Штраус приблизился и взял меня за руку:
– Чарли, мне кажется, что тебе лучше ненадолго прилечь. Ты слишком много выпил.
– Что вы се на меня так уставились? Я шо-то не то сказал? Я говорил исклчительно правильные вещи.
Слова застревали у меня во рту, а лицо словно обкололи новокаином. Я напился и себя не контролировал. И тут, как по щелчку, я увидел происходящее из дверного проема и себя – как другого Чарли… возле буфета, с бокалом в руке, глаза округлые, испуганные.
– Я всегда стараюсь делать все правильно. Мама учила меня: «Если ты будешь себя хорошо вести со всеми, то ты ни во что не вляпаешься и у тебя будет много друзей».
Я видел по его переминанию, что ему срочно надо в туалет. Господи, только не при всем честном народе.
– Изините, – сказал он. – Мне надо выйти…
Каким-то образом, несмотря на пьяный ступор, мне удалось вытащить его из зала и довести до туалета.
Он едва успел, и в считаные секунды я вернул контроль над собой. Я приложил щеку к прохладной стене, а затем вымыл лицо холодной водой. Хмель не прошел, но я понял, что все будет нормально.
И тут я увидел Чарли, наблюдающего за мной из зеркала над умывальником. Уж не знаю, как я понял, что это он, а не я сам. Что-то в пустом вопрошающем взгляде. Глаза округлые, испуганные: кажется, скажи я не то слово – и он убежит в свое зазеркалье. Но он не убежал. Продолжал смотреть – рот открыт, нижняя челюсть отвисла.
– Привет, – сказал я. – Вот мы и встретились нос к носу.
Он слегка нахмурился, как будто не понимая, о чем это я, он словно хотел попросить объяснения, но не знал как. Потом сдался и улыбнулся уголком рта.
– Стой где стоишь, прямо передо мной! – крикнул я. – Ты меня уже достал своими подглядками из дверей или из темноты, где мне тебя не достать.
Он не сводил с меня глаз.
– Кто ты, Чарли?
Ничего, кроме улыбки.
Я кивнул – и он в ответ.
– Чего ты от меня хочешь? – спросил я.
Он передернул плечами.
– Ну, смелей, – подстегивал я его. – Ты же чего-то хочешь. Зря, что ли, за мной следил…
Все-таки вырвалось. Я вел себя как спесивый эгоцентричный сукин сын. Я, в отличие от Чарли, не способен заводить друзей и думать о других людях и их проблемах. Меня интересую только я, и больше никто. В течение затянувшегося мгновения я смотрел на себя из зеркала глазами Чарли – и видел, в кого я превратился. И я устыдился.
Через несколько часов я оказался перед своим домом, поднялся по лестнице, и вот я уже на плохо освещенной лестничной клетке. В апартаментах Фэй я разглядел полоску света и направился к ее двери. Я уже собирался постучать, как вдруг услышал ее хохоток, подхваченный мужским смехом.
Время мое ушло.
Я вошел к себе и тихо стоял в полной темноте, не решаясь включать свет и даже шевелиться. В глазницах какой-то водоворот.
Что со мной произошло? Почему я совершенно один в этом мире?
Решение пришло ко мне, когда я уже засыпал. Озарение! Все сошлось, я вдруг увидел то, что следовало понять в самом начале. Какой сон! Я должен сию минуту ехать в лабораторию и проверить свою догадку по результатам в компьютере. Вот она, ошибка этого эксперимента. Я ее нашел.
И что теперь со мной будет?
Дорогой профессор Нимур,
Отдельным отправлением посылаю вам копию моего отчета, озаглавленного «Эффект Элджернона-Гордона: исследование структуры и функций возросшего интеллекта», который вы можете опубликовать, если сочтете нужным.
Как вам известно, мои эксперименты закончены. Я включил в отчет все мои формулы, а также математический анализ данных в приложении. Само собой, все это требует подтверждения.
Результаты очевидны. Сенсационные аспекты моего резкого восхождения не отменяют установленные факты. Хирургическое вмешательство и инъекции, разработанные вами и доктором Штраусом, следует расценивать как имеющие низкую или нулевую практическую пользу (на данный момент) в процессе увеличения человеческого интеллекта.
Относительно данных по Элджернону: физически он еще молод, но ментально у него регресс. Моторика затруднена, общее снижение функционирования желез, ускоренная потеря координации и серьезные проявления прогрессирующей амнезии.
Как я показал в своем отчете, эти и другие синдромы физической и умственной деградации можно спрогнозировать на основе статистически подтвержденных результатов применения моей формулы. Хотя хирургический стимул, которому мы оба были подвергнуты, привел к интенсификации и ускорению всех ментальных процессов, ошибка, которую я взял на себя смелость назвать «эффект Элджернона-Гордона», является логическим продолжением вышеназванного интеллектуального ускорения. Доказанную мной гипотезу можно описать в следующих простых терминах:
ИСКУССТВЕННО ИНДУЦИРОВАННЫЙ IQ ИДЕТ НА СПАД СО СКОРОСТЬЮ, ПРЯМО ПРОПОРЦИОНАЛЬНОЙ ЕГО РОСТУ.
Пока я способен писать, я буду записывать свои мысли и идеи в своих отчетах о проделанной работе. Одно из немногих удовольствий для одиночки, и это важно для завершения нашего исследования. Судя по всем индикаторам, моя умственная деградация произойдет довольно быстро.
Я снова и снова проверял и перепроверял данные в надежде обнаружить ошибку, но с сожалением должен констатировать: результаты неопровержимы. Да, я благодарен за мой скромный вклад в понимание связи между нашим сознанием и законами, управляющими искусственным повышением человеческого интеллекта.
Вчера доктор Штраус высказался в том духе, что провал эксперимента, опровержение выдвинутой теории – все это не менее важно для развития знаний, чем успех. Не могу с ним не согласиться. Однако мне жаль, что мой собственный вклад оказался прахом, лежащим на трудах этой команды, и особенно тех, кто столько для меня сделал.
Искренне ваш,
Чарльз Гордон
Отчет прилагается.
Копии доктору Штраусу и в Фонд Уэлберга
Я не должен паниковать, когда появятся признаки эмоциональной нестабильности и забывчивости, первые симптомы прогорания. Обнаружу ли я их в самом себе? Все, что я сейчас могу, – это фиксировать мое умственное состояние как можно объективнее, помня о том, что мой психологический журнал будет первым в своем роде – и, возможно, последним.
Сегодня утром Нимур отправил Берта с моим отчетом и статистическими данными в Университет Холлстона, чтобы лучшие специалисты в этой области проверили мои результаты и то, как я применяю мои формулы. Всю прошлую неделю Берт отслеживал пошагово мои эксперименты и методологические таблицы. Их меры предосторожности не должны вызывать у меня раздражения. Кто я такой, какой-то Чарли, недавно вскочивший на подножку… а каково будет Нимуру принять тот факт, что моя работа находится за пределами его понимания. Он уверовал в миф о собственной непогрешимости, а я всего лишь аутсайдер.
По большому счету мне все равно, что он и другие думают обо мне. Время поджимает. Работа закончена, данные выложены, и остается лишь увидеть, насколько точно я нарисовал кривую цифр по Элджернону в качестве предсказания того, что произойдет со мной.
Узнав от меня новости, Алиса расплакалась. А потом убежала. Я должен донести до нее, что нет никаких оснований считать себя виноватой.
Пока никакой определенности. Я иду в полном безмолвии под лучами яркого белого света. Все замерло в ожидании. Мне снится, что я, стоя на вершине горы, озираю землю вокруг в зеленых и желтых тонах, а солнце в зените превращает мою тень в клубочек у моих ног. А по мере того как солнце склоняется к закату, тень разворачивается и вытягивается за моей спиной, длинная и тонкая, аж до самого горизонта…
Я хочу здесь повторить то, что уже говорил доктору Штраусу. В том, что случилось, нет ничьей вины. Этот эксперимент тщательно готовился, многократно проводился над животными и получал статистическое подтверждение. Когда было решено проверить его на мне, первом человеческом существе, они резонно полагали, что нет никакой физической опасности. Никто не мог предвидеть психологических ям. Я не хочу, чтобы кто-то пострадал из-за меня.
Единственный вопрос: сколько еще я продержусь?
Нимур говорит, что мои результаты подтвердились. Это означает, что ошибка принципиальная и ставит изначальную гипотезу под вопрос. Вероятно, когда-нибудь эта проблема будет решена, но не сегодня. Я порекомендовал не проводить больше тесты на людях, пока не прольют свет дополнительные исследования на животных.
По моему ощущению, наиболее успешной линией изысканий могли бы стать опыты тех, кто изучает дисбалансы ферментов. Как и во многих других случаях, ключевым фактором здесь является время – скорость обнаружения нехватки мозговых клеток и скорость введения гормональных замещений. Я был бы рад внести свою лепту в исследования и поиски радиоизотопов для контроля коры головного мозга, но теперь мне понятно, что времени на это у меня нет.
Я становлюсь рассеянным. Откладываю какие-то вещи на столе подальше или прячу их в выдвижном ящике, а когда не могу найти, выхожу из себя и кидаюсь на окружающих. Первые признаки?
Элджернон умер два дня назад. Я обнаружил его в полпятого утра, когда вернулся в лабораторию после гуляния по набережной, – он лежал на боку, вытянувшись в углу клетки. Как будто бежит во сне.
Вскрытие трупа показало правильность моих прогнозов. Его мозг, в сравнении с нормальным, весил меньше, извилины разгладились, а трещины на поверхности мозга углубились и расширились.
Становится страшно при мысли, что нечто подобное сейчас происходит со мной. Картина того, что случилось с Элджерноном, делает все реальным. Впервые я испытываю страх перед будущим.
Я положил тельце в маленький железный контейнер и принес домой. Я не позволю им бросить его в печь. Может, это выглядит глупо и сентиментально, но вчера вечером я похоронил его на заднем дворе. А когда я положил на его могилу букетик диких цветов, на глаза навернулись слезы.