Но в сравнении с рыбной ловлей охота просто гуманнейшее занятие. Все, кто думает наоборот – ошибаются.
Смотрите, что делает рыбак.
Прежде всего рыбак накопает червей. Т. е. вытащит их из земли, где они спокойно, никого не обижая, поживали, так сказать. Потом сажает их в тесную банку, где они, в ужасе сбившись в один клубок, ожидают еще более страшной участи. Потом рыбак разрывает их на части и насаживает живых же на крючок, продевая его через внутренности червяка. Потом опускает насмерть перепуганного червя в воду, где он в страхе ежеминутно подвергается нападению всяких любопытных животных, пока не сдохнет или не попадет в рот какому-нибудь чудовищу.
Наконец с червяком, кончено. Начинаются турецкие издевательства над рыбой. Рыба на остром крючке. Ее нужно снять, но крючок устроен именно так, чтобы рыба не сорвалась, и вот рыбак торопливо, чтобы не упустить другую рыбу, вырывает крючок из губы в лучшем случае, а в худшем из желудка рыбы. (Кто не верит, может попробовать на себе)Лотом протыкает ей жабры и насаживает ее на «кукан», и опускает в воду доумирать. Там рыба еще немного помучается. А у меня был случай, когда гадюка съела у меня рыбешку на кукане.
Если бы с рыбаком проделать такую операцию, он завопил бы на весь мир о жестокости, о бесчеловечности, издевательстве.
И тем не менее рыболовство считается занятием совершенно невинным.
И почему-то принято считать, что рыболов, поймавший на крючок больше рыбы, более умелый. Это совершенно неверно.
Если охотнику необходимо хорошо стрелять из ружья, рассчитывать движение зверя, полет пули и различные там деривации, при ветре и без ветра, умение подойти к зверю, попасть в наиболее уязвимое место и не портить шкуры, то с рыбака ничего этого не требуется. Рыбаку достаточно знать место, где есть рыба, и в этом весь секрет. Всякие приводы и подсечки, все это выдумки для увеличения своего, так сказать, «авторитета» рыбака. Есть еще некоторое умение вытащить крупную рыбу.
Но на пятьдесят процентов рыба всегда берет на крючок так крепко, что не только ей удрать, а и снять ее невозможно без повреждения ее рта или внутренностей.
Как-то мы с приятелем отправились на рыбалку. Дело было в Кубанских плавнях. Уже само это обстоятельство достаточно обеспечивало улов.
У приятеля были самые лучшие снасти. Все из магазина. Я же располагал лишь электропроводом и крючком из гвоздя. Удилищем у меня была простая крепкая палка. Я хотел поймать большую рыбу, потому и снасть приготовил соответствующую. Вышли в час ночи.
Еще с вечера договорились, что я его разбужу, подойдя к его комнате с улицы. Приятель был женат на молодой и очень ревнивой гречанке, по провинциальному обычаю считавшей, что у мужчины везде и всюду должны быть любовницы, и потому к нашему рыбальству она относилась весьма подозрительно, и со всей женской настойчивостью боролась против нашего отсутствия из дома по ночам. Но честно должен сознаться, что в полосе на 10 верст от нашего жилья не было не только ни одной женщины вокруг, но даже ни одного живого человека. И потому мы считали упорство жены моего друга неосновательным и лишь средством борьбы с мужниными увлечениями, какие бы они ни были.
Смысл этих подозрений тот – муж чем-то увлекается: если он увлекается чем-то, значит, он может увлечься и кем-то. Жена, таким образом, на втором плане, когда должна быть у мужа всегда на первом. Разве муж имеет право мечтать о чем-то или о ком-то, кроме его благоверной?
Так вот мы с приятелем отправились на рыбалку. Ровно в час ночи я постучал в указанное мне им окошко. У окошка появилась фигура вся в белом, не предвещавшая мне ничего хорошего. Это была жена приятеля. Я немедленно упал на землю под окошком. Но все-таки мое появление, видимо, разбудило и моего друга. Через несколько минут какой-то таинственный неуверенный шепот в щель под оконной рамой дошел до моих ушей:
– Это ты? Сейчас оденусь, отойди от окна. – Я не только отошел, но и отскочил.
Через полчаса мы с приятелем, одетые оборванцами, с удилищами на плечах, шагали вдоль берега Кубани к переправе.
Ярко светила Венера, и, кажется, даже бросала тень от наших фигур. Кругом тишина. Какое блаженство! Люди спят. Мир отдыхает. И лишь ночные птицы и животные вместе с рыбаками бодрствуют.
На противоположном берегу, по которому мы идем уже около часу, в старом, брошенном дворе, видимо, раскулаченного, в черной дыре провала в соломенной крыше, хохочет филин и вдали воет волк. В небе щедро рассыпаны звезды, и млечный путь мутной полосой пересекает нам дорогу. Наших шагов не слышно. Изредка сталкиваемся удилищами, как солдаты штыками в строю.
Но вот просвистела какая-то пичужка. Скоро значит рассвет. Надо спешить. Первый клев самое интересное.
Нашли места. Я остался на первом месте, мой друг прошел несколько шагов вперед. Мне слышен его «рыбацкий» простуженный кашель, и видна его горящая папироса. Наступает предрассветная минута. Потом начинает просыпаться мир. Пока что комары отчаянно кусают. Забираются в такие места, что выгнать их оттуда совершенно немыслимо. Кусают, пьют кровь, вызывают неимоверный зуд во всем теле. Их миллиарды. Ими полны и рубаха, и штаны. Только рыбак может терпеть такое неудобство. «Охота пуще неволи». Удочки размотаны и брошены в воду. Тихо. Небо не то посерело, не то пожелтело. Сильно клонит ко сну. В дремоте кажется, что поплавки утонули.
Вдруг зловещее шипение под ногами. Змея? Нет, это удилище помчалось в воду. Удилище в руке. Что-то сильно тянет за лесу. Дрожит электропроводный шнур. Трещит сухой дрючок, изображающий удилище.
– Чья возьмет? – Такие замашки у сазана. Хочет вырвать лесу и, подпрыгнув в воде, пересечь ее своим острым спинным пером.
– Не тут-то было! – Сазан вьется над головой и горит золотом при первых лучах красного солнца.
Первая утренняя жертва. Она уже трепещет и бьется в траве позади. Только что наладил второго червяка, как второе удилище «поскакало» вперед. Хватаю. Держу. Снова золотая рыбка в воздухе, и тяжелый стук о землю жирного тела. Их четыре. Около – сопение и шепот:
– Клюет у тебя?
– Так себе… – отвечаю небрежно.
– А у меня ни черта! Вот что значит место!
– Вот что значит счастье! – вторю я ему.
Солнце выходит над горизонтом. Клев уменьшился. Сазан берет, но осторожно. Никакие фокусы с подводом и с приманом не помогают. За полчаса сазаны поумнели. Клев окончен.
Садимся на траву закусить. У друга прекрасный завтрак. Пользуемся им.
– Будем еще ловить? – спрашивает приятель.
– Как хочешь, – отвечаю с видом пресыщенного ловлей, – я уже наловил.
– У тебя хорошее место. Давай поменяемся?
– Подожди, я сейчас на кусок сала поймаю, – говорю я, чтобы позлить друга.
– Чепуха! На сало не берет ни одна.
Закидываю на сало и вытаскиваю щуку.
– Видал?
– Но это невозможно! Щука не берет на сало. Это что-то особенное!
– Счастье, – отвечаю я.
– Нет, место! – противоречит друг. Даю ему свою удочку с куском сала на крючке. Тянет. Щука. Мой друг смущен.
– Но щука не берет на сало.
– Берет. Видишь.
Встаем и уходим, так как уже жарко. Нужно пройти не менее десяти верст до станицы. Проходим мимо одного местечка, нами не замеченного при проходе, камыш раздвинут. Кто-то рыбалил.
– Попробуем? – спрашивает друг.
– Пробуй! Я подожду, – снисхожу я.
Друг садится поудобнее, закидывает на жирного червя, насадив его спиралью на крючок, и уже тянет. Трещит удилище, дрожит струна.
– Держи! Держи! – кричу я.
– Держу! – отвечает друг. Но голос его дрожит или от волнения, или от дрожания удилища. Кто кого поймает?
Я знаю, мой друг неплохой рыбак, – терпеливый, аккуратный и спокойный. Но сазан, кажется, попал бывалый.
Наконец и он пыхтит на траве, поводя жирными боками. В нем в два раза больше весу, чем в каждом из моих.
Друг вытаскивает еще двух. Он доволен. Рожа сияет, но глаза показывают равнодушие к жизни. Не впервые, говорит его длинный нос.
Идем, довольные, домой. От нас несет рыбой. Когда будем проходить по станице, услышим:
– Есть рыба…
Однажды ухожу на рыбалку один. Возвращаюсь в восемь часов ни с чем, когда жена уже вернулась с базара с двумя огромными сазанами. Сазаны живые и плавают в огромном тазу.
Неожиданно появляется мой друг.
– Поймал?
– Поймал.
– Где?
– Там.
– Слушай, пойдем сегодня на ночь. А?
– Нет, я устал, и потом зачем мне? Видишь, их два. Не съесть за два дня.
Через неделю идем на новое место: в залив Азовского моря. Стоим по животы в воде, промерзли, продрогли. Но рыба берет. Линь, караси и какая-то неизвестная. Ловить линя одно удовольствие. Когда он «поймается», он немедленно затихает и лезет в ил. И сидит там, не сопротивляясь. Срываться он не пытается.
У нас перед поясами сумки, куда мы кладем добычу.
Но вот уже июль. Рыба плохо берет на всех широтах земного шара. Почему? Неизвестно. Курортный сезон очевидно и там.
Отправляемся на море. Там бычок. Это морская рыба, не знающая речных сазанов, и лезет на крючок сама. Бычка можно поймать на червя, на окурок от папиросы, на кусок его же собрата, только что попавшего с ним вместе. Даже на тряпочку. Берет все, чтобы доставить удовольствие рыбаку. Тут не нужно никакого умения. Только опускать крючок, иногда даже пустой, и бычок возьмется.
К вечеру с полным чувалом идем домой победителями. По дороге встречаем местного жителя, конечно, рыбака.
– Наловили?
– О-о! Полный чувал! – гордо отвечаем мы, с видом настоящих рыбаков.
– Только-то? Т-т-ю-ю… За целый день! Да их можно наловить несколько чувалов. Эх, вы, рыбаки… Слыхали, сын дворника при школе поймал утром севрюгу в полтора аршина хваткой. А мальчишке двенадцать лет. Прибежал домой, кричит:
– Тату, я севрюгу пымал, бежим! Скорей! Тот не верит. Прибежали на берег, а милиция севрюгу уже забрала и оштрафовала дворника за незаконный лов…