Иногда ей было хорошо, но лишь изредка. Болезненных ощущений она испытывала значительно больше. А еще более нестерпимым был огонь, изнутри выжигающий ее душу. Стоило ей закрыть глаза, как перед ней вставало лицо Лабастьера Первого. И это пугало ее. Странное нелогичное чувство вины заполняло ее душу. И вот тогда даже боль, отвлекая ее, становилась желанной.
…Оргия продлилась до самого утра. Наан не заметила, как уснула, лежа на животе и уткнувшись лицом в траву. Осознала она это лишь тогда, когда ее разбудил Дент-Харрул:
— Вставай. Твой брат ждет тебя. Нужно спешить, пока Город спит.
Она поднялась. Все тело ныло. Огляделась. Было еще темно, но утренняя зарница уже занялась. Площадь была пуста. Пуста была и ее душа.
Наан машинально стала поправлять одежду. Заметив на себе внимательный взгляд зеленоглазого, она, вопреки всякой логике, почувствовала внезапное смущение и остановилась.
— Если для тебя это что-то значит, — сказал самец, беззастенчиво разглядывая ее, — ты — лучшая самка из всех, кого я знал.
— Нет, — резко ответила она. — Не значит. — И отвернувшись, в тягостном молчании привела себя в порядок. Затем коротко скомандовала: — Летим.
…— Ты ведь, наверное, знаешь, что ваши куколки появились на свет триста лет назад? — разговорился Дент-Харрул уже в воздухе. Как ни странно, он взял курс не к окраинам, а наоборот — направил свой полет еще ближе к центру Города.
— Я догадалась.
— Тогда не удивляйся, что твой брат значительно старше тебя. Его куколку активировали несколько раньше.
— Кто он?
— Он — архивариус имперской мнемотеки. В нее-то мы и направляемся сейчас. И мы почти на месте. Я работаю там же.
— Как вы меня нашли? — спросила Наан, хотя по большому счету, сейчас это было ей совершенно безразлично. Больше ее мучал вопрос к себе: так уж много выиграла она, не став женой Лабастьера Первого?.. С момента ее побега прошли только сутки, а впереди — целая вечность…
— Мнемотека пользуется имперскими каналами связи, — отвечал зеленоглазый, словно и не замечая ее отчужденности. — Мы узнали о твоем бегстве почти сразу. Настоятельница твоего Храма сообщила, что ты интересовалась родителями.
— Она жива? — опешила Наан.
— Конечно, — удивился тот. — Почему ты спрашиваешь?
«Значит, в убийстве меня не обвинили бы…» — подумала она с горечью.
Не дождавшись ответа, Дент-Харрул продолжил:
— Мы решили, что поиски родни должны привести тебя в столицу, и наша организация приложила все силы к тому, чтобы засечь тебя. И это случилось, когда твой антиграв прошел через купол. Но добраться до тебя я сумел только на площади. Мне повезло.
— Вот как?.. — вопрос Наан подчеркнул двусмысленность его высказывания.
— В том смысле, что не окажись я там вовремя, законопослушные горожане уже выдали бы тебя страже, — пояснил Дент-Харрул поспешно, но покосившись на нее, не удержался и слегка усмехнулся. — А ты подумала…
— Я ничего не подумала, — голос Наан вновь стал безжизненным. — Ничего и не было.
— Что ж, забыть и никогда не вспоминать… это соответствует традиционным правилам Дня Любви…
— Ты сказал «организация», — сменила тему Наан. — Кто вы?
— Ты все узнаешь. Тем более, что мы уже прибыли.
Здание, на которое он указал, напоминало семейство древесных грибов или несколько поставленых на ребро океанских раковин. В то же время и в очертаниях, и в использованном строителями материале (тщательно отполированный серый мрамор с черными прожилками), а главное — в масштабах, явственно ощущались величие и размах.
— Добро пожаловать! — широко улыбнулся Дент-Харрул, когда они приземлились на крышу, и шагнул было к входному отверстию, но Наан остановила его:
— Подожди.
Он удивленно обернулся.
— Подожди… — повторила Наан тихо и несколько секунд вглядывалась в его смуглое лицо… А затем, основательно размахнувшись, отвесила ему звонкую пощечину.
Оторопевший самец даже не успел отшатнуться, только схватился за щеку, и затравленно молчал, глядя на Наан блеклыми изумрудинками глаз.
— Извини, — сказала она все тем же бесцветным голосом. — Пойдем.
7
— Знаешь ли ты, кого ты ждешь?
— Нет. Но таков мой рок.
— Знаешь ли ты, зачем ты живешь?
— Нет. И какой в том прок?
— Знаешь ли ты, когда ты умрешь?
— Да, коль назначен срок.
Впервые в жизни Наан столкнулась с приспособлением, которое Дент-Харрул назвал «лифтом». Она нашла его хоть и странным, но удобным. Они опустились к основанию строения, затем, проведя Наан десятком узких кривых коридоров, Дент-Харрул вывел ее в центральный информаторий мнемотеки — просторное сферическое помещение, стены, пол и потолок которого были усеяны тысячами небольших углублений с носителями информации.
Наан бывала в мнемотеках и раньше, правда, значительно меньшего масштаба, но в первый раз она видела, чтобы пространство зала информатория не было абсолютно пустым, что позволяет бабочке, свободно перелетая от ячейки к ячейке, выбрать себе все необходимое. Наоборот — этот зал сверху донизу был опутан множеством флуоновых нитей. Приглядевшись, она поняла, что это — эластичные лестницы. А еще чуть позже уяснила себе и их назначение. После того, как увидела брата.
Она помнила, что брат ее немолод и, как ей казалось, была готова к встрече… Но это оказалось заблуждением. Цепляясь за перекладины, проворно и в то же время неуклюже, словно лесной паук, по одной из лестниц на пол сполз самец. Сначала он показался Наан дряхлым от старости. Но она тут же поняла, что дело вовсе не в возрасте, а в том, что перед ней — калека. Вместо кистей обеих рук из рукавов его серого комбинезона торчали блестящие металлические крючья-протезы. Лицо самца было обезображено шрамом, захватившим и правый глаз. Но больше всего Наан поразило то, что у него не было крыльев.
Очутившись перед Наан, калека, криво усмехаясь, вперил в нее жесткий взгляд единственного, черного, как ночь, глаза.
— Здравствуй, сестричка, — проскрипел он и тут же разразился приглушенным ухающим смехом, больше похожим на кашель. Так же неожиданно прервавшись, он добавил: — Испугалась?
— Чего я должна бояться? — пересилив оцепенение, произнесла Наан твердо.
— Ни «чего», а «кого». Меня, конечно! — заявил калека и заухал снова.
— Твои увечья достойны жалости, а не страха, — ответила она холодно. — Но я думаю, все они — последствия честной битвы, а значит, достойны еще и уважения.
Ее собеседник одобрительно качнул головой:
— Я вижу, в Храме вас учат не только произносить славословия императору. Ты хорошо держишься. Меня зовут Лайвар. Приставки «Дент», само собой, нет: кто ж пойдет за такого урода?
Наан пропустила это самоуничижительное высказывание мимо ушей.
— Рада, что нашла тебя.
— Ты — меня? — Лайвар усмехнулся вновь, но Наан не назвала бы эту улыбку доброй. — Что ж, пусть будет так. А я в таком случае рад что нашел тебя. — Он перевел взгляд на Дент-Харрула: — Оставь-ка нас. Нам нужно посекретничать. По-родственному.
Зеленоглазый нахмурился, но, нехотя кивнув, удалился.
Калека вновь повернулся к Наан:
— Итак, что же ты натворила?
— Сперва я должна быть уверена, что ты — действительно мой брат, и что ты не собираешься предать меня.
— Доказать то, что ты требуешь, достаточно сложно, а времени у нас немного… Тебе придется поверить на слово. У тебя просто нет другого выхода. Тебя ищут.
Время, действительно, работает отнюдь не на нее… Она огляделась:
— Ладно. Я вынуждена довериться тебе. Ты сможешь меня надежно спрятать? Но учти, император в курсе, что я ищу тебя.
— Знаю, знаю, — нахмурился Лайвар. — Что ж… Тогда поспешим. Следуй за мной.
Он ловко зацепился правым крюком за флуоновую ступеньку, качнувшись, одним махом перепрыгнул на другую и, бросив — «лететь не пытайся, только зря истреплешь крылья», — резво пополз вверх.
Наан и сама догадалась, что воспользоваться крыльями в этой путанице нитей не сумеет. И полезла вслед за Лайваром.
Но он почти сразу остановился:
— Теперь тебе лучше обогнать меня. Так будет безопаснее, поверь моему опыту. Если ты будешь выше меня, я смогу подстраховать.
Наан кивнула и двинулась первой. А Лайвар добавил:
— Пока — только вверх.
Оказавшись примерно в центре сферы информатория, Наан глянула вниз и содрогнулась: если рухнуть с этой высоты, крылья не спасут, их просто не будет возможности расправить. Падение означает неминуемую смерть…
Мысль эта не добавила ей осторожности. Наоборот, испуг сыграл с ней злую шутку. Дважды после этого она совершала неверные движения, оступалась и оказывалась на волосок от гибели. Но оба раза Лайвар приходил ей на помощь.
— Когда не можешь летать, сестричка, поневоле научишься ползать, — сказал он с неприкрытой горечью, в очередной раз подставив плечо под ее соскользнувшую со ступеньки ногу. — Знаешь, как меня тут прозвали? «Таракан». Не очень-то лестно, а?
«Не очень лестно»? Это мягко сказано, — подумала Наан. — Скорее, оскорбительно». Но она тактично промолчала.
— А я не обижаюсь, — продолжал Лайвар. — Мне симпатичны эти насекомые. Им не дано летать, но они намного более живучи, чем бабочки. Кроме того, — он осклабился, — они почти такие же гнусные, как я. Говорят, они жили и процветали еще во времена бескрылых…
— Ты веришь в бескрылых? — чуть задыхаясь, спросила Наан. Она уже привыкла считать, что абсолютно ничего в Новой Религии и в официальной истории не соответствует действительности.
— Верю? — хмыкнул Лайвар. — Нет, не так. Я ЗНАЮ.
Некоторое время они двигались молча, а чуть позже он скомандовал:
— Уцепись покрепче и пока не двигайся. Я покажу, куда ползти дальше и тогда — держись уже позади меня. Там будет не опасно.