Так, может быть, Эрбан вовсе не был безжалостным убийцей? Однако времени для раздумий у Терезы не осталось. Она ненавидела себя за нерешительность и, чтобы подстегнуть себя к действиям, мысленно твердила, что, пока она колеблется, возможно, кто-то в этот момент находится на краю гибели в полном неведении о нависшей над ним опасности.
— Ладно, — решилась она. — Через пять минут соедините меня с заместителем прокурора. А пока у меня есть тут одно дельце.
45
Тереза застала Хуго Кнауса на кухне за приготовлением чая. Пока на плите вскипал чайник, на столе уже поджидали своего часа чайный пакетик и порезанные дольки лимона.
— Оставьте чашку и посмотрите на меня, — резко проговорила Тереза.
Удивленный, Кнаус повернулся.
— Что-то не так? — Свет упал на его лицо. Потемневшая от ветра кожа казалась маской, вырезанной из дерева шутником ремесленником: слишком большие уши, слишком маленький нос и близко посаженные глаза…
Однако его показное добродушие больше не трогало Терезу. Она не сомневалась, что Кнаус не перестанет ухмыляться даже перед лицом трагедии. Это было его отличительной чертой, характерным штрихом физиономии. Следовало немедленно поставить его на место, иначе он будет и дальше манкировать своими обязанностями.
— Что-то не так?! По правде говоря, вы всё делаете не так с самого начала расследования! — выпалила она. — Лукас Эрбан: вам ни о чем не говорит это имя?
Понимая, что проштрафился, Кнаус ненадолго опустил глаза перед тем, как ответить. Оставалось выяснить, почему он молчал об Эрбане: чтобы запутать следствие или по другой причине.
— Эрбан, — тяжело вздохнул полицейский, выключив газ. — Это точно не он.
Терезе захотелось влепить ему оплеуху: он даже не понял суть дела!
— Проблема отнюдь не в Эрбане. Проблема в том, дорогой мой Кнаус, что я должна целиком и полностью доверять своим людям, — пояснила она. — Я должна полагаться на глаза и уши тех, с кем работаю, как на свои собственные. На вас я полагаться не могу. Надеюсь, мне не нужно объяснять, почему?
Наклонив голову, она замолчала в ожидании ответа.
Кнаус облизнул пересохшие губы и обшаривал взглядом комнату в поисках правильных слов. Ответить ему было нечего. Тереза пришла сюда не затем, чтобы выслушивать объяснения или извинения. Она пришла, чтобы восстановить субординацию — не слишком приятный, но необходимый порядок. Порой она ощущала себя старым оленем, которому приходится бодаться с молодняком, дабы отстоять свою территорию и роль вожака стаи. Вот только родилась она женщиной и не испытывала склонности к таким стычкам, находя их изнурительными и утомительными. Однако для пользы дела была готова нанести удар с невероятной силой.
— Итак? — не отступала она.
Кнаус снова вздохнул. Видимо, до него стало доходить, что на сей раз он так просто от нее не отделается.
— Этого больше не повторится, — наконец проговорил он. — Я буду докладывать вам обо всем.
Тереза кивнула. Хотя сын Кнауса оказался втянутым в эту историю, у нее не было полной уверенности в том, что начальник местной полиции на ее стороне.
— Ваш сын попал на больничную койку после встречи с убийцей, которого мы разыскиваем, а вы вставляете мне палки в колеса? — возмутилась она. — Давид был на волосок от смерти. Вспомните об этом, дорогой Кнаус, когда вам в следующий раз взбредет в голову идти мне наперекор.
Кнаус громко сглотнул.
— Эрбан — несчастный человек, — проговорил Кнаус, — у него больная мать.
— А еще он потерял отца и у него нет друзей, — передразнила Тереза. Потом подошла вплотную, подняла Кнаусу подбородок и заглянула прямо в глаза. — Мне плевать, если вы по этой причине полагаете, что он не может быть человеком, которого мы разыскиваем! Мне плевать, если вы никудышный полицейский! Но упаси вас Бог запутывать следствие!
От волнения Кнаус едва дышал.
— Я никогда и не думал запутывать следствие.
Тереза не собиралась отступать ни на йоту.
— Только попробуйте утаить от меня информацию или соврать, и я мигом отстраню вас от дела!
46
В лесу, кроме шелеста обновлявшей снежный саван метели, не раздавалось ни звука. Робкий снег ночью перерос в самую настоящую пургу. Зима вступала в свои права. Лес, где на каждом шагу в теплых норах прятались его свернувшиеся калачиком обитатели, а с тяжелых веток то и дело ухали наземь комки снега, превратился в сверкающее полотно. Кое-где в темноте поблескивали чьи-то глаза: это редкий хищник выбрался на охоту. Припорошенная снегом шерсть, морда в крупинках льда, из ноздрей валит пар.
Спрятавшись за столетней елью, он наблюдал за окрестностями, скрестив руки на груди, чтобы согреться. Выжидал.
Он выслеживал свою жертву вот уже несколько недель. Изучил все ее привычки, маршруты и круг общения. Он не сомневался, что рано или поздно она здесь окажется и попадет прямо к нему в руки. Метель не внесет коррективы в ее планы: жертва — человек привычек.
Вскоре его ожидание увенчалось успехом. Два луча света от железной коробки, на которой перемещалась жертва, прорезали тьму, на мгновение осветив его укрытие на первом повороте.
Он поднялся и отправился следом, прячась за кустарником. Из-за темноты и толстого слоя льда, покрывавшего горную дорогу, железная коробка ползла еле-еле, переваливаясь с бока на бок и отравляя воздух едким газом.
Жертва нервничала. Это было заметно даже на расстоянии, по ее напряженному профилю. Затуманенные глаза пытались сконцентрироваться на дороге. Губы сузились в щелку. Жертве было не по себе — видимо, от испуга. Она чувствовала себя не в своей тарелке в его царстве. Теперь ей от него не уйти.
За третьим поворотом, как он и планировал, железная коробка остановилась. Некоторое время ничего не происходило, затем дверца приоткрылась и показалась жертва. Поежившись на холоде, поплотнее закуталась и, хлопнув себя по голове, поправила берет.
Посреди дороги, в лучах желтого света, на боку лежала черная туша. Метель ее почти не тронула, и лоснящаяся шкура поблескивала в ночи.
Жертва медленно приблизилась к мертвому кабану, который появился здесь незадолго до этого совсем не случайно. По-видимому, она прикидывала, как погрузить находку и какое блюдо из нее приготовить.
Взглянув на жертву, он решил, что час пробил, и вышел из своего укрытия. Снег заглушал его шаги. Ему показалось, что он бредет по облаку.
Руки подрагивали, но сердце билось ровно и спокойно. Он не испытывал волнения, не спешил. Им владело лишь неумолимое желание отобрать жизнь у жертвы, как зима забирает жизнь у цветов и растений.
Он остановился в нескольких шагах от этого дурно пахнущего тела. Подождал, пока жертва его заметит и поднимет на него глаза, которые он так хорошо изучил, глаза, каких не встретишь ни у кого, кроме таких же мерзавцев. Эти глаза напоминали реку после паводка — мутную и илистую.
Жертва, склонившаяся над кабаном, выпрямила спину, почувствовав его присутствие. Повернула голову и среди метели разглядела силуэт, преграждавший путь к железной коробке. Ничего не понимая, жертва поднялась на ноги.
Она не понимала, что тот, кто не ценит человеческую жизнь, рано или поздно заплатит за это своей собственной.
Она не понимала, что тот, кто обижает слабых, рано или поздно встретит на своем пути более сильного.
Но самое главное, она не понимала, что ей конец.
47
До чего же я докатилась? Башка еще варит, а я как потерянная. То ли еще будет, когда в мозгах начнется полная неразбериха (точно, нужно запомнить это определение). Наверное, сказывается усталость последних дней, которая, вместо того, чтобы заставлять шевелиться нейроны — те, что еще не окочурились, — только усугубляет мое состояние. Те, что окочурились, я в расчет не беру.
Вот уж не собиралась превращать дневник в «стену плача», а на деле вышло, что я не только вредная, но еще и плаксивая старая кошелка.
Итак, до чего я докатилась? До ручки.
Эрбан Лукас: главный подозреваемый.
После череды серых дней, сменявшихся ранними сумерками, крыши домов и дороги в долине наконец заблестели от яркого солнца. Казалось, метель сделала в округе основательную уборку. Исчезли и грязный снег вдоль обочин, и капли дождя с оконных стекол, и нечистоты из канав. Все блестело чистотой и радовало глаз округлыми очертаниями. На улице пахло снегом и потрескивавшими в каминах дровами.
Когда Тереза с Марини подъехали к дому Лукаса Эрбана, машина Кнауса уже стояла у дороги. Полицейский вызвался их сопроводить, чтобы не волновать понапрасну старую больную мать Эрбана. Он не сомневался, что ему лучше, чем кому бы то ни было, удастся найти верные слова и объяснить цель их визита. Незадолго до этого он уже предупредил Терезу по телефону, что Эрбана дома нет и мать понятия не имеет, где тот находится.
Выйдя из машины, Тереза заметила, как кто-то высунулся из окна соседнего дома. Тень сразу же скрылась.
— Соседи — народ любопытный, — заметил Марини.
Тереза старалась больше туда не смотреть.
— Они просто хотят вернуться к спокойной жизни, — ответила она. — Поэтому не прочь зажарить на костре какую-нибудь ведьму, лишь бы избавиться от своих страхов.
Хуго Кнаус первым прошел в дом. После недавней стычки полицейский старательно избегал взгляда Терезы. Он бесповоротно утратил ее доверие. Его скрытное поведение представляло собой угрозу. Так было и с вдовой Валента. Тесный, замкнутый мирок Травени не доверял посторонним и защищал своих обитателей. Никто из местных по доброй воле не содействовал полиции, избегая любого контакта, даже зрительного. По мнению здешних жителей, лучше выгораживать убийцу, чем попасть в поле зрения тех, кого они без преувеличения считали чужаками. Только сейчас Тереза осознала, как здесь относятся к туристам: как к неизбежному злу, с которым приходится мириться, не показывая истинных мыслей на их счет. Не стоит и надеяться на поддержку и содействие этой веками обособленной, отрезанной от остального мира общины. Она приказала Паризи прозонди