Он взглянул туда, где в укрытии за горной грядой его поджидал детеныш, и увидел то, что его напугало: к небу поднималась узкая полоска дыма.
Он кинулся обратно сквозь чащу. Подбежав к укрытию, увидел, как дым валит изо всех щелей. Бросился к задней стенке и приподнял доску, служившую ему дверью. Внутри все было по-прежнему, за исключением одного: в его отсутствие руки, которые все реже просовывали им пищу и одежду сквозь отверстие в стене, поставили на пол миску с едой.
Его детеныш спрятался в углу, из которого почти не выбирался, и, казалось, задремал у полупустой миски.
Он бросился к детенышу и стал тормошить, но тот все никак не просыпался. Его кожа посерела и стала ледяной. Он яростно тер ее, но она оставалась холодной. Он выл, щипал детеныша, но сон оказался сильнее. Тогда он сдался, хотя едкий запах дыма подбирался к ним все ближе и ближе.
Он прилег рядом: в его объятиях детеныш перестанет бояться и вскоре проснется.
63
До заброшенной постройки можно было добраться только пешком. От физических усилий горели мышцы и участилось дыхание. Марини держался рядом с Терезой, готовый прийти на помощь, если вдруг ее подведут ноги, или схлопотать локтем в бок.
— Вам стоило подождать внизу, — в какой-то момент заявил он и едва не споткнулся от града посыпавшихся на него ругательств.
Маленькая распашонка в кармане куртки камнем лежала на сердце комиссара. Она стала тем грузом ответственности, который взвалила на себя Тереза, ограничив поиски этой зоной, рискуя ошибиться и не найти ребенка.
Процессия быстро продвигалась вперед. Все понимали, что с момента похищения прошло больше двенадцати часов и малыш наверняка страдает от голода. Поэтому никто не хотел отставать, и воздух вибрировал от разгоряченного дыхания. По перелеску снизу вверх, протянувшись на сотни метров, двигалась вереница людей, прочесывающих на своем пути каждое укрытие, каждый куст.
Выпавший ночью снег скрыл все следы человеческого пребывания. Однако Тереза верила, что чутье ее не подведет и в попавшей в объектив дронов заброшенной постройке их ждет удача. Она пыталась представить себе человека, обитавшего в компании орлов и лисиц так высоко, что к его жилищу лишь изредка забредали олени и горные козлы, а из всех звуков раздавался только унылый вой ветра.
— Мы на месте, — раздался впереди чей-то голос. Процессия остановилась, и Тереза взяла командование в свои руки.
Сквозь кроны деревьев проглядывала поляна, на которой стоял полуразрушенный сарай, наполовину почерневший от давнего пожара. Покосившиеся доски и покатая крыша на каменном основании — вот и весь заброшенный сеновал, один из тех, где хранили сено после летних покосов на высокогорье.
— Старики знали толк в заготовке древесины. Дерево хоть твердеет и чернеет, но не горит, — заметил Хуго Кнаус, осматривая развалюху.
И все же здесь кто-то жил. Вокруг постройки из снега торчал как уже заржавевший, так и новый хлам. Теперь Тереза поняла, куда исчезают вещи из Травени. Похоже, обитатель этого жилища частенько наведывался в деревню, чтобы стащить то, что плохо лежит, а затем оставлял все гнить в общей куче.
Тереза отдала распоряжение, чтобы вертолеты на время исчезли из поля зрения: они могли напугать Андреаса Хоффмана и вынудить сделать то, что не входило в его намерения. Им тоже нужно затаиться, чтобы как можно дольше оставаться незамеченными.
Вокруг постройки, сливаясь с кустарником, выглядывали невысокие чучела, смастеренные из звериных черепов. С сосновых веток кое-где свисали кости, побрякивавшие при каждом дуновении ветра на манер примитивных колокольчиков.
Поморщившись, Кнаус сплюнул на землю.
— Комиссар, вот вы как эксперт можете объяснить, что за фрукт этот убийца?
— По-вашему, животное, которое убивает защищаясь, — убийца? — сухо обронила Тереза, отойдя от него на несколько шагов.
Ее люди ожидали приказа к началу штурма, остальные рассредоточились по лесу, отрезав преступнику пути к отступлению. Несмотря на то, что они бессчетное количество раз обсудили ключевые моменты предстоящей операции и меры, гарантировавшие безопасность ребенка, страх мешал Терезе отдать приказ. За всю карьеру ей еще не приходилось нести ответственность за такого кроху. Удивительно: чем меньше времени человек проводит на этом свете, тем ценнее его жизнь. Рука в кармане хваталась за распашонку как за тонкую нить, которая ни в коем случае не должна оборваться.
— Вперед, — скомандовала она по рации.
Из леса высыпались люди, окружили дом и, двигаясь как один, проникли внутрь.
Тереза отсчитывала в уме секунды, казавшиеся нескончаемыми для захвата такого небольшого помещения. Однако из дома не раздавалось ни выстрелов, ни звуков борьбы. Что-то внутри заставило ее людей замешкаться. Тереза молилась, чтобы это не оказалось очередной мизансценой смерти.
Наконец на пороге появился Паризи и показал, что путь свободен. Тереза бросилась к постройке.
Внутри, если такое возможно, царил еще больший беспорядок, чем снаружи. Предметы всех форм и размеров были свалены в кучу посреди самой большой комнаты. Глядя на эту свалку, Тереза представляла, как хозяин, не понимая назначения этих предметов, тащил все подряд, лишь бы стать ближе к жителям деревни — таким похожим на него внешне, но таким непохожим во всем остальном. Тереза вспомнила про часы Роберто Валента, которые Хоффман пристегнул к руке чучела. Поначалу она полагала, что в этом есть какой-то символический смысл, однако Андреас прикрепил их так исключительно потому, что не знал, как ими пользоваться. Для него часы были простым украшением, которое жители деревни носили на запястье.
Встревоженный шумом сыч спикировал с чердака прямо к дверям, а затем, взмахнув мощными крыльями, скрылся в лесу. Из окна на чердаке высунулся Де Карли:
— Кроме пернатого и крыс, тут никого нет. Только соломенный тюфяк, — прокричал он.
— Думаю, он убрался отсюда, — пробормотала Тереза. — Что-то его вспугнуло. Возможно, вырубка леса внизу, в долине.
Тереза сознавала, что местным жителям не понять ее отношения к Андреасу Хоффману. Они хотели видеть в нем ужасного монстра, чучело, которое можно сжечь на костре, чтобы спастись от всех свалившихся им на голову напастей. Казалось, он вполне подходил для этой роли.
В памяти всплыл фетиш, который Андреас сделал из одежды первой жертвы и ягод. Теперь Тереза поняла, почему чучело смотрело на деревню: это был обвинительный акт. Андреас видел в Травени угрозу для себя. Вы, словно говорил он, посягаете на мою территорию.
Местные жители пробудили в нем желание убивать.
Дверь, закрывающаяся на задвижку, вела в тесную каморку. Тереза опустилась на корточки, чтобы получше ее осмотреть. Там не было ничего, даже окон: только в зазор между досками снаружи пробивалась темная зелень леса. Сверху донизу стены покрывали рисунки, вырезанные по дереву, изображавшие животных, растения и человеческие фигуры. Подобравшись поближе, чтобы рассмотреть их, Тереза заметила, что одна из досок отходит от остальных. Это был лаз наружу. Она огляделась по сторонам. Что-то в этом нетронутом помещении было не так. Андреас не позволил себе захламить эту каморку, как остальное жилище. В этой пустоте было нечто торжественное.
Выйдя из каморки, она продолжила осмотр. В углу самой большой комнаты стоял почерневший от пламени стол. На стенах и потолке тоже виднелись следы пожара. Некоторые книги, пострадавшие при пожаре, напоминали обугленные головешки, остальные сгорели только наполовину, словно кто-то подоспел вовремя, чтобы потушить пламя.
Тереза подошла поближе и, надев перчатки, взяла в руки тетрадь. Удивительно, но внутри оказались упражнения по письму: простые, незамысловатые. Чья-то неумелая рука выводила на бумаге знаки, а может, и буквы. Всего-то несколько страниц, а дальше — чистые листы. Остальные книги были пособиями по начальному обучению.
Одна из книг упала на пол. Подняв ее, Тереза с удивлением обнаружила, что это томик стихов. Оттуда выскользнул еще не до конца засохший дубовый лист.
Кто-то обучал Андреаса чтению и письму? Кто-то с ним разговаривал? Быть может, Вальнер?
Тереза заметила Марини, застывшего на пороге еще одной комнаты. По выражению его лица Тереза догадалась, что то, что задержало ее людей во время штурма, находится именно там.
Непросто было сделать эти несколько шагов. Взяв себя в руки, Тереза приблизилась.
В щели между досками пробивался солнечный свет. В глубине помещения на стуле виднелась чья-то фигура.
Тереза рассмотрела только неясные очертания. Марини с силой выбил одну из досок, чтобы впустить свет.
Все застыли. Только пыль, подсвеченная солнечными лучами, кружилась в спертом воздухе. Тереза почувствовала, как к ней подошел Кнаус.
— Да это же человеческие останки! — выдохнул тот.
Перед ними сидел ветхий скелет, изъеденный временем. На кое-где почерневших костях, покрытых слоем пыли, покоилось то, что убийца отнял у жертв. В ногах скелета стояла миска с остатками пищи.
— Не совсем так, — произнесла Тереза, проклиная свой опыт. — Это останки ребенка!
64
Ребенок. Еще один.
Два ребенка, о которых ничего не известно: первый вырос и стал убийцей, а второй, безымянный, превратился в скелет. Третьего отняли у матери, и только Бог знает, где его искать в этом лесу.
Дети. Они оказались в центре этой круговерти не только смертей, но и надежды: дети, которые не сдаются и продолжают любить, несмотря ни на что.
С тех пор как я попала в долину, мне хочется отвесить нижайший поклон жизни.
Поклониться ей за несгибаемую стойкость даже в кромешной тьме и безнадеге.
В ней сила, а мы лишь винтики в ее руках.
Антонио Парри проводил опись останков. Скелет находился все в том же положении, в котором его обнаружили.
Отойдя в сторонку, Тереза наблюдала за судмедэкспертом. Она понимала, что инвентаризация костей обычно включает описание места обнаружения, его осмотр и, наконец, соображения о происхождении останков. Это означало, что Парри придется провести не один час, согнувшись в три погибели над каждой частицей того, что когда-то было человеком.