезами. Мой взгляд остановился на картине над диваном – съежившаяся пунцовая девица – и я подумал: интересно, что сейчас испытывает Алиса? Я знал, что она готова мне отдаться, и я желал ее – а что Чарли?
Может, он не станет вмешиваться, если я займусь любовью с Фэй. Будет просто стоять в дверях и смотреть. Но стоило мне сблизиться с Алисой, как он запаниковал. Почему моя близость с Алисой вызывает у него страх?
Она сидела на диване, глядя на меня в ожидании дальнейших действий. И что же мне делать? Я уже готов был ее обнять и…
И тут я получил предупреждающий сигнал.
– Чарли, что с тобой? Ты побледнел.
Я сел рядом.
– Голова немного закружилась. Сейчас пройдет.
Но я-то знал: дальше будет только хуже, если Чарли почувствует опасность в том, что я сейчас займусь любовью с Алисой.
И вдруг меня осенило. Поначалу эта мысль вызвала у меня отвращение, но потом я убедил себя в том, что единственный способ преодолеть паралич – это перехитрить маленького Чарли. Если по какой-то причине он остерегается Алисы, в отличие от Фэй, значит, я погашу свет и сделаю вид, что занимаюсь любовью с последней. И тогда он не почувствует разницы.
Конечно, это неправильно, даже отвратительно, но если сработает, то это ослабит хватку, которой Чарли сковал мои эмоции. И ведь я так и так буду знать, что на самом деле я занимался любовью с Алисой, просто иного выхода у меня не было.
– Мне уже лучше, – сказал я. – Давай посидим в темноте. – С этими словами я выключил свет, чтобы собраться с силами. Легко не будет. Я должен настроиться, визуализировать Фэй, внушить себе, что рядом со мной сидит она. И даже если он, отделившись от меня, захочет понаблюдать за происходящим, он все равно в темноте ничего не увидит.
Я еще подождал некоего знака – очередного симптома паники, – а вдруг он что-то заподозрил? Но нет. Я чувствовал бодрость и спокойствие. Моя рука обвилась вокруг нее.
– Чарли, я…
– Не надо слов! – огрызнулся я, и она от меня отшатнулась. – Пожалуйста, – постарался ее успокоить я. – Не говори ничего. Дай мне просто подержать тебя в объятьях.
Я прижал ее к себе и, закрыв глаза, представил себе Фэй с ее длинными блондинистыми волосами и светлой кожей. Ту Фэй, которую я видел в последний раз. Я целовал ее волосы, ее шею и, наконец, ее губы. Руки Фэй гладили мою спину, плечи, и во мне росло желание, какого я еще никогда не испытывал к женщине. Поначалу я ласкал ее медленно, но чем дальше, тем нетерпеливее, со всевозрастающим возбуждением.
По шее побежали мурашки. В комнате был третий, пытающийся что-то разглядеть в темноте. Я лихорадочно повторял про себя: «Фэй! Фэй! ФЭЙ!» Я ясно видел ее лицо. Казалось, уже ничто не может вбить между нами клин. Она теснее прижала меня к себе… и тут я с криком ее оттолкнул.
– Чарли! – Хотя я не видел ее лица, в этом возгласе отразился настоящий шок.
– Нет, Алиса! Я не могу. Тебе это не понять.
Я вскочил с дивана и включил свет. Я как будто ожидал увидеть его, стоящего рядом. Но, разумеется, не увидел. Только двое, она и я. Остальное – в моем мозгу. Алиса лежала с расстегнутой блузкой, раскрасневшаяся, в глазах неверие в то, что произошло.
– Я люблю тебя, – с трудом выдавил я из себя, – но нет… Не могу тебе объяснить, но если бы я сейчас не остановился, то возненавидел бы себя до конца своих дней. Не проси объяснений, или ты тоже меня возненавидишь. Все это связано с Чарли. По какой-то причине он не позволяет мне заняться с тобой любовью.
Она отвернулась, застегивая блузку.
– Сегодня все было иначе, – сказала она. – У тебя не было ни тошноты, ни паники. И ты по-настоящему хотел меня.
– Да, я тебя хотел, но это была бы не любовь. Я бы тебя использовал… в каком-то смысле… не могу объяснить. Я и сам до конца не понимаю. Будем считать, что я еще не готов. А делать вид или напрямую обманывать или изображать, что все хорошо, хотя это не так, я не могу. Еще один тупик.