Цветы эмиграции — страница 39 из 43

– Однако, бешбармак остывает, – разрядил обстановку Ахмед-ака.

Роза почти закончила свои записи в дневнике. Первая линия – судьба первых переселенцев, окрашенных чёрными цветами потерь и страданий на новой родине. Эта линия была ровной: одинаковые биографии и судьбы, почти не отличающиеся друг от друга.

Их дети составляли вторую линию, прерывистую, но уже разноцветную. В ней всё меньше становилось печальных историй и трагических потерь.

Отец был прав: нужно время, чтобы растения переболели и принялись. Дети прижились в новой стране быстрее, чем родители.

Опять над степью поднимался золотистый шар, окрашивая светом на много километров землю, которая была их Родиной и осталась в детских воспоминаниях, чётких и ясных. Чем больше проходило времени, тем прочнее цеплялись в памяти воспоминания из детства. Интересно, когда память сотрёт их навсегда?

И вкус, и цвет тоже становились ярче и гнали переселенцев в русские магазины за продуктами, которые страстно хотелось купить хоть раз в неделю. Перед супермаркетом «Калинка» стояла машина, с которой шла бойкая торговля шашлыками. Золотистые куски прожаренного мяса на шампурах выглядели аппетитно, народ толпился у мангала в очереди, потом отходили к столикам с дымящимся шашлыком. В том же здании находилась парикмахерская, где женщины красили и стригли волосы без записей на две недели вперёд. Следующая стеклянная дверь вела в туристическое русскоязычное бюро, которое занимались различными поездками по всей Европе, оказывало помощь в оформлении туристических виз в постсоветское пространство.

Это были дети переселенцев и беженцев, которые исполнили заветную мечту родителей: не мыли полы, не работали на стройке, не подметали улицы. Они обрастали домами, привычками, которые помогали им становиться отличными специалистами во всех отраслях жизни в Германии; чисто и без акцента разговаривали на немецком языке и не болели старыми мелочами, привезёнными из прошлой жизни. Им не нужны были лекарства от памяти, которая будоражила бы их ночами, всплывала бы тоской в настоящей жизни и держала бы в страхе от неизвестности. Линия детей была ровной и яркой.

Роза перечитала ещё раз записи в дневниках и поставила точку после слов: «Саженцы принялись».

В Германию из Казахстана они вернулись через полгода.

К этому времени Роза с Дэном ждали ребёнка. Дэн не отходил от жены, запрещал ей возиться по дому:

– Тебе вредно.

– В степи не было вредно? – отпиралась Роза.

– В степи всё проходило по-другому, особенно наша свадьба, – Дэн подошёл к жене и поцеловал бледную щёчку. – Помнишь?

– Конечно.

Оба вспомнили, как решили справить свадьбу в степи, где Дэн сделал предложение Розе:

– Хочу жить с тобой до самой старости, давай поженимся здесь.

– И я хочу, – немного помолчав, произнесла Роза. Свидетелем на свадьбе стал Эрган. Расписал их сам председатель колхоза в сельском совете, маленьком здании в центре села.

Они уже заканчивали работу в степи, когда увидели клубы пыли на дороге. Грузовик лихо подъехал прямо к палаткам, и парень в расстегнутой рубашке выкрикнул:

– Выгружайте!

– Мы не заказывали стройматериалы, – ответил бригадир.

– Какие-такие стройматериалы, у вас же свадьба сегодня.

Роза ахнула, когда увидела, сколько коробок прислал им председатель колхоза. Не успели выгрузить всё из машины, как опять заклубилась пыль на дороге. Это приехали председатель колхоза с Хамидом-ака и поварами.

– Вы что, свадьбу надо играть, молодая семья сегодня родилась! Быстро за дело! – скомандовал он. До поздней ночи все сидели за свадебным столом, кричали горько, а молодые стеснительно целовались. Звёзды падали с неба, дул тёплый ветер, и казалось, что счастливее них нет никого на свете.

Дэн сам садился за руль и возил жену на работу в реабилитационный центр, где помогал разбирать бумаги, которые стопками лежали на столе. Вот и сегодня они приехали вместе, не успела Роза расположиться в кресле, как раздался стук в дверь. На пороге стоял Андреас с букетом цветом и улыбался.

– Тебе! Смотри и наслаждайся, ребёнку нужны положительные эмоции.

Присел за стол и после недолгого молчания спросил:

– Можно мне ещё раз поехать в Казахстан к Ахмеду-ака? Хочу взять с собой папу.

– Попытаемся, – согласилась Роза. – Как твои дела?

– Хорошо, – ответил Андреас и долго рассказывал о школе, о новых друзьях, с которыми успел завести знакомство. Он сидел долго, видно было, как не хотелось ему уходить.

Роза смотрела то на букет, то на Андреаса и радовалась, что парень смог переступить через свои ужасы и страхи, выйти из депрессивного состояния.

– Роза, – Дэн прервал её мысли, – письмо из издательства пришло.

«Добрый день, уважаемая фрау Ган!

Познакомившись с рукописью книги «Цветы эмиграции», мы приглашаем Вас к сотрудничеству. Надеемся, что оно будет плодотворным. К письму прилагаются два экземпляра договора.

С уважением, старший редактор издательства – Альберт Круне».

Роза замахала конвертом и испуганно посмотрела на мужа, потом себе под ноги, где растеклась бледная водичка.

– Что там написано? Родная, что случилось? – Дэн приобнял жену. С волнением заглядывая ей в глаза, прошептал. – Только не волнуйся! Тебе вредно.

– Началось, – простонала Роза, стиснув зубы. Мужчины помогли ей выйти из здания и усадили в машину. Андреас поддерживал её, когда она начала стонать громче и чаще. Дэн вёл машину и успокаивал себя и жену:

– Скоро приедем, терпи, родная!

Глава 32. В доме у Вальтера

Дом гудел. Вальтер и Ботагоз распределили обязанности каждому из детей. Миа – самая старшая из них, пыталась угомонить брата Эдварда и младшую сестрёнку Лору.

– Вы не забыли, нам ещё почти целый этаж убирать. Где спрятались?

Сегодня младшей дочери Вальтера исполнилось 14 лет, по этому случаю намечалось торжество. Эдварду не нравилась вся шумиха с уборкой: подумаешь, всего-то немного лет исполнилось, а носятся с ней, как с принцессой. Плохо, когда в доме путается под ногами девчонка, ябеда. Не успел задумать что-то – уже родители всё знают. Эдварду было обидно, что родители с ней носились, как с хрустальной вазой. Что бы она ни натворила, родители были на её стороне. Однажды подрались из-за игрушки. Он резко вырвал у неё из рук резинового пупса, не рассчитал силы: Лора полетела на пол и слегка ударилась головой о косяк двери. Совсем чуть-чуть. В это время в комнату вошли мать с отцом. Оба кинулись к ней и начали кричать, как будто сами шлёпнулись об косяк. Вызвали «Скорую помощь» и сидели с притворщицей в больнице. Конечно, всё обошлось, они вернулись вечером того же дня. Мать поднялась наверх вместе с Лорой, а отец сел в кресло и смотрел на Эдварда. Такого колючего взгляда он у отца прежде никогда не видел:

– Подойди ко мне. Встань так, чтобы я тебя видел. Слушай меня внимательно, больше повторять тебе не буду. Ты поступил мерзко, потому что поднял руку на сестрёнку. Никогда не смей бить тех, кто слабее тебя, и не забывай, что вы семья. Даже когда вы станете взрослыми, должны помогать друг другу. Повтори то, что я тебе сейчас сказал.

Отец запретил ему выходить на улицу. Эдвард испугался не наказания, после того случая отец перестал его замечать.

Забытая игрушка лежала на полке, Лора подходила к нему каждые полчаса, если находились дома после школы, но он отворачивался от неё.

– Злюка, – смеялась Лора и отходила от него с сожалением: ей было скучно без брата. Брала в руки книгу на русском языке, садилась на диван с ногами и хрустела яблоками так, что сок тёк по подбородку. Она дразнила брата, рассказывала, как хорошо сегодня поиграли на улице в футбол. Длинные белокурые волосы падали на лицо, Лора откидывала их и смотрела исподлобья на Эдварда.

Летом они с матерью уезжали на всё лето в Казахстан к бабушке и возвращались к началу учебного года, загорелые, пропахшие солнцем и травами, довольные поездкой. Рассказывали взахлёб, как в июле перебирались в горы и прятались от жары. В первое время после приезда по привычке перекидывались словами на казахском языке; бабушка разговаривала с ними только на нём.

Ботагоз составляла список книг по русской литературе, обязывала их читать и проверяла, сколько страниц они одолели. Она боялась, что дети забудут русский язык. Голос её становился особенно ласковым, когда она обращалась к Лоре, никогда не выговаривала дочери за ошибки, а всё объясняла. Худая фигурка девочки мелькала во дворе, как солнечный зайчик. Она даже смеялась по-особенному: весёлые смешинки словно падали на пол, рассыпались вокруг и заставляли улыбаться остальных. Лора приходила из школы, широко распахивала дверь и кричала:

– Ма, па, я дома, где вы? Эдвард, Лия, сейчас такое вам расскажу про одну красотку…

– Тихо, – шипел на неё брат, а она лукаво улыбалась и кричала ещё громче:

– Твоя красотка… – и убегала, показав ему язык.

А сегодня она исчезла. Эдвард и Лия продолжили уборку одни.

Лора тихо пробралась наверх. Сквозь чердачное окно пробивались косые лучи солнца, в них плясали частицы пыли, окрашенной в жёлтый цвет.

Где же костюмы и маски с прошлогоднего карнавала? Она подошла к большому кованому сундуку, задвинутому в угол чердака, и оглядела его. Придётся потрудиться. Лора собрала все силы и рванула крышку на себя. Крышка с трудом поддалась, и Лора еле удержалась на ногах. Внутри лежали старые вещи.

– Придётся сложить в таком же порядке, чтобы не влетело от матери.

Почему-то сюда детям запрещали подниматься. Здесь и смотреть было не на что. Она почти залезла головой в сундук, когда пальцы коснулись чего-то твёрдого:

«Сокровища! – мелькнула догадка. – Вот почему не разрешают никому подниматься наверх». Немного подумав, она достала «сокровища» и разочаровалась: это были обыкновенные тетради. Похоже, они долго пролежали в сундуке, потому что пожелтевшие листы могли вот-вот рассыпаться. На обложке каждой были записаны какие-то даты, имена и фамилии. Лора мельком заглянула в одну из тетрадей: последняя запись обрывалась в том году, когда она родилась; между листами лежал серый конверт с каким-то официальным сооб