– Слушай, а как вы происхождение вещи устанавливаете? Ну, что это вообще такое?
– То есть попала нам в руки какая-то штуковина… Функциональное назначение ее неизвестно…
– Да, да. Можно я тебе одну вещь покажу?
– Давай, – и пока Сюэли рылся по карманам, Андрей продолжал: – Ну, на этот счет есть общеизвестное профессиональное правило: если в запасниках лежит невнятная фигня, и никакими силами не удается установить, что это за хрень, а надо срочно делать этикетаж, то пишут: «навершие».
Тут Сюэли наконец нашел свой яшмовый обломок и протянул его Андрею.
– Только я не специалист ни по эпохе, ни по региону, – предупредил Андрей, беря у него вещицу. Практически сразу он выдал вердикт: – Ты знаешь, это навершие.
На занятиях по русскому языку Саюри увидела текст «Русская музыкальная культура», который предстояло пересказывать, она же не готовилась и рассчитывала как-нибудь разобраться в нем с наскока, но там в самом начале стояли фамилии Даргомыжского, Мусоргского и Римского-Корсакова с именами и отчествами, – и упала в обморок.
Сюэли повел ее в университетскую поликлинику.
– Тебе нужно нырнуть в родной океан, сразу все пройдет, – подсмеивался над ней Сюэли. – Ты сёдзё, демон глубин.
– Я не сёдзё! – протестовала Саюри.
– Давай сделаем тебе флюорографию? – предложил Сюэли. – Все равно другие кабинеты не работают.
Врач в кабинете флюорографии попросила Саюри раздеться до пояса, а Сюэли – выйти.
– Ничего, она меня не стесняется, – сказал Сюэли и сел, положив левую ступню на правое колено.
– Раз она вас не стесняется, тогда я вас делом займу, – сказала врач. – Вы не могли бы мне написать несколько простых записок, я их тут налеплю на стенки, а то ваши ничего не понимают – что нужно снять, куда встать, когда делаешь флюорографию. Под кабель с напряжением одна у меня тут вчера поскакала… У вас какой язык?
– Китайский.
– А можете так написать, чтобы корейцы тоже поняли?
– По-английски, что ли?
Врач задумчиво посмотрела на него.
– Нет. Давайте уж, пишите свои иероглифы. Значит: нужно снять верхнюю одежду, раздеться до пояса. Снять длинные серьги, бусы, все мелкие металлические украшения, положить здесь. И проходить во вторую комнату. Там встать вот на эту площадку, прижаться грудью сюда, вот так, вдохнуть и немножко задержать дыхание. За результатами приходить через три дня – сюда, в 441-й кабинет.
И она протянула Сюэли бумагу и фломастеры.
За то время, что Саюри возилась с одежками, Сюэли написал требуемые объявления – разными цветами, сверху вниз справа налево, на чистом вэньяне и даже кое-что зарифмовал.
Сочинение по русскому языку стажера геологического факультета МГУ Вэй Сюэли
Мой Город Гуанчжоу стоит на берегу залива Хуан-Пу Южно-Китайского моря. В некотором роде Гуанчжоу сейчас – город будущего, но мой район довольно старый, он расположен на склоне горы Бай-юнь, за тридевять земель от центра города.
Я люблю свой город без памяти, не могу объяснить.
Утром управдом поливает кусты и попадает точно мне в окно. Поскольку делает так часто, я знаю, что уже шесть утра. В боковое окно моей спальни видно азалия, акация и под ней переулок, линии электропередач и далеко вниз с горы на залив. В Кантоне много высотных домов, обычно голубые по причине отражения моря и неба. Часто над головой звук самолётов, готовятся которые сесть в аэропорте Бай-Юнь в Хуа-ду. Ночью слушаю этот звук, высоко-высоко.
Ещё на нашей улице каждое утро ездит мусоровоз. Улица узкая, и кто не прижал к своей машине зеркало, тому зеркало сбивают. Традиция такая, каждое утро. Мусоровоз, сбивающий зеркала, это надо видеть. Если несколько машин не прижали зеркало, он их в ряд сбивает… чпок, чпок, чпок….
У нас есть старушка, она подбирает собак бездомных, у неё одиннадцать. Иногда утром она с ними выходит гулять. А за ними идёт ее кот. Её зовут госпожа Цзинь («цзинь» как «золото»). И я ей всегда кричу: «Респект!»
Каждое утро я спускаюсь по системе лесенк с горы за тофу для завтрака, ступени все мокрые, их полил уже управдом из шланга – и сандалии мокрые насквозь. В лужах плывут плавают лепестки цветов, что сейчас цветёт – лимон, баухиния, что бы ни было.
Иду за тофу, едет девушка, спрашивает как попасть в очень далекий район. Я ей говорю развернуться и ехать туда, где на горизонте две высокие башни. Когда-нибудь да приедет. Главное, ориентироваться на башни и ехать прямо. Ей страшно стыдно, что она потерялась. Даёт мне напоследок мини-туфельку сюхуасе, делает сама из цветного шелка.
В парке Цянь Си люди жарят мясо, кошки воруют.
По улицам ездит машина, на ней репродуктор, орёт рекламную песню, а на самой машине платформа с куклами, куклы крутятся, кошмар. Куклы – китайские герои легенд, Гуань Юй, Чжан Фэй, Хуа Мулань и прочее, а реклама – совсем к ним не относящееся.
На рынке все орут. «Огромная распродажа!» «Большое землетрясение – большая скидка»; «Распродажа-самоубийство»; «Цена спрыгнула с высока!» «Не промахнитесь». Такой был рынок 300 лет назад, сейчас немножко изменялся, застеклили это всё.
Ещё грузовики привозят свежие овощи и хлеб в магазины и рестораны.
Идёт пожилой господин с огромной кистью для каллиграфии, похоже на швабру. Туда я шел – он пристраивался писать на плитках в парке, назад я иду – уже готов написал полный абзац из Чжуан Цзы.
Сокол спикировал на клетку с канарейками в зоомагазине. Как штурмовик A-10. Откуда взялся? С неба. И не хотел отцепляться. Отцепили. Хозяин Цзи Шэн прибежал, отцеплял, сокол кусался и был очень злой.
Потом с горы Бай-Юнь я спускаюсь на висячей электричке в город, в район Тянь Хэ. Район Тянь Хэ – лавочки, кантонская кухня, езжу подрабатывать летом. Всё залито множеством разноцветных цветов и разновидных дерев. С грустью вижу в просвете между крыш место, где можно пить вкусные коктейли и смотреть поверх Института Океанологии Южнокитайского моря на воду залива.
Люблю, с ума схожу умираю от этого всего вдали.
Посещение Музея изобразительных искусств должно было оказаться чем-то вроде лакмусовой бумажки для Сюэли. Обычно бешеная японка и Ся Цзинцзин находились в отношениях дополнительного распределения, никогда не пересекаясь. С Китами Саюри он был в одной группе на русском, с Цзинцзин сталкивался только на специальности. В ГЗ они жили в трех разных секторах. Но для похода в Пушкинский музей подгребли и слили вместе четвертую, и пятую, и шестую группу, где была Цзинцзин, и, таким образом, его молчаливые, но любопытные друзья рассчитывали увидеть, как выглядит Сюэли в компании их обеих сразу. Цунами-сан запросто могло вдруг захотеться повиснуть на нем «крабиком», и он со смехом принимал это. Еще он временами цинично поправлял ей штанишки – они заминались иногда. Рядом с Ся Цзинцзин он был как потомок какого-нибудь хорошего дома, гибнущий от желания близости, но притом сопровождающий девушку высокого статуса на прогулке по саду с павлинами с соблюдением всех церемоний. Он был с ними абсолютно разный. Непонятно было, как можно это просочетать.
Для экскурсии в холле на первом этаже со стороны сектора Б собралась уже небольшая толпа. Наконец появился и Сюэли в клетчатой ковбойке, обвел всех взглядом, скептически оглядел Саюри – с небольшой температурой, с высыпавшим на щеках лихорадочным румянцем.
– Послушай, Хиросима, любовь моя, – сказал он жестко, – ты никуда сегодня не пойдешь. Останешься дома. Пойдем, я накрою тебя этим… вышитым покрывалом, и будешь отдыхать.
Такое изящное решение проблемы достойно было самого Кун-мина.
В музее, когда разрешили задавать вопросы после экскурсии, Сюэли задал только один вопрос, но, как оказалось, это было как раз то, о чем давно уже хотелось спросить всем:
– Отчего все эти скульптуры в таком плохом состоянии?
Второй раз он раскрыл рот, чтобы вежливо объяснить экскурсоводу, почему он и его соотечественники с трудом воспринимают европейскую живопись:
– Когда мы рассматриваем древнюю китайскую картину, мы привыкли вести глазами справа налево – так, как раскатывается свиток. Европейскую картину нужно смотреть по-другому – вероятно, слева направо, но привычка непобедима. Видя все это справа налево, мы испытываем понятный дискомфорт. И если мне будет позволено добавить, это слишком похоже на фотографию, очень яркие краски и очень много ненужных мелких деталей. Моё мнение.
Всё жаркое пыльное московское лето Сюэли, освободившись от занятий, просидел в архиве ЦГАТД. Саюри вернулась на лето в Японию и нырнула там в океан, почти все разъехались, – оставался, впрочем, Ди, – до конца пройден был шестой том учебника русского языка «Умом Россию не понять». Правда, Сюэли совершенно не смог постичь концепцию христианского Бога, но он механически запомнил ряд фактов: что Христос – это не фамилия, что святой Петр – это не другое наименование Петра Великого, а совершенно отдельный человек, что святой хотя и близок очень к богу, но не в том смысле, что он в любой момент может в него превратиться, достигнув его уровня, что между апостолом, святым, ангелом, архангелом и богом есть неуловимая, но принципиальная для сведущих разница, поэтому эту тематику лучше не обсуждать. Итак, наконец Вэй Сюэли мог углубиться в расследование той страшной вещи, которая впервые долетела до него через видео из провинции Хунань, сказанная слабым голосом Ван Гоушэна.
Он обнаружил в архиве еще один, раньше незамеченный им отдел, называемый Чертог. В Чертог предпочитали без дела не заходить – там осыпалась кусками лепнина с потолка, – но это было огромное помещение.
– Там сквозь пол много чего проросло, разные березки, и среди них стоит танк, – рассказывал он аспиранту Ди. – Я думал сначала, что туда просто приехал на танке кто-то, кто хотел попасть в архив, но не мог выбить пропуск. Потом его уволокла милиция, а танк остался. Но оказалось, что этот танк прилагается к одному пыльному делу. Ну, не в этом cуть. На танке – маскировка. У меня нет нормального допуска в этот отдел, но, одолжив с танка маскировку, я прополз. Там есть потрясающие вещи. Например, пачка донесений от китайского осведомителя с китайской территории. Все с переводом на русский язык. Но китайская часть донесений всегда одинакова – он просто ставил печать, одну и ту же большую прямоугольную печать, много текста, – но русский перевод к ней все время разный! То там отступают, то наступают, разные войска… А по-китайски меняется только цвет туши – то красным он ее шлепал, то зеленым. Бухгалтерская такая печать, большая – приход, расход… смета…