– Сир… могу я спросить?
– М-м?
Час и сорок минут назад система отопления начала сдавать позиции. Два с половиной часа назад окончательно заглохли аварийные двигатели. Три часа назад отказала главная панель управления, пораженная мощным электромагнитным импульсом. Пять часов назад Сильвенио предупредил Аргзу о том, что в этот сектор лучше не соваться – и был, естественно, проигнорирован, что сопровождалось раздраженными заверениями в том, что Аргза тут капитан и прекрасно знает возможности своего корабля.
– Когда вы наконец начнете слушать мои советы? Вы постоянно говорите, что полностью доверяете моим способностям и знаниям, говорите, что считаетесь с моим мнением, но, когда доходит до вопросов, подобных этому, вдруг перечеркиваете все вышеперечисленное, словно у меня нет ни шанса здраво оценить ситуацию.
И вот они здесь, возле холодной звезды, неумолимо, хоть и ужасающе медленно притягивающей их корабль в свои смертельные объятия, но прежде чем они столкнутся, вся их система жизнеобеспечения угрожала отключиться. Оставалось только делать ставки на то, что откажет первым: отопление или система вентиляции. Хотя отопление пока лидировало: оно не справлялось уже сейчас, и во всех отсеках царил жуткий холод, словно некое языческое божество дохнуло на корабль морозным воздухом суровой зимы. До температуры абсолютного нуля, царившей в окружавшем их космосе, еще не дошло, однако перспектива эта уже не вызывала такого содрогания, как час назад. Экипаж собрал со всего корабля одеяла и пледы и постарался набиться в котельные, остывающие чуть медленнее, чем остальные помещения. А они вдвоем остались, как всегда, в кабине, чтобы в том случае, если вдруг произойдет непредвиденное чудо и консоль заработает хотя бы на пять минут, не упустить момента и гиперскачком вывести судно из опасной зоны.
Что работало на удивление исправно – так это искусственная гравитация. Так что если они все-таки умрут, то умрут не в невесомости – и то хорошо.
– Хм. Ладно, иногда меня заносит на поворотах, пташка. Это не значит, что я сомневаюсь в тебе. Просто не люблю сомневаться в своих решениях.
– То есть вы признаете, что были не правы?
Аргза с ленцой прикусил его ухо, заставив вздрогнуть всем телом от мимолетного опасения, что ухо при таком холоде просто отвалится, но потом сразу же примирительно поцеловал в затылок. Интересно, подумалось Сильвенио, как ему не надоедает вечно наклоняться для совершения всех этих незначительных, по сути, жестов?
– Нет. Не признаю. Но, так и быть, признаю, что ты был прав. В какой-то мере.
– В какой-то мере?
Аргза выпрямился, и снова его сердце теплой пульсацией ощутилось где-то возле самой макушки Сильвенио. Они стояли у огромного обзорного окна, глядя на заливающее все вокруг бело-голубое сияние. Судя по скорости сближения со звездой, им осталось в лучшем случае несколько часов. Сильвенио мог бы в одно мгновение вычислить более точное время столкновения вплоть до секунды, но он нарочно этого не делал: ему совершенно не хотелось знать точную секунду своей смерти.
– Не придирайся к словам, зануда.
– Я не… – Он запрокинул голову и хмуро уставился на него снизу вверх, озаренный внезапной догадкой. – Сир, вам что… весело? Вы ведь понимаете, что это не совсем подходящее время для подобного легкомыслия?
– Почему нет? – Тот усмехнулся. – Предлагаешь плакать?
– Нет… Просто вы могли бы отнестись к этому немного серьезней…
– Зачем?
Сильвенио некоторое время изучал его спокойное лицо, потом встряхнул головой и снова стал смотреть прямо перед собой, когда шея затекла.
– Полагаю, затем, что это, возможно, последние часы в вашей жизни. В моей жизни. В жизни всех тех, за кого вы ответственны. Я понимаю, вы скорее всего не собираетесь никому молиться и вспоминать свои грехи, это для вас крайне нехарактерно. Но… вы разве не боитесь?
Пират безразлично пожал плечами. Странно, а Сильвенио казалось, что он непременно будет злиться из-за такой глупой смерти.
– Я ничего уже не боюсь, пташка. Смерть преследовала меня по пятам с тех самых пор, как я вышел на своем первом судне в открытый космос. И если она меня наконец нагонит – что ж, можно поздравить ее с добычей, потому что это была очень долгая и очень увлекательная охота. Что до тебя – да, жаль немного, ты и жизни-то повидать не успел. Но если ты умрешь, то умрешь со мной. Ты будешь рядом до самого конца. И это, знаешь ли, чертовски правильно. Так и должно быть.
– Так должно быть, потому что вы так решили?
– Именно.
Что ж, дальнейший спор в любом случае становился бессмысленным, и Сильвенио не стал продолжать. Корабль обволакивало мягкой тишиной. От холодного белого сияния за окном рябило в глазах, тело ощущалось почти невесомым из-за начинающих терять чувствительность конечностей, по венам, казалось, медленно ползли кусочки льда. Веки неудержимо смыкались – организм требовал перейти в «ждущий режим», чтобы не тратить зря внутренние ресурсы. Сердце варвара размеренно ухало над ним: «тум-м, тум-м…».
– Не спать. – Голос Аргзы прозвучал резковато на фоне всей этой усыпляющей атмосферы. – Не спать, Лиам. Еще рано засыпать, потому что ты можешь и не проснуться. А я не собираюсь умирать один.
Он с усилием встрепенулся: может быть, со стороны пирата и гуманнее было бы позволить ему не дожидаться мучительного конца от удушья, от столкновения или от взрыва сосудов в температуре абсолютного нуля, но, как бы там ни было, Сильвенио был твердо убежден, что умирать в одиночестве не должен никто. Он не мог оставить Аргзу сейчас. К тому же, в самом деле, еще рано. С ними еще не покончено, хотя это лишь вопрос времени.
– Да, сир. Простите.
Тот снова наклонился, чтобы опять укусить за ухо – сильнее, чем в предыдущий раз. Это, хоть и было чертовски больно, по крайней мере, сразу же взбодрило.
– Давай я расскажу тебе историю, пташка, чтобы ты не скучал. А если эта история закончится раньше, чем нужно, я расскажу еще одну. И еще. И ты пообещаешь мне, что не уснешь, пока не дослушаешь их все. Хорошо? Ты ведь так любишь чужие истории. А я могу рассказать тебе то, чего нет даже в твоих глупых книжках.
Он против воли улыбнулся и позволил себе полностью откинуться на теплую вибрирующую басом грудь пирата, чтобы лучше слышать необходимую ему пульсацию чужого сердца.
– Хорошо. Я буду слушать вас со всем вниманием. До самого конца.
– Вот и умница. Итак… с чего же начать… В общем, это все было хрен знает сколько лет назад. И началась эта история в каком-то захолустном баре на захолустной планетке, который мы тогда гордо окрестили временным залом совещаний…
Сильвенио закрыл глаза, но уже не потому, что ему хотелось спать: теперь он подключился к разуму Аргзы, смотря на обещанную историю через призму его воспоминаний, как документальное кино. Он смотрел, а голос варвара ровно, неторопливо окутывал его с ног до головы, будто четвертое одеяло, и сердце его стучало у эрландеранца над головой: «тум-м, тум-м, тум-м, тум-м»…
В зале совещаний, в пустом пыльном баре, который они объявили своим трофеем, собралось тринадцать человек. То есть – он оглядел зал – вообще-то четырнадцать; но двое – слишком одинаковые, слишком близкие друг другу и слишком далекие для остальных – негласно считались за одного, разделенного надвое. Так что все правильно: тринадцать.
Он, Аргза Грэн, был как раз тринадцатым, и он был здесь лишним. Они все ему это говорили: кто-то – взглядом, кто-то – показным игнорированием. Острый на язык Стрелок не постеснялся высказать это вслух, бросив в лицо небрежное: «Ты как сюда попал?»
Аргза не реагировал на выпады и провокации и только презрительно усмехался. Конечно, они считали его всего лишь телохранителем Черного Руна, которого тот таскал с собой только благодаря их родству. Это Конрад разыскивал каждого из них лично, это Конрад вел с ними переговоры, это Конраду принадлежал огромный корабль, это Конрад командовал собственным флотом, это Конрад был одним из тех, кто официально объявил Федерации войну, а Аргза и в самом деле только тенью следовал за ним с тех пор, как потерял собственное судно и небольшую флотилию в одном из первых больших сражений Войны. Аргзе доводилось слышать самые разные слухи на свой счет: и что он просто слишком неумелый командир, чтобы быть капитаном судна; и что он как-то раз в порыве гнева собственноручно поубивал всех своих подчиненных, а те, кого он не достал, просто сбежали; и даже что он якобы спит со своим кузеном, потому и не спешит восстанавливать утраченное. Он казался всем простой пешкой, не имеющей никакого влияния. Однако почему-то никому и в голову не приходило предположить что-то правдивое: например, что боевые операции на корабле Конрада планирует в основном именно он. Или что Конрад никогда не питал к нему какой-то родственной привязанности и соответственно ни за что бы не взял его на корабль, если бы не был уверен, что без него не обойтись. Или что на новый корабль и новую команду требовались время и ресурсы, которые до окончания Войны можно было обнаружить разве что в тылу, а уж туда он не собирался точно: ему жизненно необходимо было драться в первых рядах. Пусть даже за плечом братца.
И уж тем более никому не приходил в голову почему-то самый простой вариант из всех возможных: что он всего лишь дожидался своего часа, находясь в тени по собственной воле. Что он не хотел тратить время на возвращение к собственному пути, раз уж мог забрать уже готовое: чужой корабль, чужую команду, чужие банковские счета, чужой золотой запас, чужие знания, чужие умения – в самом деле, перспектива быстро и легко завладеть всем этим в сравнении с перспективой зарабатывать все самому выглядела настолько же заманчивее, насколько идея пиратства в целом в сравнении с честным законным трудом. У него имелся один секрет, благодаря которому он планировал окупить вскоре разом все эти насмешки и домыслы со стороны.
Итак, это был Аргза Грэн, еще без паучьего корабля, без когтей с паучьими лесками, без своего паучьего прозвища – но уже со всепоглощающей паучьей жадностью, являвшейся его отличительной чертой.