Цветы эмиграции — страница 35 из 43

Вечером лёг спать и долго лежал с открытыми глазами. Заснул. Ночью проснулся от того, что сосед растолкал его:

– Хватит орать, не один в камере!

– А? – спросил Дэн и сел на кровати. Вытер мокрое от слёз лицо и притих, вспоминая странный сон.

Роза уходила от него, окутанная дымом. Он звал, но она не отвечала и уходила всё дальше. Дэн остался один и не знал, что делать.

– Что делать? Как жить дальше? Сочинять письма дурочкам?

После знакомства с Розой он никому не писал ничего, не вымаливал деньги и не играл, не делал ставки. Она – единственный человек, кто любил его и интересовался им. Вечерами они рассказывали друг другу о прежней жизни и удивлялись, как были похожи в своём одиночестве. Серые глаза любимой девушки смотрели на него с такой нежностью, что ему тяжело было от радости и умиления.

Утром после завтрака Дэн попросил бумагу с ручкой и начал писать. Честно и подробно написал обо всём Розе: как вымаливал деньги и проигрывал их, делая крупные ставки; его жизнь состояла из обмана и мошенничества, смог даже втянуть бедного Абиля в свои игры и подставить Вальтера.


«Ты не поверишь, как просто всё началось. Я играл и был рад, что время бежит быстро и не надо ни о чём думать. Страшное началось с того момента, когда начал проигрывать. Знал, что всё равно отыграюсь. Это ведь так просто. И ожидание игры стало самым сладким чувством для меня. Проигрывать – выигрывать, постоянно балансируя на грани провала.

Как сыграет ставка – это всё, что меня волновало. Я потерял интерес ко всему остальному. Больше не существовало вкусной еды, интересных поездок, хобби. Мир сузился, оставив только два состояния, радости от выигрыша и горечи от проигрыша. Я так хотел выигрывать, что переступал черту с каждым разом всё больше и дальше. Обман, постоянная ложь стала моей новой жизнью. Каждая сделанная ставка уводила меня от моральных принципов и родителей. Азарт игры стёр грани и сомкнулся: я оказался в глубокой яме, на самом дне из грязи и лжи; воровство и ложь идут рядом с игроманией. Чушь, что желание отыграться гнала меня делать ставки. Это стало моей жизнью. По-другому я больше не мог и не хотел. Жаль, что не рассказал обо всём раньше. Прости, если сможешь. С тех пор как познакомился с тобой, ни разу не делал ставки, не нарушал закон ни разу, честное слово, даже на красный свет дорогу не переходил.

Приму любое твоё решение, люблю, без тебя не выживу. Помоги.


P.S. Играть и мошенничать больше не буду».


По привычке Дэн перечитал написанное, автоматически отыскивая взглядом слабые и сильные стороны своих доводов. Вроде бы всё неплохо: честно и гладко. Умело сложил письмо в конверт, подписал адрес Розы, провёл языком по липкому краю, застыл и начал смеяться. Громко и истерично:

– Я опять пишу. Письмо девушке. Любимой девушке. Поверит не поверит, придёт не придёт. Ну и дерьмо же я. Правда, в этот раз вымаливаю прощение, а не деньги на памперсы матери и сумасшедшему отцу.

Он разговаривал сам с собой. С ненавистью посмотрел на письмо, скомкал и выбросил в урну. Дэна прорвало. Спокойствие рухнуло, и он запаниковал. Страх швырял его из угла в угол, сдавливал горло так, что он задыхался и ничего не соображал. Игра, ставки, он проиграл Розу ещё до встречи с ней.

В прошлый четверг её не было. Придёт ли она завтра? Дэн не спал, вспоминал дни и ночи, проведённые с Розой. Ни с кем ему не было так спокойно и хорошо. С ней он научился смотреть прямо в глаза, в её серые бездонные глаза, не подскакивать на месте и не дёргаться. Жил бы и жил ещё долгие годы с любимой девушкой, просыпался бы по утрам и целовал бы сонную, шепча глупости на ушко… Сам виноват. Ставки кончились.

День тянулся медленно. Часы как будто остановились, стрелки передвигались еле заметно и кое-как доползли до трёх часов дня. Сейчас их будут вызывать на свидание с родными. Сосед обулся и вышел за дверь, услышав свою фамилию. Дэн ничком лёг на кровать, закрыв голову подушкой. И в самую последнюю минуту, когда он совсем отчаялся, надзиратель открыл дверь и вызвал его, сунул в руки карточку с номером стола, где его будут ждать.

Пузатая восьмёрка выпирала на карточке и била по глазам. Стол находился где-то в середине зала. Дэн смотрел прямо перед собой и от волнения прошёл мимо нужного номера.

– Дэн!

– Пришла, ты пришла! – обрадовался он и чуть не закричал. Горячие волны спазмами поднимались вверх по груди и сжимали горло. Как слепой, подошёл к столу и остановился. Посмотрел на девушку, присел на краешек стула, протянул руки, чтобы обнять, и быстро отдёрнул их: физические контакты с посетителями были строго запрещены, в том числе рукопожатия и объятия.

Они просидели молча. Но в этом молчании он просил прощения, а она прощала и утешала его.

Дэну впереди предстояли объяснения с Вальтером и Абилем. Это будут нелегкие разговоры. Простят ли они его? Адвокат сообщил об истинной причине ареста: махинация с машинами – жалоба поступила от литовцев, а не от девушки из Минска. Вместе с ним арестовали Вальтера и Абиля, ставших по его вине соучастниками преступления. Как будет идти следствие, никто не мог знать. Покупатели из Литвы исчезли, их жалоба не получила официального подтверждения.


Прошло почти четыре месяца, прежде чем состоялось предварительное слушание по их делу. Первым вызвали Абиля. Страх, ужас, отчаяние перешли в странное спокойствие: он на скамье подсудимых и на него, преступника, смотрят все, кто находится в зале. Как отвечать на вопросы, которые задавали ему много раз? «Правду», – услышал он голос отца.

В конце слушания взял слово адвокат Абиля. В полной тишине он говорил, что дети беженцев – самое слабое звено в любом обществе. Они учатся жить и делать первые самостоятельные шаги в новых условиях.

– История семьи Абиля Курбанова, юноши, который сидит перед вами на скамье подсудимых, страшна. Вот выписки из досье, которое мне предоставили в Федеральном Управлении по делам беженцев. Его семья бежала из Узбекистана, где в кровавой резне убивали турков-месхетинцев. Изломанная жизнь в страхе и гонениях привела их в Германию. Два месяца назад в Турции был убит его отец, больная мать осталась одна дома, за ней некому ухаживать. Мера вины моего подследственного не определена. Учитывая все обстоятельства дела, прошу моему подзащитному дать шанс исправиться.

Абилю дали шанс. Условный срок, при котором в течение четырёх лет не должно быть никаких правонарушений.

Он спросил у адвоката:

– Я всегда буду с судимостью?

– Нет, если за четыре года у вас не будет нарушений, то судимость снимается.

– Мне позволят заниматься бизнесом?

– Да.

Глава 28. Абиль вернулся домой

Летним утром он вышел из тюремного здания, которое оказалось для него и адом, и чистилищем. Медленно прошёл к остановке, дождался своего автобуса, сел в кресло, прикрыл глаза и подставил лицо солнечным лучам, которые пробивались через стекло. Вышел на одну остановку раньше, чтобы пройтись пешком и оттянуть встречу с матерью.

Оттянуть встречу с матерью, одинокой и больной? Абиль остановился, поражённый этой мыслью, всхлипнул, как ребёнок, ускорил шаг. Мать звала его:

– Аби, сынок, где ты?

Он бежал изо всех сил и вытирал пот со слезами. Остановился перед домом, прошёл в открытую дверь. Мать раскинула руки и шагнула к нему с криком, отчаянным и радостным одновременно. Следом раздался ещё один пронзительный крик:

– Братик, родимый!

Сестра налетела на него и тискала его изо всех сил. Мать обняла дочь и сына, крепко прижала к себе, как будто они могли исчезнуть.

– Хорошо, что всех вместе освободили, – заговорила мать. Абиль кивнул и ничего не ответил. На следующий день позвонил Вальтеру и договорился о встрече.


Вальтер ждал его в автосалоне вместе с Дэном. Не дав никому слова, Дэн сделал шаг вперёд:

– Прости меня, если сможешь.

Абиль смотрел мимо Дэна:

– Вальтер, рассчитай меня, не хочу больше работать с мошенниками и лжецами.

Он изо всех сил удерживал себя от желания избить Дэна, чтобы тот захлебнулся в своей крови и лжи. Сжал так сильно кулаки, что ногти больно впились в ладонь. Прежнего мягкотелого Абиля больше не существовало, прежний остался на тюремных нарах.

Дома он отдал матери зарплату и прошёл на кухню. Абиль заметил, что мать и сестра чего-то не договаривают. Женщины готовили праздничный ужин по поводу его возвращения. Обе так волновались, как будто прибыл важный гость, перед которым нельзя опозориться. Вроде бы всё было готово, но к столу никого не приглашали.

– Аби, твоя сестра… – мать не успела договорить. В дверях стоял Василий, друг отца. Он порывисто шагнул к Абилю и обнял его.

– К столу, уже еда остыла, – захлопотала раскрасневшаяся сестра. Бараньи рёбрышки золотистого цвета были выложены на большом блюде поверх картошки, кольца репчатого лука издавали пряный запах. Абиль вспомнил, что это было любимое блюдо отца, и вздохнул, опустив голову. Мать погладила его по руке:

– Ешь, сынок, время ужина, сестра старалась для тебя.

– И не только, – мелькнуло в голове у него.

После ужина Айгуль заварила зелёный чай и разлила по чашкам.

Василий сделал глоток, отодвинул в сторону чашку и обратился к Абилю:

– Твоя сестра приняла моё предложение руки и сердца. Мы поженились. Хотели сказать ещё вчера, но решили потерпеть до утра. Ты вернулся, теперь мы с Айгуль переедем жить ко мне. Обещаю, что буду заботиться о ней и её детях до конца жизни. Надеюсь, что разница в возрасте не будет помехой нашему счастью. Вам буду помогать всем, чем смогу.

– Вы взрослые люди, раз решили жить вместе, то совет вам и любовь. Я рад, – ответил Абиль.

Василий рассказал, как долго уговаривал известного в Германии адвоката взяться за их дело. Он пояснил, что вынесли условный срок, потому что среди потерпевших не было граждан Германии. Жалоба в полицию поступила от литовцев, которые потом исчезли из вида.