В это мгновение сон вернулся к своему первоначальному сюжету. Взгляд Аргзы опустел, и охранники уволокли его из кабины.
Сильвенио вдруг задрожал. Сильвенио усмехнулся.
Но теперь он знал, что настоящим из них был тот, который…
…проснулся.
Проснулся.
Еще раз проснулся.
И еще бесконечное множество раз.
Кошмары становились все изощреннее, все болезненнее. И в большинстве из них теперь фигурировал Аргза: Аргза, долго и жестоко убивающий по его приказу Хенну; Аргза, тянущий его за собой в бездонную пропасть и разбивающийся вместе с ним о скалы; Аргза сломленный и подавленный; Аргза, превращающийся в гигантское взбешенное чудовище, поедающее всех без разбору и спрашивающее Сильвенио, за что ему такая участь; Аргза, командующий, опять же по его приказу, непредставимо масштабной атакой на Эрлану до полного ее уничтожения. Иногда, для разнообразия, Аргзы в кошмарах не было, но Сильвенио не сказал бы, что это приносило хоть какое-то облегчение: тогда Близнецы старались, как могли, компенсировать этот «недостаток». В одном из таких снов он был пациентом психиатрической лечебницы на Старой Земле, которому привиделось, будто он какой-то там эрландеранец и непонятный Хранитель Знаний, бредящий о несуществующем будущем с космическими кораблями и магией; в другом Близнецы все-таки, как и обещали, сделали его серийным маньяком-убийцей; в третьем он был наркоманом в последней стадии, побирающимся под мостом на свалке незнакомой ему пиратской планеты и продающим свое тело за дозу всем желающим. И так далее и тому подобное.
Однажды утром (или днем, или вечером, или ночью) ему показалось, что он проснулся от звуков пения, чего, конечно же, быть просто не могло. Но, открыв глаза, он убедился, что слух его не обманул: Близнецы действительно пели. В этот момент они меньше всего на свете походили на тех, кто безжалостно пытал его все это нескончаемое время. Голоса их – чистые, звучные, хрустальные – лились чудесной завораживающей мелодией. Песня на непонятном языке то взлетала в холодные просторы космоса, согревая пустоту лучами солнца, то стекала водопадами света к вымершим древним планетам, одаривая их дыханием жизни; песня эта была крылатой и свободной, смелой и ласковой, смеющейся и уютной одновременно. Сильвенио бездумно слушал. Пожалуй, чуть ли не впервые в жизни он не думал ни о чем плохом: просто впускал песню в свое сердце, и оно снова забывало испытанный ужас и страх, а тело забывало о боли и жажде. Близнецы, одинаковые еще больше, чем когда-либо – обычно Лилей забирал волосы в хвост, а сегодня тоже распустил их, как сестра, – одним сплошным золотисто-голубым небесным видением сидели на полу кабины, в такт мелодии водя сияющими красными гребешками по волосам друг друга, и улыбались, прикрыв глаза, так кротко, что все иконописцы мира, наверное, могли бы удавиться за эти две улыбки. Даже поцелуй, которым эти двое наградили друг друга по завершении этого странного ритуала расчесывания, мог бы показаться почти целомудренным.
Но песня закончилась, а с ней закончились и чары. Сильвенио вспомнил, кто он и где он, вспомнил, что его ждет здесь и что он уже пережил. Возвращаться к реальности было очень болезненно. Тем временем Близнецы повернулись к нему, и он ожидаемо напрягся, предчувствуя новый кошмар.
– Не бойся, – сказала Лилео. – Сегодня играть не будем.
– Только не сегодня, – сказал Лилей. – У нас особенный день.
И хором они добавили:
– Мы называем это «День добрых дел», который мы проводим раз в году. Сегодня тебе ничего не угрожает, бедненький мотылек.
Они встали и подошли к нему, опустились возле своего пленника на колени. Улыбки их все еще были участливые и открытые.
– Чего ты хочешь? – спросили они снова хором.
Он внимательно посмотрел на них. В чудеса он все еще не верил, но… попытаться стоило. Поэтому он неуверенно произнес:
– Я хочу, чтобы вы меня отпустили…
Разумеется, на это не стоило и рассчитывать.
– Пф! – фыркнул Лилей. – Это неинтересно!
– Ты просто сам не знаешь, чего хочешь, – фыркнула Лилео.
Он вздохнул. Конечно, даже добрые дела они понимали по-своему.
– Тогда можно мне хотя бы стакан воды? Чистой воды, я имею в виду… я был бы вам очень признателен…
– Ерунда, – перебила Лилео. – Мы можем принести тебе еще крови, если хочешь пить.
– Загадай чего-нибудь получше, – посоветовал Лилей.
– Я… я не знаю… может быть, вы… вы дадите мне просто отдохнуть?
Тут они просияли и кивнули, вот только от выражений их лиц у Сильвенио все сжалось внутри.
– Точно-точно! Сестренка, мы же знаем, чего бы он на самом деле хотел, правда?
– Правда-правда, братик! Чур я – к голове!
Они быстро заняли позиции: Лилео пробралась ему за спину и обхватила сзади голову ладонями, а Лилей начал его раздевать, нависая сверху, и… и его черты стали меняться. На глазах у Сильвенио Лилей наращивал мышцы, становился выше и шире в плечах, кожа покрывалась многолетним загаром и врожденной смуглостью, волосы темнели и выпрямлялись, черты лица ужесточались и заострялись, а глаза из красных стали совсем черными. Сильвенио непроизвольно дернулся, едва не заехав затылком по носу прижавшейся к нему Лилео: это было уже слишком.
Аргза – с сахарной блаженной улыбочкой, с добрым-добрым взглядом невинного ягненка, с выражением умиления на лице – выглядел более чем жутко. Когда он поцеловал его, то Сильвенио почувствовал на губах привкус клубники и ванили: на завтрак Близнецы обычно предпочитали пирожные. Сильвенио стало дурно.
Выходит, не так уж хорошо они его изучили, если думали, что он когда-либо мог бы захотеть… это. Гибрид Аргзы и Лилея делал его глубоко несчастным одним своим видом, хотя Сильвенио не мог бы в точности сказать почему. И в то же время… у него родилась некая идея. Он почти не верил в ее успех, он боялся даже представить себе, что с ним будет, если эта последняя идея провалится, и он был уверен, что при любом исходе совесть вскоре заест его окончательно, потому что то, что он собирался сделать, противоречило и словам его, и принципам. Но он так устал, что не мог не попробовать. В конце концов, это был его единственный шанс.
– Вы… – Он решительно поднял глаза на продолжавшего раздевать его Лилея-Аргзу. – Вы делаете это неправильно. Я… я хотел бы видеть его другим. – И это была правда, но, конечно, не вся. – Позвольте мне… показать? Показать, чего я хочу… Показать, каким… каким он мне нравится больше.
Они не должны были на это соглашаться; если бы только у них имелась хоть капля здравого смысла… Но они лишь заулыбались еще радостнее и согласились.
И пустили его в свой единый на двоих разум.
Сильвенио и вправду показал им. Он откопал на глубине своей памяти самые интимные, самые сокровенные моменты жизни с Аргзой, открыл им все немногочисленные радости их совместного существования, подарил им все свои короткие мысленные признания, адресованные когда-либо этому человеку. Он показал им тепло его рук, его взгляды и улыбки, показал мельчайшие выражения его лица, которые когда-либо вызывали в Сильвенио неясную теплую волну, он показал им то, каким видел грозного Паука изнутри. Он дал им услышать успокаивающий ритм его сердца, ощутить живую вибрацию его энергии, прочувствовать некоторые сказанные им слова, которые когда-то запали Сильвенио в душу.
А когда они расслабились достаточно, полностью поглощенные впитыванием всей этой мельчайшей информации, которую им ни за что не прочитать бы в другое время без его на то согласия, – когда они потеряли бдительность, он собрал всю свою оставшуюся силу и вложил в один удар. Не удар даже, а некий посыл: он по-прежнему не собирался им вредить. Но этот единственный посыл силы полностью сломал их ментальную защиту. И в нем был только один мысленный приказ: «Усните».
Близнецы, все так же синхронно, повалились на пол и крепко заснули.
Несколько минут он боялся пошевелиться, ожидая, что они вот-вот проснутся. Ничего не происходило. Лилей, уже вернувший свою обычную внешность, сладко свернулся возле его ног, Лилео, успевшая машинально нащупать руку брата, положила ее себе под щеку. Они должны были проспать еще как минимум несколько часов. В кабине наконец-то было совершенно тихо.
Сильвенио, не веря своей удаче, осторожно придвинулся к консоли, насколько позволяли прикованные магнитами к стене руки. Потом пришлось закусить губу и призвать остатки мужества, чтобы приступить к следующей части плана: он сместил руки за спиной вместе и при помощи левой вывихнул большой палец правой. Боль была недолгой – поскольку Близнецы им больше не управляли, Контроль тут же благополучно лишил его всех ощущений. Повторив то же самое со второй рукой, он наконец освободился полностью. Затем кинулся к консоли.
[Функция рассылки голосовых сообщений включена. Подтвердите запрос. Запрос подтвержден, сообщение будет отправлено по всем доступным адресам и случайным каналам ближайших точек связи:]
«Помогите мне!!! Кто-нибудь, помогите мне, пожалуйста! Если меня кто-нибудь слышит – помогите! Мои координаты: JL35-KohgP, триста шестьдесят пять-четыре-ноль-два, созвездие Сирены, на десять градусов от седьмого спутника. ПОЖАЛУЙСТА!»
[Сообщение отправлено.]
И тут Сильвенио повезло еще один раз. Потому что:
[Поступил входящий звонок. Принять?]
На экране возникло знакомое лицо, обрамленное белыми волосами.
– Сильвенио, это ты?…
Глава 14Мимоза
«Чувствовать в сновидении запах мимозы – к расставанию с родными и друзьями. Если Вы увидели во сне, что Вам преподносят в дар мимозы, то в ближайшем будущем Вас ожидает сюрприз, который радикально изменит всю вашу жизнь. Увиденное в сновидении дерево мимозы советует Вам повременить с делами и спокойно отдохнуть».
– Сильвенио, это ты?…
Он затравленно оглянулся на спящих Близнецов, проверяя, не начали ли они просыпаться, и только после этого позволил себе вплотную приблизить лицо к экрану. После всего этого Ада, после всех этих пыток – видеть этого человека было таким облегчением, что в горле у Сильвенио мгновенно образовался комок, мешающий говорить. Он с трудом выдохнул в динамик: