— Преступник отобрал органы чувств у первой, второй и четвертой жертвы, — проговорила она. — Ясно как день, что нападение на сына Кнауса он не планировал. Оно не вписывается в общую картину.
Подойдя к окну, Тереза сначала открыла, а затем захлопнула записную книжку. Ее мозг лихорадочно работал.
— Серийный убийца может годами никак не проявлять себя. Потом какое-то событие — увольнение, развод, унижение — выпускает как джинна из бутылки его желание убивать, которое появляется отнюдь не с бухты-барахты, — размышляла она. — Всегда есть переломный момент, но из-за того, что убийца — психопат, докопаться до мотива всегда нелегко: кажется, что его попросту нет.
— Возможно, нам стоит поискать событие, которое запустило серию убийств в нашем деле? — предложил Марини.
Тереза удивленно обернулась.
— Инспектор, наконец-то я слышу слова настоящего полицейского! — съязвила она. — Ты подтянул предмет?
Он с обидой посмотрел на нее.
— Может, хватит?
В дверях показался Де Карли.
— Комиссар, на границе задержали отца Лючии Кравина. Его везут сюда.
Данте Кравина был сельским парнем с замашками городского. На допросе он заявил Терезе, что решил пуститься в бега из-за давних проблем с законом. Его не единожды привлекали за распространение наркотиков.
— Я просто не хотел очутиться за решеткой из-за пары пакетиков дури, — пояснил он, словно бросить дочку без присмотра было пустяком.
— Вы заставили ребенка вымыть весь дом, чтобы мы не нашли следов наркотика? — спросила она.
— Да.
— А сами тем временем вымыли машину жены.
— Да.
— Вы о ней не беспокоились?
Тот передернул плечами, стыдливо потупив глаза.
— А что я мог сделать?
«Много чего», — подумала Тереза. Сделать так, чтобы жена не бродила одна по лесу в состоянии шока. Позаботиться о дочери, защитить ее.
— Расскажите о человеке, который позвонил к вам в дом той ночью, — вместо этого попросила она.
— Я был под кайфом. Ни черта не соображал. У него в руке была цепочка Мелании. Я подумал, что она влипла в неприятности, а в машине и в доме полно наркоты. Нужно было заметать следы.
— Тот человек был вам знаком? Вы встречали его раньше? Может, это был кто-то, кто не расплатился за дозу? — скорее для проформы спросила Тереза.
— Нет, наркотики тут ни при чем. Тот человек… не знаю, как и сказать. Он словно с луны свалился.
— Опишите его.
— Я был не в себе, говорю же. Единственное, что помню, он был бледный как смерть и таращился на меня своими глазищами. В жизни не видел такой рожи. Без эмоций, как у покойника.
При последних словах в голове у Терезы что-то щелкнуло.
— Как у призрака? — спросила она.
— Точно, как у призрака!
Тереза представила себе всех действующих лиц этой истории. Их образы вращались у нее в голове вместе со словами, которые потихоньку стали обрастать смыслом, если выстроить их в нужном порядке. Она пересмотрела события последних дней будто киноленту. Все вовлеченные в происходящее, взаимодействуя друг с другом, так или иначе, явно или косвенно, подводили к финальной развязке, которую еще предстояло додумать.
Жертвы. Школа. Община. Лес. Незнакомец с размалеванным лицом. И, наконец, они. Тереза поручила Де Карли закончить допрос и отвела Марини в сторону.
— Девочка, Лючия, тоже говорила о призраке из леса, — произнесла она.
— Думаете, девочка его знает?
На самом деле Тереза была в этом практически уверена. Наконец-то она нащупала связующее звено между жертвами и убийцей. Дело было вовсе не в мотиве или психическом расстройстве. Ранее ей не приходилось сталкиваться ни с чем подобным, поэтому и не удавалось подобрать определения лучше, чем «стадный инстинкт».
— Думаю, если у жертв есть что-то общее, так это они, — сказала Тереза. — Дети.
55
Ребенок плакал. Его отчаянный, непрекращающийся зов походил на писк выпавшего из гнезда птенца. Тот неоперившийся голенький комочек тоже беспрестанно открывал свой мягкий розовый клюв. Ничто на свете не могло отвлечь младенца от его намерения. Недавно появившись на свет, он уже твердо знал, что мать сейчас занята его поисками. И если он замолчит, то она никогда его не найдет. Маленькое личико побагровело от натуги и первобытного страха разлуки с источником жизни.
На его глазах разворачивалась отчаянная, невиданная прежде борьба за жизнь. Он коснулся пухленьких щечек, дотронулся до влажных капель, струившихся из глаз, и узнал в малыше себя. Откинул капюшон с рогами и конской гривой, стер руками грим с лица. В перерывах между всхлипами ребенок поднимал на него глаза. Теперь в них кроме отчаяния светилась слабая искорка интереса.
Обернув младенца в шкуру ягненка, он прижал его к теплой груди. Коснулся ручонки, и пять цепких пальчиков, сжавшись в кулачок, крепко схватили его за палец. Силен, хотя и мал.
Когда ребенок снова закричал, он последовал его примеру. От удивления малыш распахнул глаза и уставился на него. Какое-то время они обменивались звуками, узнавая друг друга.
Постепенно малыш затих и заснул. Он продолжал смотреть на ребенка, прислушиваясь к дыханию и ускоренному стуку сердечка около своей груди.
Впервые за долгие годы он был неодинок.
56
Диего сидел рядом с Лючией, Оливер — по правую руку от Диего, а Матиас стоял между ребятами и дверью.
Он у них за главного, подумала Тереза. Защищает их, отгородив стеной от неизвестности. Несет ответственность за ребят даже после похищения брата. Видно, стыдится того, что плакал, однако о своей роли не забывает. Хотя последние дни принесли ребятам много горя, они выглядели спокойными. Огорченными, но собранными.
Их не напугал даже ночной визит в полицейский участок. Несмотря на столь поздний час (два часа пополуночи), сна у них не было ни в одном глазу. Хуго Кнаус принес им по чашке горячего шоколада и коробку конфет. Увидев, что коробка наполовину пуста, Тереза решила, что это хороший знак.
Войдя, она поздоровалась. Дети робко ответили на ее приветствие. Не присев ни на один из свободных стульев, Тереза взгромоздилась на стол, свесив ноги. Взглядом предложила Марини разместиться на полу. Тот вначале удивился, но затем повиновался, скрестив ноги по-турецки.
Тереза долго подбирала слова, но в конце концов решила, что только искренностью сможет завоевать их доверие.
— Мне нужна ваша помощь, — сказала она. — Я должна найти человека, который причинил зло вашим родителям и похитил братика Матиаса.
Дети внимательно изучали ее. Впервые взрослый человек обратился к ним за помощью.
— Ты не знаешь, где его искать? — спросила Лючия.
— Понятия не имею.
— И поэтому тебе страшно?
— Да, очень.
Девочка перевела взгляд на своих приятелей. Тереза догадалась, что она просит разрешения продолжать разговор.
— Мне тоже однажды было страшно, — вдруг проронила она.
Матиас метнул на нее взгляд, и девочка затихла. Ни агрессии, ни чего-то еще, чтобы подавить ее. Один только взгляд — взгляд вожака — и этого оказалось достаточно, чтобы она замолчала.
Тереза сделала вид, что ничего не заметила.
— Теперь ты уже не боишься? — спросила она девочку.
Та покачала головой, уставившись на конфету, которую теребила в руках, не в силах ослушаться приказа.
— Я хочу найти того, кто так плохо поступил, — произнесла Тереза. — Но прежде всего я хочу найти твоего братишку, Матиас.
Мальчик выдержал ее взгляд не говоря ни слова.
— Неужели ты не хочешь, чтобы он вернулся домой? — спросила она.
Губы мальчика задрожали.
— Может, ему лучше там, а не дома, — буркнул он в ответ.
Тереза заметила, как Марини напрягся. Она надеялась, что и он не ослушается ее приказа и промолчит.
— Почему ты так думаешь? — спросила она у Матиаса.
Занервничав, тот принялся грызть ногти. Он не желал с ней говорить, и Тереза решила не настаивать.
— Понимаю, ты хочешь его защитить. Но он еще такой маленький и должен быть с мамой, — объяснила она. — И с тобой. Вы ему очень нужны.
Тереза не упомянула отца. Она заметила темно-синие следы на шее у мальчика, которые тот, не отдавая себе отчета, постоянно тер рукой. Она гадала, а не было ли это неосознанным способом продемонстрировать их ей. Воротник рубашки оставлял синие пятна практически на виду. В таких же синяках были и руки его матери.
Матиас не желал идти на контакт, и его можно было понять: ему было нелегко доверить свой самый большой секрет посторонним. Тереза почувствовала себя бестактной эгоисткой.
— Когда-то я жила с человеком, который меня бил, — начала она свой рассказ, не задумываясь, как на это отреагирует Марини.
Дети не сводили с нее глаз.
— А я его очень любила, — продолжала она. — Всякий раз, когда он делал мне больно, я спрашивала себя, чем я так его разозлила, в чем моя вина?
— И в чем же? — спросила Лючия, самая смелая среди ребят.
— Ни в чем, — ответила Тереза. — Единственная вина в таких случаях — оправдывать тех, кто распускает руки. Но я это поняла слишком поздно.
— И что ты сделала? — подал голос Оливер.
— Прогнала его вон.
— Пинком под зад?
Тереза рассмеялась.
— К сожалению, нет, — призналась она.
— На твоем месте я бы так ему наподдал!
Тереза взъерошила Оливеру волосы.
— Чтобы защитить тех, кого мы любим, не нужно отдаляться, — проговорила она, глядя на Матиаса. — Чтобы помочь, нужно просто отдалить тех, кто причиняет боль.
И замолчала. Мальчик тем временем кусал губы, чтобы придержать слова, готовые сорваться с языка.
— Маркус вернется только к нам? Ко мне и к маме? — спросил он наконец с блеском в глазах. Он просил защиты — для себя, для братика, для мамы.
— Да, обещаю.
Матиас взглянул на товарищей. Тереза ощутила, как в полной тишине эти связанные некровными узами дети обмениваются информацией, будто они придумали свой, особенный способ общения. Эти ребята стали друг для друга семьей и поэтому оберегали семейные тайны. Невинные тайны, которые тем не менее каждый день бросали вызов их умению держать на расстоянии весь остальной мир. Тереза помнила, как важна для детей в этом возрасте преданность и какой призрачной она становится, как только дети вырастают.