Внезапно на нее навалилась страшная усталость. Луна светила прямо в глаза. Она повернулась на бок, чтобы свет не падал в лицо, уткнулась в подушку и, на удивление самой себе, крепко заснула.
Когда на следующее утро она сошла с поезда в Инвернессе, ей показалось, что поезд не просто увез ее на север — ощущение было такое, будто она оказалась в другой стране. Была суббота, начало сентября. Она выехала из Лондона облачным душным вечером, какие обычно выдаются в июне. Сейчас же под бледно-голубыми прозрачными небесами ее встретило сияющее прохладное утро. Воздух был льдист, на деревьях золотилась осенняя листва.
Ей надо было переждать час или два до неспешного местного поезда, чтобы ехать дальше на север. Она отправилась в ближайший отель позавтракать, а потом возвратилась на станцию. Там уже открылся газетный киоск, поэтому Клаудия купила себе свежий журнал и вышла на платформу, к которой уже подали состав. Вагоны постепенно наполнялись пассажирами. Она отыскала свободное купе, затолкала на багажную полку свой чемодан, и тут к ней присоединилась обаятельная пожилая дама: она устроилась за столом на противоположном сиденье. Дама была в твидовом пальто с кернгормской брошью у ворота и в пушистой зеленой фетровой шляпе, с большой хозяйственной сумкой и целой кучей пластиковых пакетов, в одном из которых был, похоже, припасен обильный завтрак.
Взгляды их встретились, и Клаудия приветливо улыбнулась. Женщина сказала:
— Надо же, до чего холодное утро! А мне еще пришлось дожидаться автобуса. Ноги у меня совсем закоченели.
— Да, но как вокруг красиво.
— Красиво, ничего не скажешь. Я всегда говорю: все лучше, чем дождь. — Засвистел паровоз, и двери вагона захлопнулись. — Ну, вот и поехали. Точно по расписанию. Вам далеко?
— До Лосдейла.
— И мне туда же. Ездила на пару дней к сестре. Хотела пройтись по магазинам. У них по соседству есть отличный торговый центр «Маркс энд Спенсер». Купила там мужу рубашку. Вы едете в Лосдейл погостить?
Она не была навязчива, просто интересовалась. Клаудия ответила:
— Да, на неделю. — А потом, предваряя неизбежные расспросы, добавила: — Я еду к двоюродной сестре, Дженнифер Драйсдейл. В Инверлосс.
— К Дженнифер! О, я прекрасно ее знаю. По Женскому институту. Мы вместе шили подушечки для коленопреклонений для местной церкви. Живительно, что она ни разу не упомянула о вашем визите.
— Все решилось в последнюю минуту.
— Вы впервые к нам?
— Нет. Девочкой я приезжала сюда каждый год на каникулы. Тогда родители Дженнифер были еще живы и сами управляли фермой.
— Вы живете на юге?
— Да. В Лондоне.
— Я так и поняла. По вашей одежде.
Поезд прогремел по мосту, и перед ними раскинулся залив, простиравшийся от дальних холмов на западе до самого моря. Ее взору предстали торопливо снующие лодки, полуразвалившиеся коттеджи у самой воды, сады, сбегающие к берегам.
— Я приехала сегодня утром ночным поездом.
— Путешествие долгое, но все же так лучше, чем на машине. Мой муж в последнее время предпочитает не ездить далеко на автомобиле, уж больно движение стало оживленным. Каждый раз приходится рисковать жизнью. Он-то у меня всегда был неторопливым. Такой уж уродился. Да и занятие у него соответствующее.
Клаудия улыбнулась.
— Чем же он занимается?
— Он пастух. Не думает ни о чем, кроме своих овечек. Надеюсь, он не забудет встретить меня на станции. Я оставила ему записку возле плиты, но он все равно может забыть. — Она отнюдь не жаловалась. Скорее, добродушно подтрунивала над забывчивостью мужа, словно это было его достоинством. — Дженнифер приедет вас встречать?
— Сказала, что да.
— Она очень занята — занимается и фермой, и коровами, и детьми. Они у нее просто душки!
— Я видела их только на фотографиях. Не была в Инверлоссе уже двадцать лет. В последний раз когда я приезжала, Дженнифер еще не вышла замуж.
— Ну, ее Ронни мужчина хоть куда. Он, конечно, с юга, но все равно отличный фермер. Оно и к лучшему, потому что ему приходится управляться со всем хозяйством.
Беседа иссякла. Клаудия смотрела в окно на безлюдные холмы, среди которых изредка мелькали одинокая ферма или стадо овец, на реки, бегущие по зеленым долинам. Солнце медленно поднималось в небе, тени становились короче. Ее спутница достала из пакета свой завтрак, налила в пластиковую кружку из термоса горячий чай и деликатно откусила кусочек сандвича с ветчиной.
Поезд то и дело останавливался на крошечных полустанках; одни пассажиры выходили, другие забирались в вагоны. Лаяли собаки, носильщики катили тележки с сумками и чемоданами. Никто никуда не спешил. Казалось, что у всех сколько угодно времени.
Через некоторое время Клаудия начала считать остановки, как делала в детстве. Еще три. Еще две. Следующая. Поезд бежал по побережью. Она смотрела в окно на обнаженные отливом пляжи и длинные волноломы. Жена пастуха сложила остатки завтрака назад в пакет, стряхнула хлебные крошки с внушительного живота, поискала в своей вместительной сумке проездной билет.
Поезд замедлил ход, и мимо них проплыла вывеска: Лосдейл. Обе женщины поднялись, собрали свои вещи и вышли на платформу. Пастух дожидался жены в сопровождении верного пса. Он не забыл о ее приезде, но приветствовал без особых восторгов.
— Приехала, значит, — сказал он, словно это не было ясно и так, а потом забрал у нее из рук сумку и пошагал прочь. Она последовала за ним, напоследок обернувшись, чтобы помахать Клаудии.
— Может, еще увидимся!
Дженнифер не показывалась. Поезд отъехал, и Клаудия осталась на платформе одна. Она стояла рядом со своим чемоданом, в нарядном городском костюме и думала, что нет ничего печальней, чем приехать на место и обнаружить, что никто тебя не встречает. Она решила еще подождать. Собственно, торопиться было некуда. Дженнифер наверняка просто задерживается…
— Клаудия!
Мужской голос. Изумленная, она обернулась, и солнце ударило ей в глаза, так что Клаудии пришлось прикрыть их ладонью. Постепенно прозревая, она смотрела, как мужчина идет к ней: сначала неузнаваемый, а потом, внезапно, оказавшийся знакомым.
Магнус Баллатер. Последний, кого она ожидала увидеть. Она не забыла его, но и не вспоминала, наверное, уже тысячу лет. Магнус, в вельветовых брюках и вязаном свитере с узорами, высокий и заметно поплотневший с тех пор, как они виделись в последний раз, с густыми темными волосами, длинноватыми вопреки нынешней моде, и все с той же неотразимой улыбкой на загорелом обветренном лице.
— Клаудия!
Она почувствовала, что рот ее от удивления приоткрылся, и рассмеялась собственной впечатлительности.
— Магнус! Ради всего святого, что ты тут делаешь?
— Приехал встретить тебя. Дженнифер пришлось остаться в Инверлоссе. Что-то случилось с котлом. Она мне позвонила и попросила съездить за тобой. — С высоты своего роста глядя ей в лицо, он спросил:
— Ты меня не поцелуешь?
Клаудия встала на цыпочки и поцеловала его в холодную щеку.
— Я и не знала, что ты живешь здесь.
— О да, я вернулся назад. Теперь я местный житель. Это весь твой багаж? — Он подхватил ее чемодан. — Тогда идем.
Она последовала за ним; ей приходилось чуть ли не бежать, чтобы поспеть за его широким шагом. Они миновали ворота и вышли на крошечную площадь, где стояла его большая старая машина. В окно багажника выглядывала собака. На стекле остались следы от ее мокрого носа. Магнус открыл багажник, поставил рядом с собакой чемодан, а потом распахнул перед Клаудией переднюю дверь. Она забралась в кабину. В машине пахло псиной; салон выглядел так, будто его не чистили уже много лет, но Магнус и не подумал извиниться. Он уселся рядом с ней, с грохотом захлопнул дверцу и завел мотор, а потом тронулся с места так резко, что гравий взлетел из-под задних колес. Она вспомнила, что он никогда не любил терять время понапрасну.
Клаудия сказала:
— И чем ты теперь занимаешься?
— Управляю отцовской ткацкой фабрикой.
— Но ты же вечно твердил, что ни за что не станешь там работать. Ты собирался стать независимым, жить собственной жизнью…
— Так и было — какое-то время. Я работал в «Бордерз», потом переехал в Йоркшир. Пожил пару лет в Германии и наконец обосновался в Нью-Йорке. Торговал на бирже шерстью. Но тут скончался мой отец, фабрика стала приходить в упадок, и ее чуть было не выставили на торги, так что пришлось мне возвратиться домой.
Казалось, он ужасно доволен собой.
— И ты заново наладил работу, — сказала она. Это было утверждение, не вопрос.
— Пытаюсь. По крайней мере, мы уже выбрались из долгов и начали получать крупные заказы. Удвоили количество рабочих мест. Ты обязательно должна приехать посмотреть. И оценить наши изделия.
— А что это за изделия?
— Твиды, только не такие грубые, как выпускались при моем отце. Прочные, но не тяжелые. Очень ноские. Универсальные — думаю, это подходящее слово. Самых разных цветов.
— Ты сам разрабатываешь узоры?
— Да.
— И откуда поступают заказы?
— Со всего мира.
— Это же здорово! А где ты живешь?
— В старом отцовском доме.
В доме старого мистера Баллатера. Клаудия прекрасно его помнила: дом стоял на вершине холма, над городом. Его окружал просторный сад с теннисным кортом, где они провели немало летних деньков, потому что Магнус, который был на год старше Клаудии и Дженнифер, тоже входил в их веселую молодую компанию. После школы он решил изучать текстильный дизайн и в их последнее лето приехал домой, окончив в колледже первый курс.
То было особенное лето — по нескольким причинам. Во-первых, погода стояла исключительно жаркая и сухая, поэтому долгими светлыми вечерами они отправлялись на рыбалку, бродили по берегам реки и часами стояли с удочкой, дожидаясь, пока клюнет форель. Во-вторых, в тот год в Инверлоссе устраивали особенно много праздников. К тому времени они уже повзрослели и принимали участие во всех пикниках, турнирах по гольфу, теннисных состязаниях, вечеринках с шотландскими танцами и ночных барбекю на пляже. И главное, что ей запомнилось, — Магнус, предводитель их шумного кружка, с его неисчерпаемой жизненной энергией и жаждой приключений. Казалось, ему неведомы усталость, плохое настроение или скука; у него была собственная машина; он настаивал на том, что жизнь надо проживать на полную катушку, и старался наполнить радостью каждый ее день.