– Ты в этом погряз, разве нет? Я же вижу, что ты ею сильно увлечен.
– Не так сильно.
– Ты ей рассказывал о себе?
– Нет.
Она едва заметно расслабилась. Сохранив в тайне мое прошлое, я в каком-то смысле не до конца вверил себя Фэй.
– Мы же оба знаем: при всех своих прелестях, она бы тебя не поняла.
– Я в ней нуждался, как и она во мне, – сказал я. – К тому же мы соседи, очень удобно. Вот, собственно, и все. Но я бы не называл это любовью… это не то, что существует между нами.
С озабоченным видом она опустила глаза на свои руки:
– Я так и не могу понять, что существует между нами.
– Нечто настолько глубокое и важное, что сидящий во мне Чарли приходит в ужас всякий раз, когда я хочу заняться с тобой любовью.
– А когда с ней – нет?
Я пожал плечами:
– По его реакции я вижу, что ему это неважно. Нет повода паниковать.
– Отлично! – Она рассмеялась. – Какая ирония! Есть за что его возненавидеть. И как, по-твоему, он когда-нибудь позволит тебе… нам…
– Не знаю. Надеюсь, что позволит.
Мы расстались возле ее входной двери. Обменялись рукопожатием, но, как ни странно, ощущение близости было сильнее, чем объятье.
Я вернулся домой и любился с Фэй, думая об Алисе.
Я вкалываю двадцать четыре часа в сутки. Невзирая на протесты Фэй, я попросил поставить мне в лаборатории кушетку. Фэй тянет одеяло на себя и ревнует к моей работе. Она, скорее, готова терпеть другую женщину, чем мое тотальное погружение в то, что ей непонятно. Я боялся, что мы к этому придем, но мое терпение кончилось. Я ревную к каждой впустую потраченной минуте и досадую на любого, кто пытается украсть у меня время.
В основном я делаю рабочие заметки, которые держу в особой папке, но иногда по привычке фиксирую свои настроения и общие мысли.
Расчеты интеллекта – увлекательное занятие. В некотором смысле это проблема моей жизни. Есть к чему приложить все мои приобретенные знания.
Само время приобрело новое измерение – погружение в работу в поисках ответов. Мир вокруг меня, как и мое прошлое, отдалился и исказился, пространство и время стали похожи на ириску, вытянутую и перекрученную так, что ее уже не узнать. Единственная реальность – это клетки, мыши и лабораторное оборудование на четвертом этаже главного здания.
День и ночь перемешались. Я должен уложить исследование всей жизни в несколько недель. Я понимаю, что надо бы взять передышку, но только после того, как я пойму, что со мной происходит.
Алиса – моя помощница. Она приносит мне сэндвичи вместе с кофе и не требует ничего взамен.
Восприятие у меня обостренное и ясное, каждый миг высвечивается так, что все краски переливаются. Сон на рабочем месте – тот еще эффект. Запахи лабораторных животных – собак, обезьян, мышей – уносят меня в воспоминания, когда трудно понять, это какие-то новые ощущения или что-то из прошлого. Невозможно сказать, в какой пропорции соотносятся память и реальность, так они слились в одно странное целое: вчера и сегодня, реакция на стимулы в моих мозговых центрах и реакция на стимулы в этой комнате. Как будто все мои знания слепились в хрустальный шар, который вращается передо мной, поблескивая ярчайшими гранями…
Вот самец шимпанзе сидит в клетке и поглядывает на меня сонными глазами, потирая щеки старческими морщинистыми руками… чи… чии… чииии… оттолкнувшись от сетки, он повисает на качелях, где сидит самка и таращится куда-то в пространство. Самец помочился, потом покакал, обдав меня запашком, и засмеялся: чи… чии… чииии…
Он побегал, попрыгал, вверх-вниз, покачался туда-сюда, решил схватить самку за хвост, но та вовремя отодвинулась, совершенно невозмутимо. Симпатичная, с большими глазами и шуршащим хвостом. Дать ей орешек? Нет, смотритель наорет. Табличка предупреждает: «Не кормить животных!» А погладить? Тоже нет. Ладно, схожу к слонам.
За окном гуляет толпа – развеселые люди в весенних нарядах.
Элджернон лежит в собственных отходах, без всякого движения, и запахи те еще. Ну а что я?
У Фэй появился бойфренд. Вчера я пришел домой, чтобы провести время с ней. Взял бутылку и по пожарной лестнице добрался до ее окна. Хорошо, что я сначала посмотрел. Они лежали на диване. Странно, но мне было безразлично. Я даже испытал что-то вроде облегчения.
Я вернулся в лабораторию, чтобы поработать с Элджерноном. Иногда он выходит из летаргии. Периодически он даже начинает забег, но стоит только залезть в тупик, как у него случается нервный срыв. Когда я первый раз заглянул в лабораторию, он пошел мне навстречу, вроде как узнал. Он был позитивно настроен, я через люк посадил его в лабиринт, и он прямо-таки рванул по петлистой дорожке к заветному призу. Дважды он успешно все проделал. А на третий раз он преодолел половину пути, остановился на перекрестке и, нервно дернувшись, побежал не туда. Уже предвидя последствия, я захотел вытащить его раньше, чем он окажется в тупике. Но я себя сдержал, продолжая наблюдение.
Очутившись в незнакомом переулке, он притормозил, и его действия стали хаотичными: шажок вперед, остановка, два назад, разворот – и снова вперед, пока не оказался в тупике и в легком шоке не осознал, что совершил ошибку. Вместо того чтобы вернуться назад и выбрать правильный маршрут, он заходил кругами, повизгивая, как игла проигрывателя, застрявшая в борозде. Он стал бросаться на стенки, снова и снова, падая и переворачиваясь. Дважды его коготки застряли в железной сетке над головой, и он отчаянно взвизгивал и выдергивал их, а затем опять кидался, пытаясь непонятно чего добиться. И наконец сдался, свернулся в маленький плотный клубок.
Когда я его положил на ладонь, он даже не шевельнулся, так и остался в ступоре. Я пошевелил его головку, конечности – словно из воска. Я положил его обратно в клетку и подождал, пока он не ожил и не задвигался, как нормальный мышонок.
Я пока не понимаю причины его регресса: что-то сугубо личное или за этим скрывается провал, характерный для процедуры как таковой? Мне еще предстоит вывести некую формулу.
Если у меня получится и это добавит хотя бы крупицу к тому, что уже удалось узнать об умственной отсталости, и к возможностям помочь людям вроде меня, я буду удовлетворен. Что бы со мной ни случилось, я проживу тысячи нормальных жизней в оболочке тех, кто еще даже не родился.
Этого достаточно.
Я вышел на пик. Я это чувствую. Все считают, что при таком режиме я быстро сгорю, но они же не понимают: мир открылся мне во всей своей ясности и красоте, чего я раньше и представить себе не мог. Каждой своей частицей я вовлечен в работу. Днем я втягиваю ее в поры, а ночью, прежде чем я окончательно вырублюсь, идеи взрываются в моей голове подобно фейерверку. Нет большей радости, чем вспышка озарения, – и вот уже проблема решена.
Невозможно себе представить, что какая-то сила способна лишить меня этой бурлящей энергии, этого азарта, сопутствующего каждому моему рывку. Все знания, приобретенные мной за последние месяцы, как будто сплелись в один клубок, и я воспарил к высотам, где все озарено светом познания. Вот они, красота, любовь и истина как единое целое. Вот она, радость в чистом виде. Я ее обрел, и как же мне теперь от нее отказаться? Жизнь и работа – что может быть драгоценнее для мужчины? Я дорожу тем, что делаю, поскольку ответ на поставленную задачу уже зашевелился у меня в голове и скоро – очень скоро – он щелкнет в моем сознании. Я молюсь Богу, чтобы он дал мне единственный правильный ответ… а если не даст, то я приму любой ответ и буду благодарен и за это.
Новый бойфренд Фэй – учитель танцев в клубе «Звездная пыль». У меня совсем нет для нее времени, так что мне не в чем ее винить.
Последние два дня – тупик. Ничего. Где-то я не туда свернул. Я получаю много разных ответов, но не главный ответ на самый важный вопрос: каким образом регрессия Элджернона отразится на основном постулате эксперимента?
К счастью, я знаю достаточно о том, как работает наше сознание, и потому не слишком переживаю из-за этой заминки. Вместо того чтобы паниковать и сдаться (или, хуже того, до последнего выжимать ответы), лучше на время расслабиться, а мясо пока пусть само потушится. Я далеко продвинулся на сознательном уровне, теперь должны произойти таинственные операции на уровне подсознания. Необъяснимо, как все мои знания и опыт перенаправились на решение проблемы. Но слишком большие усилия лишь заморозят дело. Сколько проблем не было решено из-за того, что ученым не хватило знаний или они недостаточно верили в творческий процесс и в себя и не позволяли интеллекту самому потрудиться над задачкой!
В общем, вчера решил все отложить и сходить на коктейль-вечеринку к миссис Нимур в честь двоих мужчин из Фонда Уэлберга, которые помогли ее супругу получить грант. Я планировал взять с собой Фэй, но она сказала, что у нее назначено свидание и она предпочитает пойти на танцы.
Я собирался вести себя по-светски и обзаводиться друзьями. Но в последнее время мне все труднее общаться с людьми. Уж не знаю, дело во мне или в них, но любая беседа обычно обрывается через пару минут и воздвигается барьер. Они меня боятся? Или в глубине души им на меня плевать, как и мне на них?
Я взял бокал и стал расхаживать по залу. Здесь и там сидели кучки собеседников, к таким не прибьешься. В конце концов, меня остановила хозяйка дома и представила Хайраму Харви, члену совета директоров. Миссис Нимур – женщина привлекательная, сорок с небольшим, светлые волосы, много макияжа, длинные красные ногти. Она держала Харви под руку.
– Как идут исследования? – полюбопытствовала она.
– Ожидаемо, я пытаюсь решить непростую задачку.
Она раскурила сигаретку и улыбнулась:
– Я знаю, все участники проекта благодарны вам за то, что вы предложили им свою помощь. Но подозреваю, вы бы предпочли поработать над чем-то своим. Наверное, скучно выполнять чью-то работу вместо того, чтобы продвигать собственные идеи.