Кнаус сделал знак одному из своих людей. Тот придвинул Терезе папки с интересовавшими их делами. Ей хватило пары минут, чтобы уловить суть происходящего. Для строительства новой лыжной базы собирались вырубить лес на значительной части горного склона, и можно было себе представить, с каким негодованием жители долины встретили этот проект. Всю территорию поделили на участки. К северу, на горном хребте, взяли образцы почв: гидрогеологические исследования дали положительный ответ, и строительные работы планировалось начать весной, после схода снега. На огражденных же участках к югу, недалеко от деревни, работы уже велись. Именно там группа экоактивистов организовала несколько акций саботажа: самый серьезный случай произошел за несколько недель до исчезновения Валента. За умышленный поджог задержали троих местных жителей.
— Паризи, займись этим завтра утром, — попросила Тереза, указав на листок со списком имен. — Допроси их в неформальной обстановке. Надо же с чего-то начинать!
— Почему вдова убитого скрыла эту информацию? — подал голос Марини.
Тереза подняла голову, посмотрела на него и не смогла произнести ни слова. Язык ей не повиновался. Взгляды всех присутствующих обратились на нее.
— Комиссар?
Лица. Кругом лица, в большинстве своем безымянные.
К неловкости прибавилось еще и замешательство. Кто-то протянул ей стакан воды. Встревоженный голос называл ее комиссаром. Голос казался знакомым, но подобрать ему имя не удавалось.
Тереза поднесла ко рту очки и принялась покусывать дужку. Она так часто поступала, однако сейчас ей было необходимо выиграть время, чтобы прийти в себя, справиться с замешательством и восстановить речь.
Черт побери, как же его зовут?
Бесполезно.
— Извините, — бессвязно пробормотала она, поднявшись.
Прошла в туалет, закрыла за собой дверь и повернула ключ. Она дошла сюда сама, не спросив помощи, значит, ей известно это место.
Отдышавшись, Тереза взглянула на себя в зеркало и увидела испуганную старуху.
«Всего лишь минутная слабость», — мысленно проговорила она.
Это было неправдой — она прекрасно осознавала, что с ней происходит.
21
В это время года долина походила на термитник, заливаемый дождями. Повсюду бурлила жизнь, в обе стороны дороги вдоль горного склона тянулись бесконечные вереницы машин. Однако в отличие от насекомых, зимовавших глубоко под землей, человеческие существа не прятались в норы с приходом холодов. Они казались ему цветными пятнами, копошившимися в снегу.
Люди были похожи на него, и в то же время отличались. Он часто спрашивал себя, какой от них прок. У термитов, например, мощные челюсти, которыми те прогрызают деревья, освобождая место для молодой поросли. Без их стараний лес бы погиб.
Человеческие же существа истребляют себе подобных, отбирая пропитание у самых слабых. Стая паразитов, созданная природой по ошибке, с таким же отталкивающим запахом, как у выросшей в тени травы с плоскогорья.
Он наблюдает, пытаясь отыскать связь между звуками и вещами, подражает, перенимает опыт у людей. Входит в их жилища.
Не замечая его присутствия, женщина хлопочет по дому, переходя из одной комнаты в другую. Он крадется за ней следом, прячась по углам, когда та оборачивается, вдыхает ее запах, рассматривает изгибы тела.
Потеряв к женщине интерес, он поднимается по лестнице на верхний этаж. Там в кроватке играет ребенок. Их глаза встречаются, и малыш улыбается. Он выглядит сытым и довольным. От него пахнет молоком.
Он идет дальше, прямиком к расстеленным на кровати одеялам. Они плотные, мягкие и теплые, как овечья шкура. Потянув одеяло на себя, он растормошил кота, свернувшегося калачиком сверху. Фыркнув, кот мигом удирает из комнаты.
Ребенок встревоженно вскрикивает. Мать снизу зовет его по имени.
Войдя в комнату, она берет малыша на руки, что-то нежно приговаривает и садится на кровать. Вслед за шуршанием ткани раздается жадное чмоканье. Мать тихо напевает вполголоса: эти звуки напоминают щебет птиц по весне.
Он различает каждое движение над головой. Кровать поскрипывает под весом двух тел.
Что-то падает на пол, и женщина произносит какое-то слово.
«Иг-руш-ка», — повторяет он за ней, и его шепот тонет в звуках колыбельной. Он выучил новое слово.
Все это время он рассматривает ее кожу: задравшаяся ткань оголила щиколотку. Нога розоватая и гладкая. От нее веет теплом, так и хочется коснуться. Он тянется пальцем, но что-то его останавливает.
Замерев на пороге, кот следит за ним перепуганным взглядом.
22
Прикусить кулак. Сколько лет своей жизни Тереза кусала кулак, чтобы заглушить подступавшие к горлу рыдания? Этот способ выручал ее в критических ситуациях, особенно на людях. В прошлом, которое ее никак не отпускало, такое происходило сплошь и рядом. Она сожгла это прошлое на погребальном костре старых фотографий, но не питала иллюзий, что избавилась от него насовсем. Лишь надеялась, что в будущем боль притупится, и, похоже, судьба смилостивилась — Тереза свыклась с болью, как со старым приятелем, и несла в себе этот груз, не отрекаясь от воспоминаний.
Прикусить кулак и стиснуть зубы. Тереза открутила кран, и журчание воды приглушило предательские всхлипы. Все это время она неотрывно смотрела на свое отражение в зеркале, чтобы ничего не упустить, в надежде, что так все скорее закончится. Она с нетерпением ждала момента, когда страх и отчаяние отступят, оставив ее обессиленной, но свободной: с дырой вместо сердца. Однако, казалось, происходящему не будет конца и края.
Она с состраданием посмотрела в свои перепуганные глаза, чтобы не чувствовать себя такой одинокой. Кроме себя самой, рассчитывать было не на кого. Несчастная, потерянная Тереза, любовь к которой только крепла с годами и жизненными невзгодами, но которой она ничем не могла помочь. Не в этот раз — сейчас от нее ничего не зависело.
Страшась дать название своим подозрениям, она спрашивала себя: какое будущее ей уготовано? Сколько сил потребуется, чтобы все это вынести? И сколько времени у нее в запасе?
Последний всхлип утонул в глубоком вздохе. Убрав руку ото рта, Тереза взглянула на свое перепуганное отражение. Умылась несколько раз ледяной водой, тщательно промокнула лицо салфеткой. Никто не должен догадаться о ее чувствах. Никто не должен ее жалеть. Нужно замаскировать растерянность и молить всемогущего Бога, чтобы он отсрочил следующий приступ.
За дверью ее ждут люди и новое расследование. Ей предстоит найти убийцу для того, чтобы восторжествовало правосудие, о котором взывают жертвы. Минутная слабость миновала — пора действовать.
23
— Я бы подождал.
Симоне Де Карли смотрел на Массимо, скрестив руки на груди. Он выглядел намного моложе своих тридцати лет. С едва заметной бородкой на моложавом лице, с татуировками на предплечьях и в узких джинсах, он походил на подростка.
Массимо пропустил его совет мимо ушей.
— А вдруг ей плохо? Она там уже целую вечность, — возразил он.
Симоне поколебался и ответил почти шепотом:
— Еще одна причина, по которой не стоит лезть на рожон. Если бы ей нужна была помощь, она бы нас позвала. Не сту…
Массимо постучал. Изнутри доносилось журчание воды и звук рвущихся салфеток. Судя по всему, Тереза Батталья была жива.
— Комиссар, с вами все в порядке? — спросил Массимо.
Дверь резко распахнулась, и на Массимо зыркнула пара сердитых глаз.
— Марини, ну почему ты везде суешь свой нос?!
Батталья была жива и, как всегда, не в духе. Массимо обернулся к Де Карли, но того и след простыл.
— Я беспокоился, — проговорил Марини, посмотрев ей в глаза. — Но вижу, что зря.
У нее было помятое лицо, будто она долго плакала. В волосах, около ушей, повисло несколько прозрачных капель. Вспомнив о шуме воды за дверью, Массимо подумал, что ее попытки привести себя в порядок ледяной водой не возымели успеха. Он спрашивал себя, что довело ее до такого состояния.
— Я сказал Кнаусу и его людям, что на сегодня совещание окончено, — доложил он.
Тереза косо на него посмотрела.
— С каких это пор ты тут командуешь?
Отстранив его в сторону, она двинулась вперед по коридору. Массимо не оставалось ничего другого, как последовать за ней. С одной стороны, ему хотелось послать ее к чертям собачьим, а с другой — терзала необъяснимая тревога.
— Ну а сейчас я чем не угодил? — спросил он.
— Ждешь от меня медаль за заслуги?
— Достаточно будет, если вы перестанете меня третировать.
— Боже мой, Марини! Сейчас я настрочу извинения и отошлю твоей мамаше!
— Да идите вы к черту, комиссар!
Тереза резко остановилась. Марини уже корил себя за грубость.
— Прошу прощения, — поспешно проговорил он.
Тереза Батталья с досадой вытянула губы вперед.
— Ну вот. Начал за здравие, а кончил трусливыми извинениями. Запомни: послать кого-нибудь — это нормально, — заявила комиссар.
Он не нашелся что ответить. Перед ним была все та же Батталья — несносная и решительная. Тем не менее следовало отдать ей должное: она не прикрывалась служебным положением ни от нежелательной критики, ни от ругани в свой адрес.
— Напомни Кнаусу взять под наблюдение дома Валентов и Кравина, — распорядилась она. — Завтра снова допросим вдову.
— Вы сейчас куда?
— В город.
— Я вас подброшу.
— Нет. Если ты забыл, я вожу машину.
Марини не настаивал. Тереза распахнула дверь на парковку. Снег снова повалил крупными хлопьями, поблескивавшими в свете фонарей.
— Значит, преступник всегда возвращается на место преступления? — спросил инспектор с иронией, прежде чем комиссар тронулась с места.
Было только пять часов, но казалось, что наступила ночь. Перед тем как ответить, Тереза окинула взглядом темноту.
— Как правило, да, если не контролирует себя. Возвращается на место преступления. Приходит на похороны и на могилу. Звонит родственникам. Встречается с ними по различным поводам. Не для того, чтобы что-то выведать, а чтобы подпитать свои фантазии. Продлить, так сказать, удовольствие от причиненного им зла.