Высадившись на планете, первое, чему поразился Сильвенио – захватывающей дух красоте ландшафта и строений. Было что-то прекрасное в том, как высокие сверкающие здания, созданные из подобия хрусталя, вплетаются в покрытые тем же материалом извилистые мостовые; в том, как по изогнутым волнами дорогам плавно течет свет странного синего солнца; в том, как отражается бледное сияние далеких звезд в причудливых крышах, ввинчивающихся в фиолетово-синее небо наподобие гигантских конусообразных ракушек. И только потом бросалось в глаза то, насколько же этот чудесный город на самом деле пустой и тихий. Ни человеческих голосов, ни птичьего пения, ни гула транспорта – ничего не было слышно. Что угнетало еще больше – так это то, что и растений нигде не было заметно. Всю дорогу от посадочной зоны и до самого королевского дворца Сильвенио невольно искал хоть какие-нибудь признаки природной жизни – но все его поиски оказались тщетны. Несколько раз, правда, он видел в окнах домов наблюдавших за делегацией местных жителей – да и те скорее походили на призраков, чем на живых людей: все, как один, зеленоглазые, с нестареющими юными лицами, не тронутыми морщинами, с неизменной печатью спокойного равнодушия во взгляде, сероволосые и в серой одежде, расшитой странными узорами. В остальном город был мертв и почти пустынен. В любое другое время Сильвенио бы неминуемо очаровало такое явление, и он мог бы бродить здесь часами и днями в полном одиночестве, слушая историю бесплодной покинутой земли, но сейчас его все это только пугало еще сильнее. Он крепко сжимал руку Мартина и старался как можно меньше смотреть по сторонам. Другие миротворцы, идущие с ним рядом, поглядывали на него с тем же сочувствием, которое почему-то так его нервировало, но он ничего не мог с собой поделать.
Юнба сидела во дворце на высоком троне, такая неподвижная, что с первого взгляда могло показаться, будто бы это статуя, а не человек – причем статуя, созданная одновременно с самой планетой. Но вот она повернула голову к вошедшим в тронный зал, вот ее взгляд скользнул по каждому из гостей, остановившись почему-то на лице Сильвенио, вот она неспешно сошла с трона – и стало ясно, что она все еще жива, хоть и той странной призрачной жизнью, которой дышало здесь из века в век все остальное.
– Мы приветствуем вас, посланники мира, – произнесла она, и все пришедшие почтительно ей поклонились. – Мы считаем своим долгом сообщить, что в вашем намерении проявить дипломатическую вежливость по отношению к нашему народу нет необходимости, однако мы рады лицезреть вас своими гостями. Скайрах-кьяр всегда к вашим услугам, посланники мира. Вы можете оставаться здесь столько, сколько пожелаете. Нет нужды в излишних церемониях. Поэтому предпочтительнее сразу перейти к побочной цели вашего визита.
Видно было, что миротворцы, не ожидавшие такого приема, совершенно растерялись. Только Мартин, для которого, похоже, нечто подобное было очевидно, открыто улыбнулся Юнбе и ободряюще коснулся плеч Сильвенио, чуть подтолкнув его вперед. Тот набрал воздуха в грудь и начал:
– Я… у меня к вам просьба личного характера… леди Юнба, если бы вы… – Сильвенио неловко запнулся на середине фразы, затем взял себя в руки. – Моя просьба несколько эгоистична, леди Юнба. Я хотел бы попросить вас воспользоваться вашим даром видеть возможное будущее, чтобы узнать, стоит ли мне стирать некие воспоминания. То есть – скажется ли это на ком-то, кроме меня? Не подорвет ли это основы моего… призвания? Эти воспоминания меня, признаюсь честно, очень тяготят, но я не могу решиться заблокировать их, не зная точно, как это отразится на моей дальнейшей жизни. Или на жизни моих друзей и тех, кому я когда-либо должен буду помочь…
Юнба смотрела на него очень внимательно, пока он говорил. В тусклых зеленых глазах светился отблеск мысли – только отблеск, потому что разумом, похоже, она была не совсем здесь, в хрустальном дворце с непрозрачными стенами и ракушечной крышей.
– Значит, ты хочешь избавиться от воспоминаний о пребывании в плену у Близнецов и хочешь знать, не повлияет ли это на твою судьбу Хранителя Знаний? – уточнила она медленно, взвешивая каждое слово не для себя – для него.
Сильвенио резко побледнел, но решительно кивнул. Мартин украдкой сжал его руку.
– Хорошо. – Ясновидица кивнула в ответ, глядя на него все так же внимательно. – Хорошо, мы посмотрим. И скажем тебе прямо сейчас. Однако за это ты должен будешь нам услугу, Сильвенио Антэ Лиам.
– Какую? Я готов сделать все, что вы попросите.
Взгляд Юнбы стал на мгновение неожиданно очень ясным, словно и не смотрела она только что в одни ей ведомые дали несбывшегося.
– Ты должен пообещать нам, что, какой ответ бы мы ни дали тебе сейчас, ты останешься верен своему слову и позже окажешь нам услугу. Когда придет время и когда мы попросим. Это все. Ничего конкретнее сейчас пока сказать нельзя, чтобы не породить еще одну вероятность будущего. Твое слово – все, что нам нужно.
Делегаты смотрели на официальную принцессу парсивиреуорренойцев с заметным изумлением: видимо, она еще никогда ничего не требовала за свои услуги предвидения. У Сильвенио не было ни малейшей догадки, что за услугу она может с него когда-либо спросить. Быть может, это как-то связано с тем ее мрачным предсказанием о том, что однажды он поспособствует разрушению мира? В любом случае ему оставалось только довериться ей и ее дару. Больше всего на свете он сейчас желал перестать наконец ощущать реальность вокруг себя такой зыбкой и нестабильной. Он хотел быть уверен если не в собственном благополучии, то хотя бы в том, что проснется на следующее утро там же, где засыпал. И еще ему очень хотелось прекратить с ужасом смотреть на собственное отражение в зеркалах, с замиранием сердца ожидая, что в любой момент он может превратиться в одну из тех жутких личностей, какими делали его в кошмарах Близнецы.
– Я даю вам слово, что буду считать себя у вас в долгу до тех пор, пока не исполню то, о чем вы попросите меня в любой удобный вам момент.
Глаза ее снова безразлично потухли, как будто она до поры до времени потеряла к Сильвенио интерес. Наверное, так и было на самом деле.
– Твое решение пойдет тебе на пользу и ни на что не повлияет. Только тебе будут иногда сниться по ночам плохие сны, которые скорее всего будут забываться при дневном свете. На будущем это не скажется никак.
Если бы он тогда знал, чем все в итоге обернется!..
Еще некоторое время после того, как они вышли из дворца, он вместе с миротворцами бродил по мертвому городу, безмолвно восхищаясь его красотами. Долго они, однако, задерживаться на Парсивиреуорреное не стали. Оказавшись на корабле, Сильвенио чуть ли не впервые со дня отлета прошел в свою каюту и сразу же занялся блокировкой ненавистных воспоминаний. Это оказалось, к счастью, довольно легко.
Следующим утром он проснулся новым человеком.
А вернее, самим собой.
Проснулся – и сам не понял, почему вздохнул вдруг с таким облегчением. Он помнил все, что было до пленения Близнецами, помнил, как очнулся у них на корабле, помнил, каким образом от них сбежал и что было после – а вот промежуточный этап стал полностью ему недоступен. Это было как-то странно и неуютно – как будто целый стеллаж с книгами вдруг неожиданно исчез из домашней библиотеки, где известно было расположение каждой пылинки. Но ему стало спокойнее, а значит, принятое решение было верным.
И у него наконец-то началась новая жизнь. Та, о которой он мечтал, хотя для полного счастья ему все же хотелось бы вернуться на Эрлану. Но и так было, признаться, довольно неплохо. Он был свободен, он был окружен заботой и умными, понимающими людьми, он имел возможность неограниченно читать все, что попадалось в местных библиотеках, и неограниченно же бродить по самым красивым местам Эль-Вирата. После стольких лет, проведенных в рабстве на чужом корабле, теперь для него несказанным удовольствием было просто гулять там, где захочется. Мартин всюду ходил с ним: в театры, в оперу, на представления уличных артистов, на разные научные семинары и конференции, на презентации новых технологических разработок, на бесцельные прогулки по рощам и паркам, – казалось, он был только рад сопровождать Сильвенио везде и всегда. Его общество Сильвенио нисколько не тяготило – с Мартином было ужасно приятно беседовать обо всем на свете, совсем как в старые времена, и он обнаружил, что очень, очень скучал по этой легкости в общении.
Ночами ему снились Близнецы. Они приходили к нему и мучили его снова и снова. Он просыпался задолго до рассвета с колотящимся в панике сердцем, с мокрыми от пота и сбившимися простынями, а наутро снова все забывал и только недоуменно приподнимал брови, когда Мартин говорил, что он кричал во сне.
А однажды ему приснился Аргза. Больше воспоминание о минувшем, чем настоящий сон: тогда он еще жил на корабле Паука. Они приземлились на какую-то планету, где у Аргзы нашлись очередные подельщики. Это была печальная дата, которую больше никто, кроме Сильвенио, не отмечал – день рождения давно умершего Джерри. Поэтому он отпросился у Аргзы погулять возле корабля, дав слово, что не уйдет далеко. Шел сильный дождь: Сильвенио вымок до нитки, что, конечно же, заметил только по возвращении на корабль. В кабине управления его начало знобить.
– Иди сюда, – сказал ему тогда Аргза, сидевший в капитанском кресле и смотревший на него с непонятной улыбкой. – Ты на мокрого цыпленка похож. Простудишься еще.
Сильвенио шагнул к нему, повесив голову: он был все еще погружен в безрадостные мысли о сегодняшнем несостоявшемся празднике. Свои дни рождения он на этом корабле не отмечал, а вот с Джерри праздновал. Аргза молча встал с кресла, подошел к нему и начал вытирать его волосы полотенцем, выдернутым с помощью Темной техники из его личной ванной. Полотенце знакомо пахло травяным шампунем. Почему-то эта деталь придавала какой-то невыразимый уют. Почти… домашнего, что ли.
Крупная капля медленно скатилась с переносицы на кончик носа. Аргза приподнял его лицо, все еще обхватывая голову полотенцем с обеих сторон, внимательно посмотрел на эту каплю, а потом наклонился и поцеловал его в нос, убирая ее губами. Что-то неопределенное мелькнуло в его темных глазах. Мгновение спустя пират уже покрывал невесомыми поцелуями все лицо эрландеранца, то ли правда убирая таким образом еще не высохшие капли дождя, то ли еще что. Сильвенио стоял, закрыв глаза и послушно запрокинув голову, и никак не реагировал на волну этой внезапной нежности. Щеки у него горели, озноб быстро прошел, изгнанный произрастающим откуда-то изнутри теплом. Тогда он был искренне уверен, что это просто первые признаки поднимавшейся температуры. Рассматривать другие версии ему не хотелось.