— Господи, — обессиленно пробормотала она.
Руки сами опустились на живот в попытке отыскать то ощущение, которое со временем не исчезало и постоянно напоминало о себе.
Как такое забудешь?
Во сне она ощущала, как ребенок легонько толкается у нее в утробе. Проводя по животу рукой, она чувствовала его тепло. Ощущение было настолько явственным, будто кто-то и вправду прикасался к ней изнутри. Она отдала бы все на свете, лишь бы это происходило наяву.
Сон обернулся сущим кошмаром, когда Тереза почувствовала, как кто-то хочет отнять у нее ребенка. В этот момент она с криком проснулась.
Тереза поднялась на ноги, после кошмарного сна ей было трудно дышать. Вытерев остатки слез тыльной стороной ладони, она глубоко вздохнула.
Сейчас был неподходящий момент, чтобы оплакивать самую большую в жизни потерю.
Тут она услышала, как из коридора доносится какой-то шум. От звука вскриков, переросших в безудержный плач, сон как рукой сняло.
Тереза догадалась, что за дверью в отчаянии рыдает мать похищенного ребенка.
Она прислонилась лбом к стене и закрыла глаза. Эти крики острым клинком проникали прямо в сердце, не давая возможности выстроить хоть какую-нибудь спасительную преграду. Так кричала во сне и она.
Ребенка украли не у нее, а у другой женщины, которая находилась там, за стеной, и она — Тереза в том не сомневалась — скорее предпочла бы умереть сама, чем потерять самое дорогое.
Только сейчас Тереза заметила у себя на руке повязку. Не веря собственным глазам, она тщательно осмотрела руку — где она умудрилась пораниться? Собственная забывчивость пугала.
В дверь постучали. Затем в кабинет осторожно заглянул Марини и, убедившись, что комиссар не спит, с облегчением сообщил:
— Комиссар, прибыл заместитель прокурора.
54
— Лукас Эрбан идеально подходит под профиль нашего убийцы, — сказал Гардини, просматривая рапорт Терезы. Заместитель прокурора сразу же примчался в Травени, как только узнал о задержании и похищении младенца.
Тереза же пока хранила молчание. Она понимала: написанные ее рукой слова дают надежду, что дело близится к завершению.
Эрбан многое знал от отца об охоте на зверей. Знал, как освежевать тушку, и соседи часто видели, как он бродит по округе и подглядывает в окна за молоденькими девушками и их семьями. Эрбан был изгоем, неудовлетворенным жизнью из-за нищеты и физических изъянов, которые старался скрыть, пряча руки под столом. Тереза подозревала, что они имеют дело с психопатом, однако верны ее догадки или нет, станет понятно только после результатов психиатрической экспертизы.
Парни, на которых преступник напал в лесу, не могли с уверенностью опознать в Эрбане нападавшего. Незнакомец был в гриме, бесформенная одежда скрывала его с головы до пят, да и молодые люди перед этим перебрали спиртного.
Даже когда фото Эрбана показали Давиду Кнаусу, который разглядел нападавшего лучше всех, тот не смог сказать ничего определенного.
— Глаза точно другие, — неуверенно произнес он, понимая, что на его слова нельзя полагаться. Он не мог воссоздать в голове все подробности происшествия, из-за которого чуть не погиб. Сейчас его волновало другое. После разговора с ним Тереза поняла: парень догадался, что нападавший в действительности совсем не безжалостный воин, каким казался. Она подозревала, что у парня развился своего рода стокгольмский синдром. Давид был благодарен преступнику за «подаренную жизнь» и чувствовал себя у него в долгу.
— Лукас Эрбан идеально подходит под профиль убийцы, но он не убийца. — Когда Гардини прочитал последние умозаключения Терезы, на его лице застыло выражение разочарования и уныния.
— Это не он. Вне всяких сомнений. Эрбан просто неудачник, — еще раз повторила Тереза.
Руки Эрбана были исполосованы ужасными шрамами, оставшимися от ожогов после устроенного им в школе пожара. Поэтому в доме не обнаружилось его отпечатков: у него их в принципе не было. Кожа на подушечках пальцев была гладкой и со временем загрубела от ручного труда.
Время шло, а новых зацепок в деле о похищении ребенка не появлялось. Никто не заметил, как из коляски похищали младенца. Однако среди пеленок обнаружили белые следы. В довершение этого злосчастного дня пришло известие о смерти Абрамо Визеля.
Тереза взглянула на первобытный лес, опоясывавший Травени.
— Снимите блокпосты, — распорядилась она. — Он не пользуется дорогами.
— Обыщем территорию, — предложил Гардини.
Тереза закрыла глаза и задумалась. Перед ее мысленным взором встали тысячи гектаров леса, ущелья и извилистые горные тропы. Он вместе с ребенком прячется там, а не в чьем-нибудь доме, не в Травени.
И что мне предпринять?
Все ее тело сотрясала невидимая дрожь. В соседней комнате ждали родители и брат похищенного мальчика. Тереза пока избегала встречи с ними, вместо этого она ознакомилась с их письменными показаниями. Эти люди были для нее как раскаленный предмет на расстоянии вытянутой руки. Она ощущала идущий от них жар и боялась, что это отразится на ее работоспособности. Хуже поисков убийцы в ее ремесле были только поиски похитителя детей.
— Тереза, всё в порядке? — позвал ее Гардини.
Находясь в плену у собственных страхов, Тереза не ответила.
Ребенок жив, подумала она. Нужно в это верить, хотя она старалась никогда не питать напрасных иллюзий. Она заметила, как ее рука снова опустилась на живот, туда, где во сне ощущалось биение новой жизни, туда, где иногда ныл рубец. Это было невероятно и все-таки порой случалось. Так и не рожденное существо не желало уходить в небытие и противилось здравому смыслу, ходу времени и физическим законам Вселенной.
Тереза не сомневалась, что мать ребенка за стеной испытывает похожие чувства. От ее криков сжималось сердце, а от плача опускались руки. Однако теперь Тереза понимала, что все это было не выражением покорности, а зовом, ниточкой, связывавшей ее с сыном, страстным призывом поскорее его отыскать. Женщиной двигал инстинкт. Тереза просто не имела права паниковать.
Она перевела взгляд на Гардини.
— Мне нужны еще люди, — проговорила она.
— Ты их получишь.
— И военные. Нужно как следует прочесать горы.
Гардини кивнул, с его лица исчезло напряжение.
— Я немедленно этим займусь, — пообещал он. — Позвоню Амброзини. Надо связаться с властями.
Когда все ушли, Тереза глубоко вздохнула. В последующие часы все решится.
— Я принес карты. — Вернулся Марини. — Здесь отмечены все пустующие постройки до самой границы.
Марини разложил перед ней на столе бумаги. Терезе хватило одного взгляда, чтобы догадаться: поисковым бригадам для осмотра окрестностей придется рассредоточиться на слишком большой территории.
Не имея подсказки, какой-нибудь привязки к местности, это было все равно что бросить монетку в океан, а потом пытаться выловить ее рыбацкой сетью.
— Сколько их? — спросила Тереза.
— Больше сотни.
— А совсем заброшенных? Остановимся на них.
— Таких большинство.
— Без дронов не обойтись. Позвони в участок, узнай, когда их доставят.
— Сейчас узнаю.
Вопросы и ответы следовали друг за другом как по команде. Оба понимали, что время сомнений миновало. Если хоть кто-то засомневается в успехе операции, это отразится на остальных членах команды и разорвет прочную цепь, которая должна протянуться по долине через горы прямо к ребенку, чтобы вернуть его домой. Тереза нуждалась в каждом из них, в каждом звене этой крепкой цепи.
Она посмотрела на Марини.
— Мы его найдем, — решительно заявила она.
Тот кивнул — твердо, без колебаний. Он понял.
Тереза взяла в руки дневник. Нужно вести записи, даже если порой это занятие становится в тягость и кажется пустой тратой времени. Нужно следовать методу и придерживаться правил, дабы выяснить, в каком направлении и с какой скоростью меняется ее состояние. Только благодаря дневнику она вспомнила, как повредила руку. Ей не хотелось верить, что пришел тот миг, когда она начала забывать собственную жизнь. Поэтому она упорно твердила, что всему виной отчаяние и изнеможение последних дней.
Внезапно проснувшись в состоянии полной растерянности, она не могла взять в толк, вызвана ли ее слабость только усталостью или чем-то еще. Может быть, тело умоляло ее не нестись вперед сломя голову и найти время для жизни вне службы.
Она держала дневник в руках, уставившись на последние заметки, сделанные впопыхах в состоянии полудремы.
Она не помнила, как их писала. Слова совершенно выветрились из памяти. При чтении этих строк у нее создалось странное впечатление, будто их писал кто-то другой, сидящий у нее внутри. И этот кто-то хотел ей помочь.
— Что-то не так? — поинтересовался Марини.
— Все не так, кроме одного, — ответила она, улыбнувшись. Сердце учащенно забилось. Впервые она перестала бояться того, что с ней происходит. — Дети, — произнесла она. Это было последнее, что она написала, прежде чем ее сморил сон.
— Не понимаю.
Она тоже ничего не поняла, впервые прочитав это слово, но теперь догадка, которую ее подсознание выудило, пока она дремала, обрела четкие очертания.
— Похоже, этой ночью я неплохо поработала, — пояснила она, захлопнув дневник. — Первая жертва — отец Диего Валента, вторая — мама Лючии Кравина. Думаю, Диего и Лючия учатся в одном классе.
— Скорее всего, в Травени только один класс для детей такого возраста. Полагаете, тут есть связь? Но при чем здесь мужчина, на которого напали в лесу?
— Абрамо Визель работал школьным сторожем. Диего жаловался, что тот обижает его товарища.
— У похищенного малыша есть старший брат, Матиас, сверстник Диего и Лючии, — добавил Марини.
— Случайность? Быть может, особенно в такой деревушке.
— Если как следует вдуматься, то Давид Кнаус тоже связан со школой. Мы видели его с дружками около выхода, они чуть не передавили детей.
И действительно, хотя Тереза полагала, что та четверка не имеет отношения к делу.