А иногда он чувствовал себя свободной и одинокой рысью. Острые когти этой дикой кошки оставляли большие отметины на стволах деревьев, по которым она карабкалась. Он взглянул на свои руки. Длинные и прочные ногти торчали из толстой, как кора, кожи. Он точил их каждый день камнем, как летом в поле крестьяне точат блестящие на солнце косы.
Это были руки, его руки, забывшие, что такое рукопожатие.
Он потрогал связку с шелковистыми на ощупь костями, пахнувшую сухой землей. Сжал в руке и перенесся в то время, когда сжимал не кости, а живую руку.
33
— Опять пытаешься меня задобрить?
Тереза взглянула на чашку кофе, которую Массимо поставил перед ней на рабочий стол. На лице инспектора не дрогнул ни один мускул. Он догадался, что комиссар принадлежит к породе тех, кто лает, но не кусает.
— А у меня есть шансы? — ответил он вопросом на вопрос.
Она швырнула сумку на пол и не слишком изящно (мягко говоря) задвинула ее ногой под стол.
— Ни единого! — ответила она. — С сахаром?
— Вам же нельзя!
— Блин, какого черта ты добиваешься?
Ее манеры покоробили инспектора.
— Неужели нельзя спросить без…
— Дерьмо! Я обляпалась. Так какого черта ты добиваешься? — перебила его Тереза в поисках салфетки, которую он тут же ей протянул. После секундного колебания она все же взяла салфетку.
— Личная жизнь не складывается? — поинтересовалась она.
— Почему вы так думаете?
— Да потому, что ты обхаживаешь такую старуху, как я. Учти, повышениями тут ведаю не я.
Массимо решил не тратить время на пререкания. Теперь он понимал, что именно этого Тереза и добивается — словесной перепалки, чтобы снять напряжение. Он подождал, пока она допьет кофе.
— Я все думаю, почему вы настаиваете на профиле серийного убийцы, если у нас всего одно убийство, — проговорил он. — Вчера я не обратил на это внимания.
Он произвел на комиссара впечатление: она впервые посмотрела на него не как на пустое место. Окинула его внимательным взглядом и откинулась на спинку кресла.
— Вижу, ты проштудировал тему, — пробормотала она, роясь в недрах стола в поисках леденца. Затем бросила один инспектору.
— Вы же сами этого хотели! — ответил Массимо, поймав конфету на лету.
Тереза рассмеялась.
— Ничего я не хотела. Дело я и сама раскрою. Это был просто совет. Тебе во благо.
Массимо решил, что случай безнадежный: комиссар не может обойтись без выпадов в его адрес.
— И я ему последовал. Так все-таки: почему серийный убийца? — настаивал он.
Тереза взмахнула рукой.
— Ну, ритуальность, ампутация, инсценировка. Продолжать? Похоже… похоже на начало.
— Начало чего?
Она взглянула на него так, словно ответ был очевиден:
— Начало серии смертей.
Он сел напротив нее.
— Думаете, он убьет снова?
Тереза медлила. Должно быть, прикидывала, стоит ли посвящать его в свои опасения.
— Именно этого я и боюсь, — наконец проговорила она. — Поэтому не могу заснуть ночью и вскакиваю от каждого звонка. Рано или поздно это случится.
Ее слова прозвучали зловеще, хоть Массимо и не ожидал иного ответа.
— Так чего мы тут сидим? — спросил он.
— А что нам остается? Прочесать вдоль и поперек двадцать тысяч гектаров леса? Обыскать сотни домов и допросить тысячу-две человек? Ты это предлагаешь?
Массимо понял, что сморозил глупость.
— Неужели это неизбежно? — проговорил он.
— Если только преступник не сделает какой-нибудь промах…
— А он промахнется?
— Ты просишь меня погадать на кофейной гуще?
— Нет, просто хочу понять, насколько он ловок.
— Дело не в ловкости, а в жестокости. А возможно, и в том и в другом. Волку охотиться помогает ловкость или то, что он волк?
Массимо вспомнил о недавнем разговоре около дома Кравина.
— По-вашему, выходит, он такой, какой есть, и ничего с этим не поделаешь, — резюмировал он. — Плохо, очень плохо.
Тереза улыбнулась. Она выглядела уставшей, а возможно, ей просто наскучило объяснять очевидные вещи не слишком понятливому новичку.
— Может, они понимают этот мир лучше нас, — пробормотала она. — Они видят ад под ногами, а мы замечаем только цветы на земле. Тяжелое прошлое лишило их фильтра, который есть у каждого из нас. Впрочем, это отнюдь не значит, что им позволено убивать и что у них есть оправдание.
— А что тогда это значит?
— То, что в прошлом они страдали, и именно страдание сделало их такими. Я стараюсь никогда об этом не забывать.
Впервые эта женщина заговорила о личном и слегка приоткрыла дверь в свой внутренний мир. Массимо ухватился за эту возможность, пока она не передумала и не захлопнула ее у него перед носом.
— Стараетесь не забывать? Но о чем? — продолжил он, боясь переступить грань дозволенного, но не в силах остановиться.
Казалось, ее мысли витали где-то далеко.
— Просто я, как и они, вижу не только цветы. Я вижу ад, — задумчиво пробормотала Тереза.
Ее слова упали в тишину. Тиканье настенных часов за их спинами напомнило о том, что время доверительных разговоров подошло к концу.
Массимо почувствовал, что наступил подходящий момент для сюрприза. Он извлек его из кармана и положил на стол.
Тереза почесала лоб, затем надела очки и поднесла к лицу ветку с резными толстыми листьями, усеянную красными ягодами.
— В Японии это растение называют нантен, или священный бамбук. Его используют в буддистских храмах. У нас он известен как нандина домашняя. Вечнозеленый кустарник, который выращивают на садовых участках.
Тереза подняла на него глаза.
— Значит, растение не дикорастущее, — проговорила она.
Он кивнул, догадавшись, о чем она думает.
— Глаза фетиша росли в чьем-то саду в Травени, — сказал Массимо. — Возможно, если мы найдем этот сад, то вычислим и дом, в котором бывает убийца.
— Кто наблюдал, — продолжала она, — тот и возжелал.
34
Лючия всегда слушалась родителей, но разлука с друзьями так ее огорчала, что она решила нарушить родительский запрет.
Секретный код — два коротких телефонных звонка, а затем еще один — означал собрание у реки. Срочное собрание.
Не заботясь о том, что отец может вернуться в любой момент, Лючия оделась и вышла. На улице стояла погода как в страшной сказке: плотный туман до неузнаваемости изменил все вокруг. Он проникал внутрь, наполняя рот запахом влаги. Лючии пришло в голову, что, если бы в млечной дымке кто-то прятался, она бы заметила его, только почувствовав чужое дыхание на своей коже.
Быстрым шагом она дошла до центра. На улицах было пусто, свет в окнах домов и таверн был едва виден из-за тумана. Туристический сезон еще не начался, поэтому все жители сидели по домам. По главной улице, разделявшей Травени на две части, Лючия дошла до площади с приходской церковью и средневековой башней. Много лет назад здесь остановили нашествие турок. Когда учительница рассказывала им о тех событиях, Матиас спросил: остались ли в земле кости погибших? Дети подняли его на смех, а учительница ответила, что нехорошо проявлять к таким вещам нездоровый интерес. Лючия не поняла, что значит «нездоровый интерес», и спросила об этом Диего. Матиас признался, что его отец тоже осуждает его интерес к живым и мертвым животным и даже как-то обозвал психопатом. Должно быть, у него не все в порядке с головой. Однако, по мнению Лючии, ее приятель был абсолютно здоров.
И все же мысль о том, что под ногами покоятся останки павших в той страшной битве, порядком ее пугала.
Ускорив шаг, она свернула на дорогу, которая вела через озера-близнецы прямо к границе. Она остановилась около железнодорожной станции, в том месте, где дорога раздваивалась. Тропинка к бронзовому гренадеру начиналась где-то здесь, в туманной дымке.
Чтобы не пропустить ее, Лючия стала прислушиваться к звуку собственных шагов. Шорох гравия подсказал, что она на верном пути. Так Лючия добралась до самого склона. Чем выше она поднималась, тем реже становился туман. Вот из-за дымки гигантской тенью выступил профиль бронзового воина. С другой стороны склона начинался лес и спуск к каньону.
В клубах тумана на шее у гренадера Лючия разглядела шарф неопределенного цвета, и все ее страхи растаяли, словно по волшебству. Последние метры она пробежала и, поднявшись наверх, с трудом перевела дух. Мир под ней напоминал низкое облако.
Тени обрели четкость. Одна из них отделилась и пронеслась за спиной гренадера. Остальные же представительницы серого царства не сдвинулись с места, выстроившись вокруг на манер караула.
И тут Лючия различила едва слышный звук, похожий на стук камешков, брошенных на дорогу. Потом шум прекратился.
Рядом с ней кто-то был. Девочка обернулась, вглядываясь в туман, непрерывно менявший густоту и форму. Шум усилился, затем снова прекратился. Источник звука находился в двух шагах от нее, у подножия памятника.
Это стучали зубы.
Осмотрев памятник, Лючия заметила у постамента скрюченную фигуру. Она была такой скорченной, грязной и худой, будто отсутствовала дома не день, а целый месяц.
— Мама! — вскрикнула Лючия. Подбежала и обняла. Но странно пахнущее мамино тело было совершенно холодным. — Мам?! — снова позвала девочка. Вместо ответа снова раздался стук зубов.
Лючия откинула волосы с маминого лица и зашлась в беззвучном крике. Голос, растворившийся внутри, куда-то пропал.
Внизу, в каньоне, ее друзья тоже кричали, однако Лючии было не до них.
35
Около больничного комплекса Травени было не протолкнуться от полицейских машин. После звонка Хуго Кнауса, который сообщил об обезображенной женщине, найденной в состоянии шока, Тереза с Марини сразу же прибыли в больницу.
Жертвой нападения стала Мелания Кравина, мама Лючии. Отец девочки исчез. Женщину обнаружила дочка.
Прибывшие на место медики скорой помощи из ближайшего населенного пункта, оценив характер повреждений, запросили вертолет для транспортировки пострадавшей в город. Сейчас все ожидали его прибытия.