Не то мой бросок закрутил Азамата слишком сильно, не то он сам с перепугу пытался проделывать в воздухе какие-то акробатические трюки, но он здорово рисковал если не разбиться насмерть, то покалечиться обо что-нибудь по дороге. Или сначала покалечиться, а потом разбиться. Порядок здесь не столь важен. Я вытянул руку, схватил его за шкирку и потянул назад, заставив перевернуться и падать ногами вниз. Затем, продолжая придерживать Азамата, мне пришлось сделать несколько шагов по стене, попутно наступив на чьи-то окна, и с силой оттолкнуться от неё, уходя от столкновения с антенной-«тарелкой», некстати прикреплённой на нашем пути.
Немного опередив Азамата, я слегка согнул ноги в коленях и поднял руки. Приземление отозвалось жгучей болью в ступнях и икрах, заставив ноги подкоситься. Долей секунды спустя рядом бухнулся Азамат. Схватившись за ноги, он с воем покатился по земле. Однако когда какая-то часть его мозга сообразила, что падение закончилось, а он всё ещё жив, Азамат набросился на меня с кулаками.
– Чёрт! Ты… – он попытался вспомнить что-то обидное, но, видимо, не сумел и выпалил только: – …скотина! Совсем спятил?! Я же мог разбиться!
– Но ведь не разбился, – спокойно сказал я, потирая ноющие голени. – Интересно, да?
Он замолчал и медленно ощупал себя.
– Интересно?! – рявкнул Азамат. – Что это ещё за?…
Парень вдруг согнулся пополам и его вырвало.
– Как такое возможно? – спросил он, отдышавшись. – Мы должны были расшибиться в лепёшку.
Я кивнул.
– Если б мы были обычными людьми, то, несомненно, именно это и произошло бы. Если бы ты был простым волшебником – тоже. Но магия, настоящая магия, позволяет… немного нарушать законы физики.
– Вы могли бы просто сказать мне об этом.
– И ты бы поверил?
– Нет конечно! Что я, совсем дурак чт… – он осёкся, задумавшись над своими словами.
– Вот видишь, – я улыбнулся, стараясь придать себе дружелюбный вид. – Это всё ради твоего блага.
Азамат как мог успокоился и ответил – куда сдержанней, чем прежде:
– Знаете, у всего есть свои пределы, и то, что вы сделали – уже далеко не благо. А если бы я умер от сердечного приступа?
Настала моя очередь задуматься. Быть может, я действительно давно уже пересёк ту грань, когда попытка сделать добро превращается во вред? Ну да, скорее всего, так и есть. Но неужели я вообще не заботился о безопасности Азамата и действовал целиком и полностью в своих интересах? Неужели я едва не убил его только из-за того, что хотел посмотреть, как всё закончится? Эта мысль занимала меня некоторое время.
Пара секунд, это ведь тоже время, верно?
– Таро здесь, – пробурчал Азамат. – Он говорит, чтобы вы прекращали тратить время на всякую ерунду и взялись наконец за дело.
Я фыркнул и бросил в пустоту:
– Подумаешь! Я, между прочим, на двадцатичетырёхчасовой рабочий день не подписывался.
– Таро говорит, что с вашей профессией рабочий день – это двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, триста…
– Вот сам пусть столько и работает. А моя профессия – экстрасенс. Чётвертый Великий Магистр Тайной Шаманской Ложи.
– Он смеётся.
– Хочешь поспорить?! – с напускным вызовом сказал я. – Ну, выходи, не прячься за некромантом!
– А вы? Хотите с ним поспорить? – осторожно спросил Азамат. Он спрашивал это уже от своего лица. – Давайте не будем ссориться, а? Правильно я говорю?
– Ладно, – проворчал я, изображая снисходительность. – Пусть Таро успокоится со своими претензиями. Так и быть, съезжу кое-куда. Может быть, что-то и узнаю.
Азамат облегчённо выдохнул. Ему совершенно не хотелось оказаться в эпицентре разборки между не слишком адекватным, по его мнению, магом и богом смерти. Я дружески похлопал его по плечу.
– Расслабься. Некоторые вещи не стоит воспринимать всерьёз. Иначе жить не захочется.
На предложение подвезти его, Азамат ответил решительным отказом, добавив, что на сегодняшний день у него уже набралось достаточно впечатлений, и он не хочет закончить его, проверяя, «насколько просторно в травматологических палатах».
Эти слова напомнили мне о старых добрых временах, которые всегда кажутся лучше, в которые, как говорится, и небо было выше и трава зеленее. От раздражения не осталось и следа. Отпустив всё ещё немного трясущегося от пережитого ужаса парня восвояси, я постоял пару минут, глядя в почерневшее небо, где слабо виднелись мерцающие белые точки звёзд, но когда со стороны подъездов раздались топот и громкие встревоженные голоса, быстро отошёл в ближайший тёмный закоулок, где развернул машину.
Мы наделали шума. Точнее, Азамат наделал, я-то падал молча. Возле одного из подъездов собралась немалая толпа. Собравшиеся что-то оживлённо обсуждали, один особо взволнованный мужчина делал странные жесты руками. Судя по ним, некий самоубийца, в последнем крике недвусмысленно выразивший своё отношение к миру, почему-то не убился, а просто исчез – похоже, вообще улетел. Пара старушек, понадеявшихся, видимо, найти внизу новую тему для сплетен на ближайшую неделю, важно кивали, поддакивая говорившему: мол, так всё и было – улетел, подлец! вишь, до чего наркоманы дошли!
Толпа притихла, провожая меня взглядами и, скорее всего, запоминая номер машины. Нет, серьёзно, они смотрели так, будто я на их глазах соскоблил труп с асфальта, засунул его в багажник, а теперь вывожу подальше, чтобы закопать в укромном месте.
– Надо бы присмотреть за мальчишкой, как думаешь? – спросил я в пустоту. Таро, естественно, не ответил.
Это тоже беспокоило. То он повсюду таскался следом, как верный пёс, бросаясь на всё, что только пыталось взглянуть в мою сторону, то вдруг пропал и как будто нарочно старается не показываться на глаза.
Он тоже что-то скрывал.
Я припарковался достаточно далеко от аэропорта, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, но не настолько далеко, чтобы меня не заметили. А в том, что меня заметили, я был совершенно уверен. И это были совсем не сотрудники аэропорта. То есть не совсем обычные сотрудники.
Выйдя из машины, я засунул руки в карманы, опёрся на капот и стал ждать. Ночь выдалась тихая: небо без единого облачка, будто бы усыпанное бриллиантами, величественно плыло, проворачиваясь надо мной, будто кто-то раскрасил крышку огромного сундука, и теперь она медленно закрывалась. Тьма укутывала город, и перья с её сомкнувшихся крыльев осыпались, чувствуясь прикосновением ветра на лице.
Кто-то уставился мне в спину. Это ощущение между лопаток трудно спутать с чем-то другим. Оно похоже на лёгкое давление, которое тревожит и раздражает, даже утомляет немного. Однако я давно понял для себя одну вещь: не стоит пренебрегать им. Особенно если от этого может зависеть собственная жизнь.
В этот раз, правда, я совершенно точно знал, кто за мной наблюдает. Поэтому спокойно развернулся и, не вынимая рук из карманов, лёгким кивком поприветствовал существо.
Представьте себе инопланетянина – такого, каким их привыкли изображать: ростом с ребёнка, тонкие длинные руки и непропорционально большая угловатая голова. А ещё у него должна быть кожа грязно-зелёного цвета. И крайняя степень дистрофии. И здоровенные плошки выпученных глаз. Ну вот примерно как-то так и выглядят доганьеры. Это жутко. Нет, я серьёзно! Если неподготовленный человек вдруг увидит, как нечто подобное роется в его багаже, ему понадобятся действительно крепкие нервы и, возможно даже, новые штаны.
И всё же надо отдать должное доганьерам – они действительно умеют быть невидимыми. Не буквально, конечно. Однако даже с появлением всех этих навороченных систем безопасности, видеокамер, датчиков температуры и движения и всего такого, они продолжают оставаться незамеченными. Отчасти это потому, что у доганьеров фотографическая память – они точно знают, что значат слова: «сделать всё, как было». Никто даже не догадывается, что их вещи были вынуты, рассортированы, пересмотрены, перенюханы и собраны обратно.
Нет, не подумайте о них ничего плохого, доганьеры – они… они вроде домовых для транспортных узлов. Они следят за порядком и контролируют провоз запрещённых грузов. Правда, при этом предпочитают разделение труда, оставляя человеческое людям. Куда больше доганьеров интересуют волшебные артефакты, на магию у них особый нюх. Но если договориться с ними на каких-нибудь взаимовыгодных условиях, как это сделал я…
Ладно, на самом деле всё было несколько иначе. Я просто пообещал местным доганьерам, что если они попытаются как-либо мешать мне, то окончат свои жизни ярко и незабываемо. Причём далеко не в лучших значениях этих слов.
Доганьер, усевшийся на капоте, терпеливо ждал, пока я скажу, что мне от него надо. Я не стал ходить вокруг да около.
– Похоже, вы, ребята, крупно облажались.
Его глаза стали больше, а рот открылся – не то от удивления, не то от возмущения. Доганьер старательно замахал руками. Наверное, он всё-таки возмущался. Они не способны воспроизводить звуки человеческой речи и даже не утруждают себя такими глупостями, а изъясняются со мной так же, как и пьяные туристы, пытающиеся «на пальцах» объяснить аборигену, что им нужно. Пусть это не всегда удобно, но вполне терпимо.
– Да-да. Не выступай, – отмахнулся я. – Ты, вообще, знаешь, что через границу провезли какой-то могущественный артефакт, который позже был похищен и грозит стать причиной небольшого междоусобчика злобных духов?
Доганьер замер. Затем он спрыгнул с машины и жестом велел следовать за ним.
– Мы покажем ему путь, – вполголоса просипел я. – Да-да, наш-ша прел-лесть.
Знаете, я тут говорил, что они умеют оставаться незаметными. Но раньше я как-то не задумывался, что это может быть настолько сложно. Мы шли обходными путями, ползли по земле, месили грязь в канавах, перелазили через заборы, пробирались в густой тени, где доганьер то вдруг отталкивал меня назад, то хватал за локоть и поспешно тянул за собой, и неизвестно как оказались в коридорах терминала. Здесь мой проводник чувствовал себя куда увереннее, чем снаружи, и шёл напролом, не задумываясь о камерах, снимающих всё происходящее вокруг. Минутой позже я понял, почему.