Стоило Вэнь Шаньяо закончить мелодию, как смелая сяннюй вздохнула:
– Столь юное дитя, а уже облачен в форму заклинателей… как печально.
– Правда? А разве жить вечность – не в тягость вам?
– Откуда такое дитя может об этом знать?
Вэнь Шаньяо улыбнулся, но не ответил, и гуцинь на его коленях обратился в дымок. Сяннюй ахнули, с интересом взглянув на нежданного гостя.
– Я услышал вашу мелодию и хотел бы спросить: не научите ли вы меня так же играть?
– Это музыка духов, неподвластная рукам человека.
– Я бы мог оказать вам ответную услугу, – склонив голову, улыбнулся Вэнь Шаньяо.
Сяннюй переглянулись, и ближайшая к нему запрыгнула на камень. Ее нагота ничуть не смутила Вэнь Шаньяо, и та, поняв это, слегка обиженно запахнулась полупрозрачной тканью.
– И что же ты готов предложить нам, бессмертным девам?
Оглянувшись, Вэнь Шаньяо подобрал с земли баночку с румянами, взглянув на нескольких раскрашенных сяннюй. Их кожа была неестественно белой, как снег, а глаза – черными, как тьма ночи. Они так же восхищали, как и пугали. Когда-то все они были молодыми девушками, утонувшими в реках или погибшими в лесах. Охотница Минъюнь не всегда успевает собрать все души, и часть из них находят духи, забирая себе. Так рождаются светлые духи. Их трудно убить, и время больше неподвластно над их телами, но стоит все же умертвить духа, и душа больше не вернется к тетушке Фагуань. Они станут одним целым с миром, закончив круг перерождения раньше срока. Поговаривают, что верным жрицам в храмах принцесс Юэ и Син дозволено в следующей жизни стать духами, завершив перерождения.
Причиной же рождения темных духов зачастую является жуткая смерть. Их злоба и отчаяние настолько велики, что они живут только ради мести, а исполнив ее, умирают и также заканчивают круг перерождений.
Порой сяннюй пытались вернуться к истокам и вспомнить то время, когда еще были людьми, пусть у них и не осталось воспоминаний о прошлой жизни. Они все ближе и ближе подбирались к городам и селениям, пытаясь выглядеть как смертные девушки, но совершенно не умея скрывать свою природу.
– Я научу вас притворяться людьми.
Сяннюй замерли, похожие на статуи из льда и снега, не моргая смотря на Вэнь Шаньяо, словно дожидаясь, когда же тот засмеется. Но тот был серьезен, и в глазах дев зажегся огонек надежды.
– Покажи.
Смелая сяннюй протянула ему баночки с краской, подставив свое лицо. Вэнь Шаньяо, взяв в руки кисть, ощутил слабый трепет. Он мог изменить человека до неузнаваемости, превратить молодую девушку в старуху и наоборот, но лишь себя в прошлых жизнях не способен был изменить.
Взяв холодное лицо сяннюй за подбородок, Вэнь Шаньяо окунул кисть в красный раствор, проведя им по губам девы. Ему потребовалось несколько штрихов, чтобы придать лицу сяннюй жизнь, смягчив с помощью теней слишком черный цвет глаз и добавив с помощью краски легкий румянец коже.
Взглянув на свое отражение в воде, сяннюй ахнула, невольно прикоснувшись к розовым щекам. Ее сестры с интересом подплыли ближе, восторженно посматривая на лицо духа.
– Как ты это сделал?
– Я научу вас, если научите и меня. Как насчет такого обмена?
На этот раз сяннюй даже не сговаривались: самая смелая из них, чье лицо Вэнь Шаньяо накрасил, подсела к нему, перебирая пальцами потемневшие волосы. Сейчас ее можно было с легкостью спутать с человеком, разве что она не дышала, а тело оставалось таким же бледным, как снега на севере.
– Зови меня Цин, молодой господин. Позволь же нам узнать твое имя.
Вэнь Шаньяо задумался. Сяннюй были не из тех, кто рассказывал чужие секреты и кто готов был растрепать их за красивую заколку. Этим созданиям можно было доверить тайны и не бояться за их сохранность. А он так устал держать все в себе…
– Вэнь Шаньяо.
Услышав его фамилию, сяннюй затрепетали, и Цин произнесла:
– Ты из секты Веньи.
Он кивнул, и вместо того, чтобы испугаться, сяннюй просияли.
– Одна из наших сестер чуть не лишилась ядра, и человек из вашей секты спас ее.
– Вот как…
– Мы обучим тебя, а ты научишь нас. Подойдет, молодой господин?
– Подойдет.
Цин подсела ближе, и Вэнь Шаньяо уловил аромат полевых цветов, заметив в ее волосах бутоны мака. Все же сяннюй были как духами воды, так и духами растений.
Тень вновь обрела плотность, обратившись в гуцинь, и Цин с интересом коснулась струн, издав мелодичный звук и невольно хихикнув. Ее сестры достали из воды инструменты, заняли свои места и начали играть ту мелодию, которую им сыграл Вэнь Шаньяо.
– Один человек мне сказал, что играть надо для себя, – припомнив слова Хуа Хэлю, произнес Вэнь Шаньяо. – И вкладывать в мелодию те чувства, которые ты когда-то испытал.
– Правильные слова.
Цин провела пальцами по струнам, исполнив мелодию Демона без единой запинки.
– Но достичь такой гармонии трудно. За один день ничего не добьешься.
– Я понимаю и потому готов учиться.
Сяннюй улыбнулись, не переставая играть.
Забыв об усталости и голоде, Вэнь Шаньяо до самых сумерек провел с девами. Те отпускали его с неохотой, прося еще немного остаться и развеять скуку, но, как бы он ни хотел, провести тут ночь не мог. Иначе жди выговор и наказание.
И все же сяннюй оставили ему прощальный подарок – в своей комнате он обнаружил ракушку. Стоило поднести ее к уху, как раздались слова Цин:
– Духовным девам неведомы преграды клана. Мы будем ждать тебя ночью у ручья меж двух Братьев.
Вздохнув, Вэнь Шаньяо с грустью понял, что о сне можно позабыть. Если он за оставшиеся три дня не выучит мелодию Лу Чуньду, то поплатится своей же шкурой.
Дождавшись следующей ночи, Вэнь Шаньяо вылез через окно, прокравшись мимо сыхэюаней, ныряя в тени и боясь лишний раз вдохнуть. Без дозволения мастера адептам нельзя покидать комнаты, а особенно идти на другие горы, и все же Вэнь Шаньяо до сих пор оставался непойманным. Может, он льстил себе, уверяя, что не утерял навыки, а может, свидетели его побега просто боялись связываться с Лу Чуньду.
Горы Братьев находились в самом центре Цзыю, где шумные водопады срывались с нескольких ли вниз, а между ними были натянуты мосты. Когда-то эти две горы были едины, пока некий демон не расколол их пополам. В центре расщелины возвели целый комплекс из белоснежных стен с черной крышей, буквально нависающий над пропастью. Насколько помнил Вэнь Шаньяо, это было место медитации. Сюда, в отличие от пещер, допускались все: и мастера, и пилигримы, и адепты. Порой даже заклинатели из других кланов и школ здесь останавливались, заранее подавая прошение главе или его заместителю. И неудивительно: из недр Близнецов била живая, светлая ци, благотворно влияя на ядро и меридианы.
Но сейчас путь Вэнь Шаньяо лежал в низину, где шумные водопады перетекали в скоротечные реки. Он шел во мраке, различая все своими теневыми глазами и порой замирая при звуке ломающихся веток. Недалеко от этого места был полигон, куда заклинатели притаскивали добычу для пробной охоты адептов, будь то цзянши[53] с сыжэнями или бинфэны[54]. Так что редкие завывания, вой и скрежет когтей тут были привычным делом. Однако и следили за этим местом тщательнее.
Сяннюй ждали его у шумного водопада, расположившись на камнях прямо посреди быстрого течения реки. За их спиной была стена из воды, а в воздух поднимались мелкие капли, туманом окутывая водную гладь. И все же силуэты дев оставались различимы: на их белых гибких телах были накинуты полупрозрачные ткани с тонкой вышивкой ручной работы, волосы цвета моря струились по плечам и спине, сливаясь с водой, а в руках они держали по инструменту. Стоило же им заметить Вэнь Шаньяо, как сяннюй заиграли. Казалось, затихло все – шум водопада внезапно смолк, а ночные птицы устыдились своего голоса. Была лишь музыка, похожая на быстрое течение воды, на поднимающиеся со дна острые скалы, на бушующий в море шторм. Она вселяла ужас и трепет, была настолько прекрасна, насколько и опасна, и, Вэнь Шаньяо готов был поклясться, могла убить.
Сяннюй редко играли для людей, но до чего же прекрасна была их мелодия! Пение самой природы, словно она вселилась в руки и уста своих детей, руководя ими и даруя столь прекрасное звучание.
Вэнь Шаньяо потерял счет времени, стоя на берегу и слушая игру сяннюй. Он не сомневался, что, будь на его месте кто-то другой, он был бы очарован не меньше. Наверное, в своих покоях Цзинь Хуэй каждый день слышит подобную музыку.
Стоило сяннюй закончить играть, как Вэнь Шаньяо почувствовал в груди необычайную пустоту, от которой на глаза навернулись слезы. Ему словно сначала подарили то, без чего он не мог все это время жить, а теперь отняли. Ужасная потеря, которая дырой разрасталась в сердце.
Одна из сяннюй встала, по воде прошла к Вэнь Шаньяо, и в ней он узнал Цин. В легком платьице, завязанном на талии и почти не скрывающем наготу, она была прекраснее любой человеческой девушки. В длинных волосах застыли жемчуг и мелкие цветочки, а шею украшали алые кораллы. Неудивительно, что мужчины готовы были отдавать свои сердца, лишь бы снова встретить сяннюй.
Цин протянула руку, и Вэнь Шаньяо, осторожно взяв ее, почувствовал холодную и влажную кожу. Вода, вот из чего она состояла. Вода и цветы.
Они сели на камнях в окружении сяннюй, и на колени Вэнь Шаньяо тенью скользнул гуцинь. Цин пристроилась рядом, облокотившись плечом о него, и длинными пальцами провела по струнам, извлекая мелодию.
– Начинай, а мы подхватим.
И Вэнь Шаньяо начал. Сяннюй не смеялись над ним, слушая внимательно и терпеливо, и, когда мелодия прозвучала уже увереннее, начали подыгрывать. Цин порой прищипывала некоторые струны, добавляя мелодии еще бо́льшую глубину. Шум водопада за их спинами не мешал, казалось, он и вовсе влился в музыку, как и все остальные звуки. Была лишь их мелодия, что эхом отзывалась во всем теле, вызывая мурашки. До чего же прекрасное чувство!