Александре на тот момент исполнилось 16 лет; красотою своей и изяществом она быстро затмила всех признанных московских красавиц. Ясно было, что княжна Долгорукова уж точно в девках не засидится.
Предложения о браке с его дочерью сыпались на Григория Федоровича как из рога изобилия, но он все отклонял: уж больно незнатные, небогатые претенденты. В 1710 году батюшка сообщил 20-летней Александре, что подобрал для нее «блестящую партию» – действительного тайного советника, родного брата вдовствующей царицы Прасковьи Федоровны, графа Василия Федоровича Салтыкова.
Граф Василий был значительно старше Сашеньки – ему исполнилось 38 лет. Три года назад Салтыков стал вдовцом – скончалась его первая супруга, Аграфена Петровна, урожденная княжна Прозоровская.
Послушная, скромная и добрая Сашенька не стала перечить батюшке и согласилась стать женою Василия Федоровича. После свадьбы Салтыков увез молодую супругу в Митаву (современный город Елгава в Латвии. – Прим. ред.), столицу Курляндского герцогства.
Очень скоро Александра поняла, что муж только на людях учтив и добродетелен. За закрытыми дверями перед ней представал совсем иной человек – грубиян, охальник, драчун.
Новоиспеченная жена очень быстро надоела Василию Федоровичу в опочивальне, и он, совершенно не таясь, вступил в связь с миленькой дворовой девкой Александры Григорьевны. Салтыков позволял себе обзывать Александру, насмехаться над ней.
Дальше – больше. Граф начал поколачивать супругу, с каждым разом все сильнее и сильнее. Не выдержав такого обращения, Александра написала письмо царице Екатерине Алексеевне. Челобитная ее не возымела действия, лишь взбеленила Салтыкова. Василий Федорович набросился на супругу, избил, а затем посадил в чулан, лишив еды.
Выйдя из чулана, Александра не оставила попыток урезонить деспота. На этот раз она написала государю Петру I. Об этом послании стало известно царице Прасковье Федоровне Сатыковой, которая немедленно написала брату Василию:
«Братец, свет мой, пожалуй, поберегися, чтобы тебя не извели или бы не убили… она била челом и руку приложила „Васильева, жена Федоровича Салтыкова“; а челобитня писана по-прежнему, только прибавки: „хуже я вдовы и девки“; да еще пишет: „взял мою бабу и живет блудно“ и бьет челом, блудного дела с тобою разойтится; ко государю пишет просительное письмо, чтобы он миловал. Надобно тебе быть сюда поскорее; я не знаю, что делать на их челобитню: твоя надобна или нет? И без твоей челобитной будто нельзя быть, а без твоей руки не примут; всеконечно надобно тебе быть поскорее, по последней мере, что к царице Екатерине ангелу; а лучше бы поскорее, надеелася… много умиляются за нее и стоят за нее; больше сам знаешь, кто ее друзья».
До Петра I письмо Александры, по всей видимости, так и не дошло. А вот разъяренный Василий Федорович избил бедную супругу до полусмерти и, оставив ее в бессознательном состоянии, ускакал из Митавы. Едва слуги выходили графиню, как Салтыков прислал из Петербурга письмо с требованием к жене немедленно явиться к нему.
Александра, прекрасно понимая, что ее ждет, решила отправиться в другую сторону – в Варшаву, к дорогому батюшке. Григорий Федорович Долгоруков еще в 1709 году повторно заступил на пост посла в Польше и с тех пор Варшавы практически не покидал. Князь Григорий прекрасно знал о бедственном положении дочери и проклинал себя за то, что отдал Александру мучителю-Салтыкову, прельстившись его знатностью и богатством.
Итак, Александра решила бежать, только сделать это было крайне сложно. Побег от законного мужа – по тем временам тяжкий проступок. Тем паче, что почти вся дворня Александры в Митаве была «салтыковской» и сообщала барину о каждом шаге графини. Благо батюшка послал к дочери князя Шейдякова, который, встретив переодетую в мещанку Александру в еврейской корчме, тайно переправил ее в Ригу.
В Риге Александра с двумя горничными села в заранее приготовленную почтовую коляску и благополучно добралась до Варшавы. Из польской столицы написала супругу письмо, в котором назвала отца виновником своего поспешного отъезда:
«Не смела воли его преслушать; а когда изволите мне приказать быть – я готова. Не надеюсь я вашего за то гневу, понеже имела давно от вас позволение. А что мое платье и другое осталось по отъезде вашем из Митавы, и я ничего не взяла».
Даже по этим строкам видно, насколько Александра боялась мужа, трепетала перед ним.
Отец был шокирован внешним видом дочери: цветущая барышня за годы, проведенные с супругом, превратилась в собственную тень. Князь не мог поверить, что с его девочкой, княжной Долгоруковой, можно было так обращаться! Приголубив и успокоив Александру, Григорий Федорович написал письмо государю Петру Алексеевичу:
«Зять мой Василий Салтыков, зная дочь мою, своею волею женился и оную немалое время имел, как и прочие мужья, в своей любви; и потом ни за что, токмо по наговору своих людей, которые и с прежнею его женою, також для своего интересу, чтоб оным всем его владеть, ссорили. Для чего какою немилостию обратился, и в такой немилости и в ругании от людей своих оную содержал, и безвинно бил мучительски, и голодом морил, и такое бедное мучение и гонение терпела, чего и описать невозможно, что не токмо жене, ни последней подданной сироте снесть было не мочно; однако оная, привращая его к прежней милости, все то чрез натуру терпела, и тем пуще сердце его ожесточила, так что, не боясь Бога и всенародного стыда, в Митаве хотел убить (ее) до смерти; и так мучительски бил, что замертвую кинул. … Потом, что было ее – все ограбил».
В конце послания Григорий Федорович попросил царя позволить Александре жить с отцом в Варшаве, развести ее с мужем, возвратить приданое и обязать Салтыкова выплатить супруге содержание, чтобы «несчастная дочь моя в вечных слезах имела себе пропитание».
Петр I, получив письмо, наложил на него высочайшую резолюцию:
«О сем розыскать и обиженной стороне полную сатисфакцию учинить в Юстиц-коллегии. А буде за чем решать будет неможно – учинить нам доношение».
Вскоре Василия Федоровича Салтыкова вызвали в Юстиц-коллегию, где он заявил следующее: «Жену безвинно не бивал, а когда какую противность и непослушание мне учинит, тогда ее своеручно бивал». По его словам, Александра вовсе не была такой невинной овечкой, каковой ее выставлял отец: «Всегда его не слушала и невежничала многими досадными словами».На основании полученных сведений Юстиц-коллегия инициировала судебный процесс, наделавший много шума в Российской империи.
Александра Салтыкова предоставила документ, выданный ей Николаем Ламбертовичем Бидлоо, придворным доктором Петра I, что полностью подтверждало нанесенные женщине побои. Да и мало кто сомневался в самой способности Василия Федоровича к рукоприкладству: о суровом нраве Салтыковых все были наслышаны.
Впрочем, у Василия нашелся убийственный контраргумент: то самое письмецо, что из страха смертного написала ему из Варшавы Александра, обвинив в своем побеге отца.
Несмотря на, казалось бы, очевидную вину Салтыкова, процесс затянулся на долгие годы. Григорию Федоровичу пришлось еще не одну челобитную подать представителям августейшей фамилии. Александра же чуть ли не каждый день слезы лила от страха, что ее могут возвратить к законному супругу.
Князь Долгоруков так и не дождался завершения семейной драмы, он скончался 15 августа 1723 года в возрасте 65 лет.
Лишь в 1730 году Священный синод, получивший дело Салтыковой из Юстиц-коллегии, развел Александру с мужем. На тот момент императрицей уже была Анна Иоанновна, племянница Василия Федоровича.
Для графа Салтыкова развод с супругой, похоже, оказался невыносим: он скончался 5 октября 1730 года через пару месяцев после вынесения синодального решения.
Увы, 40-летней Александре Григорьевне так и не довелось пожить вволю свободной женщиной. В 1730-м семейство Долгоруковых оказалось в опале из-за подложного духовного завещания Петра II в пользу его обрученной невесты Екатерины Алексеевны Долгоруковой. Главными виновниками назвали родных братьев Александры Григорьевны – Сергея и Ивана, ее двоюродного брата Василия Лукича Долгорукова, а также племянника Ивана Алексеевича Долгорукова. Своим манифестом от 14 апреля 1730 года императрица лишила всех четверых чинов и наград и сослала в дальние деревни.
Досталось и невинной Александре Григорьевне, которую Анна Иоанновна, в бытность герцогиней Курляндской, очень любила, считала подругой и всячески защищала от мужа-тирана. Александру Салтыкову отправили в Нижегородский (Крестовоздвиженский) женский монастырь, где постригли в монахини.
В Нижегородской обители в 1739 году Александра Григорьевна узнала о возобновлении дела о подложном завещании и о казни ее братьев и племянника. Инокиня со дня на день ожидала прихода палача и к ней, но Анна Иоанновна пощадила бывшую подругу. В монастыре бедняжке жилось несладко: монахини, как водится, не жаловали аристократку.
После воцарения Елизаветы Петровны в 1741 году репрессии против рода Долгоруковых прекратились, оставшиеся в живых члены некогда могущественной семьи получили возможность вернуться в Петербург и Москву. Освободили из монастырской ссылки и 51-летнюю Александру Григорьевну.
Приехав в Петербург, графиня подала прошение Елизавете Петровне о возврате ей отцовского села Старбеево, которое когда-то входило в ее наследство и «незаконно» досталось покойному мужу. В 1742 году Елизавета возвратила просительнице село.
Наконец-то Александра Григорьевна получила возможность пожить по-человечески! Рядом не было ни деспота мужа, ни надоедливых монахинь, ни жестокой настоятельницы. Графиня наслаждалась прекрасной подмосковной природой, покоем и свободой. Крестьяне села Старбеево, по свидетельствам современников, с любовью относились к доброй и милостивой помещице. В 1763 году Александра Григорьевна скончалась в возрасте 73 лет, завещав все имущество племяннику.
Женщина, которая прошла через несчастливый брак, через бесконечно долгий и тяжелый развод, через монастырь, многими страданиями заслужила в самом конце жизни двадцать лет покоя.