— Я тоже не думаю, хотя кто знает? — отозвался Себастьян. — Конечно, я чувствую себя виноватым, поскольку не могу защитить родину, но, возможно, это маленькая компенсация за то, что природа наградила меня такими плохими глазами и хворой грудью.
Гарри увидел, что Пенелопа по-прежнему стоит в одиночестве, и тронул приятеля за плечо.
— Мне надо идти, старик. Как приедешь на новое место, черкни адресок.
— Договорились. Страшно рад повидаться с тобой, Гарри. Если тебя отправят на войну, постарайся остаться живым, ладно? Я подберу для тебя пару сиамских девушек.
За обедом Оливия с удовольствием общалась с веселыми соседями по столу. В основном это были люди, с которыми она познакомилась в Лондоне. Слева от нее сидел Ангус, шотландский помещик, который, похоже, питал к ней мужской интерес, а справа — Арчи, виконт Маннерс. Кое-кто из ее лондонских подруг говорил, что Арчи «предпочитает сильный пол». У Оливии не хватало житейского опыта, чтобы судить о подобных вещах.
После обеда всех участников вечеринки выпроводили из бального зала, чтобы вынести оттуда столы. Оливия стояла на террасе с Арчи и курила вместе с ним редкую арабскую сигарету.
Арчи взглянул на парк, тонувший в вечернем полумраке, и вздохнул.
— Какая волшебная красота. Ее прекрасно описал Блейк:
Грянул оркестр, и люди потянулись обратно в бальный чал.
— Надеюсь, вы не обидитесь, если я не приглашу вас на танец? У меня обе ноги левые, и я боюсь вас покалечить, Оливия, — признался Арчи. — Пожалуйста, найдите себе другого кавалера.
— Мне и здесь неплохо.
— Ну, долго вы здесь не простоите. Я уже вижу, как к нам приближается некий красавчик.
«Неким красавчиком» оказался Гарри. Он подошел поближе и остановился в нескольких шагах от них.
— Я вам не помешаю? — спросил он, внезапно смутившись.
— Нисколько. — Оливия с трудом скрыла радость. — Пожалуйста, подойди сюда, я познакомлю тебя с Арчи. Арчи, это Гарри Кроуфорд, сын хозяина дома.
Мужчины несколько секунд смотрели друг на друга, потом Гарри протянул руку.
— Здравствуйте, Арчи. Очень приятно с вами познакомиться.
— Мне тоже, Гарри. — Арчи вдруг улыбнулся — впервые за весь вечер.
Наконец Оливия прервала затянувшееся молчание:
— За обедом мы с Арчи хорошо провели время, обсуждая великих поэтов-романтиков. Разумеется, Арчи и сам пишет стихи.
— Вот как? — спросил Гарри.
— Да. Для себя, конечно. Не хочу никому навязывать свои скромные вирши. Боюсь, они слишком сентиментальны, — отозвался Арчи.
— Что ж, в этом мы с вами похожи, — усмехнулся Гарри. — Лично я обожаю Руперта Брука.
Арчи просиял.
— Какое совпадение! Я тоже. За обедом я до полусмерти замучил бедную Оливию его поэзией. — Он закрыл глаза и начал цитировать:
Цветы любви, цветы надежды
И с темной памятью легка моя игра.
Словно дитя под небом летних дней,
Сжимаю горсть сверкающих камней;
За них сжигали в прошлом города...
Гарри подхватил:
Любовь теряли, жизни и царей
Бог превращал в летучий горький прах[11].
Они тепло улыбнулись друг другу, радуясь, что у них обнаружилась общая страсть.
— Я мечтаю поехать на остров Скирос, чтобы посмотреть на его могилу, — признался Арчи.
— Мне повезло: я побывал в старом доме приходского священника в Грантчестере, где прошло детство Брука, — похвалился Гарри.
Оливия слушала их оживленную беседу и чувствовала себя лишней. Выручила Венеция; подруга, уже слегка навеселе, подошла к ним и улыбнулась:
— Привет, милая! — Она оглядела Гарри с головы до ног. — Это кто? — спросила она, и глаза ее заблестели.
Гарри все еще разговаривал с Арчи, и Оливия прошептала:
— Это Гарри. Я тебе о нем говорила.
— Какой... дивный! — Венеция одобрительно кивнула. — Если он тебе не нужен, — она захихикала, — я его заберу. Гарри, — влезла она в разговор, — меня зовут Венеция Барроуз. Я ближайшая подруга Оливии. Она про вас много рассказывала. — Девушка приподнялась на цыпочки и расцеловала его в обе щеки. — У меня такое чувство, будто мы с вами давно знакомы.
От стыда Оливия хотела провалиться сквозь землю.
Гарри ошеломило столь бурное приветствие, но он быстро оправился от удивления и вежливо произнес:
— Рад с вами познакомиться, Венеция.
— А я с вами, Гарри. Надеюсь, позже мы потанцуем. Кстати, о танцах: предлагаю пойти в дом. Здесь становится прохладно.
— Неплохая идея. — Гарри нежно взглянул на Оливию. — Я шел сюда, чтобы пригласить тебя на танец. Ты позволишь?
Девушка покраснела от удовольствия.
— Мы обязательно поговорим с вами в другой раз. — Гарри взглянул на Арчи.
— Возможно, нам удастся это сделать до моего отъезда.
— Я тоже надеюсь. — Гарри отвернулся и повел Оливию в бальный зал.
Танцуя с Гарри танец за танцем, Оливия вспоминала, как, будучи в Лондоне, мечтала оказаться в его объятиях. И вот ее мечты сбылись: они вдвоем в Уортон-Парке — лучшем месте во всей Англии! — на чудесной летней вечеринке.
Потом Гарри вывел ее на террасу подышать свежим воздухом.
— Что ж, — произнес он, закуривая, — по-моему, вечер удался. А ты как считаешь?
Оливия не отрывала глаз от звезд, мерцающих на ясном ночном небе.
— Все просто замечательно, — пробормотала она.
— Я уже давно не видел маму такой счастливой, — добавил Гарри. — Послушай! Оркестр играет мою любимую песню: Кол Портер, «Когда играют бегин». — Гарри начал напевать себе под нос. — Последний танец, мисс Дру-Норрис? — предложил он, обнимая ее за талию.
— Если вы настаиваете, капитан Кроуфорд.
Они покачивались в такт музыке. Оливия нежно прислонила голову Гарри к своей груди и отдалась во власть момента.
— Оливия, я получил огромное удовольствие, танцуя с тобой этим вечером. Спасибо. — Гарри нагнулся и поцеловал ее в губы.
Адриана, вышедшая на террасу полюбоваться ночным небом, увидела эту парочку и украдкой улыбнулась.
Глава 17
На следующий день Оливия возвращалась в Лондон, окутанная легкой паутинкой счастья. Наконец-то она поняла, что значит «волшебство любви». На обратном пути девушка поделилась с Венецией своими переживаниями, и та насмешливо фыркнула, услышав, как подруга назвала Гарри «своим единственным».
— Брось, милая! Откуда ты можешь это знать? Он был первым парнем, с которым ты поцеловалась. Сумасшедшая!
Оливия тряхнула головой:
— Нет, я не сумасшедшая. Я знаю, какие чувства испытываю, и, может быть, у нас все получится. Посмотри на своих родителей. Твоей маме было восемнадцать, а папе — девятнадцать, когда они встретились и полюбили друг друга.
— Да, но это было давно. Сейчас другие времена. К тому же, Оливия, ты всегда говорила, что не хочешь выходить замуж так рано. Ты даже еще не попробовала «это», — добавила Венеция. — О каких чувствах может идти речь?
Оливия знала, что Венеция уже делала «это», причем не с одним мужчиной, но, похоже, близкие отношения не оставляли в ее душе следа. В этом вопросе их мнения расходились, но ни та, ни другая не желала отказываться от своей позиции. Венеция заявляла, что это ее тело, и она может распоряжаться им как хочет, не испытывая вины. Оливия думала иначе. Может, здесь сыграло роль воспитание, а может, такова была ее натура, но она не собиралась расставаться с девственностью до тех пор, пока не выйдет замуж за любимого человека.
— Физическая близость для меня не важна, — проговорила Оливия. — Это вторично.
— Боже мой, Оливия! В последние месяцы мне казалось, что я сумела внушить тебе некоторые принципы феминизма. И вот, пожалуйста: ты уже грезишь о свадьбе! Только не говори, что это не так! — Венеция погрозила подруге пальцем, при этом машина опасно вывернула на середину дороги. — Все равно не поверю.
Следующие две недели Оливия витала в облаках от счастья. Она не принимала участия в последнем раунде вечеринок и других светских мероприятий, закрывающих сезон. Все представители высшего общества готовились покинуть Лондон и, подобно рою мух, махнуть в теплые края, на Ривьеру. Она же с замиранием сердца ждала вестей от Гарри. Но их почему-то не было.
Эйфория сменилась растерянностью и болью. Оливия впала в жестокое уныние. Может, Венеция права и для Гарри поцелуй не значил ничего, кроме приятного завершения вечера?
Шотландский помещик Ангус пригласил Оливию вместе с Венецией месяц погостить на вилле в Сен-Рафаэле, которой владели его родители. Девушка знала, что Ангус в нее влюблен; он ясно выразил свои намерения: если Оливия приедет в его дом, это будет означать, что она принимает ухаживания.
— Ты как хочешь, а я поеду, — заявила Венеция. — Дома жуткая атмосфера! Папа заперся в студии, а мама ходит надутая, потому что он запрещает пускать в дом гостей. А на днях я вышла из задней двери дома и наткнулась на гадкое бомбоубежище, которое испортило наш прекрасный сад.
Девушки только что вышли из Дадли-хауса на Парк-лейн, где устраивал танцы Кик Кеннеди, и направлялись к отелю «Ритц».
— Это было бы нечестно с моей стороны, правда, Венеция? — спросила Оливия. — Ангус — замечательный парень, но я не хочу, чтобы он думал, будто я испытываю к нему чувства.
— Милая, в любви и на войне все средства хороши. — Венеция взглянула на подругу. — К тому же красивые девушки рождены, чтобы разбивать мужские сердца. У Ангуса наверняка шикарная вилла. Да и что ты будешь здесь делать, если останешься? — добавила она. — Все лето тосковать по любимому и ждать, когда немцы сбросят на нас бомбы? — Они свернули с главной дороги и подошли к боковой двери «Ритца». — Ради Бога, возьми себя в руки и повеселись, пока есть возможность