— Да, Ляля, — признался я и, обняв, погладил жесткие волосы. Голос выдал мое волнение, но я и не собирался скрывать его. — Я так скучал без тебя.
— Я стала другая… — повторила она глухо, уткнувшись лицом мне в грудь. Потому что… Потому что я защищалась. Каждый день. Каждую секунду. И моим единственным оружием была гордость. Я не могла им позволить думать о себе, как о женщине… Как о джипси, как просто о человеке. Я должна была оставаться ЦАРИЦЕЙ даже во сне. Я не плакала. Я ни разу не плакала!!! — вдруг закричала она и, обхватив меня руками, безудержно разрыдалась. — Я… я… И Ромка… пыталась она что-то сказать сквозь слезы, но безуспешно.
— Что ты, что ты, милая, — все так же гладил я ее волосы и никак не мог найти подходящих слов. — Кстати, где Ромка? Я хочу видеть сына…
Стоящий неподалеку Гойка сообщил:
— Мы не посмели будить царевича, и пока что он находится на нашем корабле.
— Хорошо, — кивнул я. — Будьте любезны, оставьте нас с супругой наедине.
— Я понимаю вас… Но ситуация не терпит промедлений, нас ищут, осторожно напомнил Филипп, — вы назначили военный совет… — он подчеркнуто медленно двинулся к двери.
— Десять минут, — бросил я ему вдогонку. — Через десять минут я буду с вами.
Внезапно Ляля откинулась назад и, утерев слезы ладонью, твердо сказала:
— Ваше Величество, я не смею отнимать у вас эти десять минут, которые необходимы для свершения срочных государственных дел.
— Ляля… — попытался я возразить, но она закрыла мне рот рукой и, понизив голос, отозвалась:
— Я в порядке, милый, — она тряхнула стриженой головой так, словно хотела разметать несуществующие кудри. — Впереди у нас целая жизнь, и я еще успею наплакаться на твоей груди… Ты позволишь мне присутствовать на совете? Я знаю многое из того, чего не знает никто из вас.
— Конечно, — согласился я, чувствуя ноющую боль в груди. — Филипп! остановил я бородача на пороге. — Вызывай всех, кто нам нужен.
— Все уже ждут в коридоре, — откликнулся он, глядя на Лялю с восхищением.
— … и я считаю, что находиться на Петушках для нас сейчас небезопасно, закончил дядюшка Сэм.
В кабинет набилось человек тридцать. Тут были и «пчеловоды» и джипси.
— Не согласен, — возразил Филипп. — Наша ставка до сих пор не зафиксирована, и лично я не представлю себе места безопаснее.
Похоже, он окончательно перестал признавать за дядюшкой главенство. И я, пожалуй, склонен узаконить такое положение.
— Космос, — раздался надтреснутый голос Аджуяр из дальнего угла. — Вот единственное безопасное место. Табор джипси никогда не привлекал к себе внимания…
— Так было раньше, — возразил Гойка. — Сейчас все не так. Они шмонают нас при всяком удобном случае.
— К тому же табор не может не обращать на себя внимания жандармов, если в караване присутствуют три суперсовременных «призрака» и правительственный крейсер, — добавил я. — А бросать их нельзя, они нам еще очень пригодятся.
— Позвольте сказать мне, государь, — попросила слово Ляля.
Лица присутствующих обратились к ней. Большинство из них при этом выражало недоверие. Ох, зря она вмешивается. Не хватало только, чтобы мои люди перестали воспринимать ее всерьез…
— Мне кажется, — начала она, — что безопасность нам могут гарантировать только какие-то козыри на руках.
Дураку ясно! Но откуда у нас, интересно, возьмутся такие козыри?.. Я только пожал плечами, однако дядюшка Сэм, похоже, не разделял моего скепсиса.
— Какие, например, козыри? — насторожился он.
— Мы должны действовать так же, как Рюрик, — отозвалась Ляля. — Нам нужны заложники, кто-то, кто ему дорог.
— Ему никто не дорог! — воскликнул дядюшка Сэм, и окружающие зашумели.
— Неправда! — покачала головой Ляля. — Как бы жестоки ни были лиряне, я уверена, они точно так же дорожат своими детьми, как мы с вами.
Как раз в этот миг на пороге кабинета появился… Карл Маркс. Сходство было разительным, лишь мгновение спустя я сообразил, что это — заросший усами и бородой Брайан. И за руку он держит пацана… Моего Ромку!
— Капризничает, — сообщил Брайан. — Говорит, если я не приведу его к отцу, он велит мне немножко отрубить голову.
Мальчуган, отпустив руку своего пролетарского воспитателя, побежал ко мне. Я присел, чтобы обнять его, но он, проскочив мимо, обхватил Лялины ноги и, осторожно глядя на меня, спросил:
— Мама, этот дяденька — царь?
— Да, милый, — усмехнулась Ляля, беря его на руки.
— Значит, он — мой папа?
— Да, конечно.
— Тогда пусть папа прикажет Брайану побриться, а то он колючий, — заявил пацан, а когда вокруг захохотали, он засмеялся вместе со всеми, победно оглядываясь по сторонам.
— Посиди на руках у отца и помолчи, — сказала Ляля, улыбаясь, и передала Ромку мне. А сама вновь обратилась ко всем: — Возможно, лиряне и не испытывают тех нежных чувств к своим детям, какие испытываем мы, но к вопросу продолжения рода они не могут относиться несерьезно. Это вопрос выживания вида.
— Ты мне купишь бластер? — шепотом спросил меня Ромка на ухо.
— Тс-с, — приложил я ему к губам палец, чувствуя, что мое сердце колотится так, что готово выскочить из груди. И кивнул, мол, «да, куплю».
— Совершенно случайно, — продолжала Ляля, — я узнала, что дети привилегированных лирян воспитываются и учатся на специально оборудованной для этого планете Блиц-12ХЬ. И прежде всего мы должны захватить именно ее, а уж после того думать обо всем остальном.
— Откуда эта информация? — недоверчиво прищурился дядюшка.
— Не считаю необходимым перед кем-либо отчитываться, — парировала Ляля.
— Скорее всего, нас уже ждут там! — воскликнул дядюшка, мстительно покосившись в ее сторону.
— Если я верно понимаю вас, вы предполагаете, что я пытаюсь заманить всех нас в ловушку? — В голосе Ляли звучал лед, и я почувствовал гордость за нее. Нет, не зря она включилась в разговор… Как изменил ее рюриковский плен… Возможно, я потерял любимую женщину, но зато приобрел хладнокровного стратега. А в нынешнем положении второе, пожалуй, ценнее первого…
— Нет, что вы, — смутился дядюшка, порывисто выдернул из-за пазухи маленькую морковку, нервно откусил кончик, пару раз хрустнул и закончил: — Я лишь думаю о нашей безопасности.
— Да, — вмешался Филипп, на этот раз приняв сторону дядюшки. — Это очевидно. По вашей же логике. Если лиряне бережно относятся к своим детям, то планета надежно защищена.
— Посмотрим, — проговорил я тоном, не терпящим возражений. И Филиппу не осталось ничего другого, как только пожать плечами.
Глава 3
ВОЛЧАТА
Обсуждая вопрос, как именно мы будем действовать, от идеи вновь прихватить с собой напичканные поронием шлюпки отказались. Дважды этот номер не пройдет, а с чудовищной взрывчаткой на борту мы были слишком уязвимы. Тем более что сейчас в ней не было и особой необходимости, ведь теперь мы обладали огневой мощью захваченного крейсера, а этого вполне достаточно, чтобы разнести в пух и прах любую планету. Пилотов наших «призраков» тут же отрядили к их кораблям избавляться от смертоносных приспособлений. Остальные отправились отдыхать.
С операцией по захвату Блиц-12ХЬ тянуть не следует. «Блиц» — очень подходящее название. Быстрота и внезапность — вот метод, который может принести победу… Но участники прошлой операции были измотаны, и мы решили взять двенадцатичасовой тайм-аут. Только Гойке предстояло отсыпаться в другой раз: сейчас он занялся спешным переводом всей боеспособной части своего табора в захваченный крейсер.
Мне, правда, тоже поспать удалось совсем мало. О чем я ничуть не жалел.
… Эта женщина, эта новая женщина, которая у меня появилась, была совсем не знакома мне не только внешне.
Я шагнул в глубину этих глаз, помешавшись от трепетных бликов, поскользнувшись на солнечных плитах, увеличившись в тысячи раз.
Я упал в теплоту этих рук, коченея в январскую стужу, расхотев возвращаться наружу, потеряв равновесие вдруг…*
Слишком хорошо. Так хорошо, что появилось нелогичное чувство вины перед всем тем, что я помнил о Ляле прежней и что еще недавно надеялся вернуть. Зато она теперешняя не ревновала меня к себе прежней. Ведь она изменилась только в моих глазах, а для себя она осталась собой. Лишь мягкая ее нежность превратилась в неистовую страсть, а жертвенность — в четкое знание собственных желаний. Мне нравилось все это, но было жаль чего-то, чего уже не будет никогда.
Между нами есть тяжесть, полутемная верность.
Ты мне ночью расскажешь словно бритвой порежешь.
Я тебе изменяю лишь с тобою самою.
Я тебя обоняю недовытекшей кровью.
Мы друг друга не знаем, лишь два сердца, как птицы, раз вспорхнувши, летают — и не в силах разбиться.*
Ей нечего было рассказать мне. Ей угрожали, но ни разу не тронули и пальцем. Она боялась за Ромку и за меня, но не прекращала верить в то, что я объявлюсь, помогу, спасу. Хорошо, что я почувствовал бездонную силу этой веры только сейчас, иначе я уже давным-давно очертя голову кинулся бы навстречу опасности и, скорее всего, погубил бы нас всех.
Мы произнесли мало слов в эту ночь.
Бездна: над нами, под нами, в нас…*
… Рев сигнала тревоги заставил меня вскочить как ошпаренного. Глянул на часы. До установленного срока подъема оставалось еще полтора часа. Значит, что-то непредвиденное. Застегиваясь на ходу, я вылетел в коридор штаб-квартиры «пчеловодов» и тут же лицом к лицу столкнулся с Филиппом, который, по-видимому, спешил ко мне.
— Ваше Величество! — В его интонациях слышалась смесь тревоги, удивления и досады. — Только что царский флот вынырнул возле Петушков и движется к нам. Мы еще можем успеть скрыться, но времени в обрез! — Глядя через мое плечо, он смущенно добавил: — Доброе утро, Ваше Величество.