…Он сидел в ванне и остервенело тер себя пемзой. Особенно в тех местах, которых касалась тетушка Сесил… Плевать, что от таких усилий кожа может слезть… Лучше пусть так…
И тут его руки, ноги, все тело вспыхнуло синим пламенем… Боль лишала дара речи… Глаза широко раскрылись… Превращение произошло быстро: тварь расправила крылья, выпустила когти и издала ликующий вопль…
– Ждали меня! – от этого голоса задрожали стекла и даже стены. – Я иду!
Тетушка Сесил не уехала. Ее жажду, конечно же, не смог удовлетворить неопытный, насмерть перепуганный мальчик. Поэтому, когда демон нашел ее, она лихо скакала на члене мистера Эрмиджа, своего родного брата… Они сливались в экстазе прямо в кабинете Уилла. Сесил орала, как самка гоблина во время спаривания, плюя на то, что их с братом может услышать прислуга…
– Любишь трахаться! – прорычал монстр, цапнув ее когтистой лапой за волосы и выдирая их прямо с куском кожи… Она не сразу поняла, что происходит. Зато Эрмидж, увидев, кто перед ним, выскользнул из-под сестры и забился под стол, закрыв голову руками. – Может, попробуешь со мной? – меж тем продолжала адская тварь, вторгаясь в Сесил своим гигантским членом… Изо рта женщины брызнула кровь, глаза ее полезли на лоб от раздирающей боли… Еще пара-тройка фрикций – и демон отбросил от себе безвольное, залитое кровью тело…
И направился в лабораторию Эскулапа, что находилась здесь же, в «Маковом плесе».
– Ты так жаждал меня пробудить! – Доктор обернулся на голос. И когда увидел чудовище, все горящее синими всполохами, то в ужасе вжался в стол… – Так вот я здесь. И мы с тобой сейчас поиграем в «кричит-молчит», хорошо?
Доктор судорожно закивал.
Демон радостно ухмыльнулся.
– Для начала ты должен попробовать, какие на вкус личинки.
Доктор замотал головой.
– А придется!
Демон еще сильнее выпустил когти, всадил их под ребра Моузеру и провернул. Доктор закашлялся, отхаркивая куски легких… Другой лапой чудовище захватило со стола банку с личинками…
– Открывай рот, ублюдок! – Моузер, в глазах которого дрожали слезы, а на губах алела кровь, открыл рот. Демон, продолжая вращать одной лапой в его внутренностях, высыпал половину детв[3] прямо ему в глотку.
Ученый хрипел, кашлял, блевал…
Демон одним движением разодрал его тело пополам и впился зубами в еще трепещущее сердце…
…Неизвестно, кто бы стал следующим, если бы не явились Деактиваторы из ОРДЕНА Садовников. Стрела чистого света пронзила грудь адского существа, и под ноги Деактиваторов упал уже мальчишка лет десяти с широко открытыми, ярко-синими глазами…
Ричард вскинулся, сел, схватил себя за волосы и судорожно вздохнул. Да уж, событий на пять жизней вперед… Он нашарил портсигар, кое-как чиркнул огнивом и наконец закурил… Табак производил на него такое действие, как и алкоголь, – совершенно не брал. Но сигары были дорогие, изысканные, поэтому сам процесс доставлял некоторое удовольствие и приносил успокоение… Ричард курил до тех пор, пока сигары не перестали трястись в его тонких пальцах.
Глупо было уходить от Джози. Обнимая ее сладостное совершенное тело, утыкаясь в благоуханный шелк волос, он всегда засыпал. Этот прелестный Цветок своим эдемским сиянием разгонял по норам всех его демонов…
Они женаты всего полгода, а он уже совсем разучился спать один… Мысли о Джози сводили с ума…
– О, мой Алый Гибискус, сколько бы я отдал, чтобы стать твоей мечтой хоть на миг! – горячечно прошептал он.
Часы пробили пять утра. Ну что ж, ночь позади. Здравствуй, новый день.
Ричард встал и направился в душевую, что примыкала к этой гостиной. Тщательно вымывшись и вытеревшись пушистым полотенцем – прикосновение чистой ткани к мокрой коже вызывало у него чуть ли не экстаз, – он надел холщовые брюки и босиком спустился на веранду заднего дворика.
Дворик, да и сама веранда были устроены в японском стиле. Неподалеку от входа располагалась стойка с самурайскими мечами. Ричард вынул два и улыбнулся им, как старым друзьям.
– Здравствуй, Кои[4]. Здравствуй, Ренаи[5].
Обнажив их и вернув ножны на место, он сжал цубы, с наслаждением ощущая, как те удобно занимают ладонь, и вышел во двор. Из всех навыков, что он приобрел в ОРДЕНЕ, более всего он был благодарен своим учителям за то, что те учили Садовников владению холодным оружием… Каждый выбирал клинок по себе, он выбрал самурайский меч. Ему нравилось, как тело и сталь становятся одним целым. Нравилось, особенно специалисту по волновой природе вещей в нем, осознавать, как бурлят и смешиваются энергии космоса и организма. Нравилось прикрывать глаза, потому что даже так мир вокруг – зримый. Нравилось слышать, как поет катана, рассекая воздух…
Тренировки умиротворяли, приводили в порядок дух и мысли…
…Мастера ордена были удивлены тем, что он не просто принял своего демона, но словно подружился с ним. В основном Садовники боялись и ненавидели свою демоническую природу. Многих очень угнетало ощущать себя чудовищем. А были и те, в ком демон побеждал человека. Ричард же на первом своем испытании сразу заявил:
– Но ведь во тьме, в самых ее глубинах, тоже есть свет!
– Верно, мальчик, – сильно коверкая английский, сказал Накамура-сэнсэй, гостивший в то время у старейшин ордена, – в черном столько же белого, сколько в белом черного. – И, положив руку ему на плечо, спросил: – Поедешь со мной?[6]
Ричард кивнул. И Накамура-сэнсэй увез его на пять лет в Страну восходящего солнца. Назад он вернулся мастером меча и аспирантом сразу трех кафедр Оксфордского университета – филологической, географической и биологической… В университет он поступил еще в двенадцать лет, когда открыл свой первый остров… Жить в Японии, а учиться в Британии труда не составляло, потому что первый навык, который прививали в ордене, – создание пространственных коридоров, позволявших перемещаться из одной точки мира в другую едва ли не со скоростью мысли…
Остров же он открыл походя, сверив данные из судовых журналов – сэнсэй их коллекционировал – нескольких путешественников. Ричард записал свои выкладки и предположения, приложив копии из этих журналов, которые сам тщательно составил, а также точные координаты долготы и широты, запечатал в конверт и отправил на географический факультет Оксфордского университета. Оксфорд был его мечтой с той поры, как он осознал, что такое обучение вообще. Ответ пришел лишь спустя несколько месяцев – даже через конверт было видно, как заведующий кафедрой брызжет слюной от восторга. В письме сообщалось, что он, Ричард Торндайк, зачислен сразу на второй год обучения географического факультета Оксфордского университета: остров действительно находился в указанном месте и имел вулканическое происхождение. Узнав о зачислении, Ричард радовался, как может радоваться двенадцатилетний мальчишка, у которого исполнилась заветная мечта…
Сила Садовника позволяла видеть скрытую сущность вещей. Например, что весь мир буквально пронизывают волны, колебания. Недаром же вначале было Слово… И если ты слышишь это Слово, ловишь эту волну, то ты начинаешь вдруг понимать все сущее – и звучание земли, и музыку сфер, и язык цветов… Поэтому Ричард подал еще документы на филологический и на биологический, куда его также приняли без вступительных испытаний.
Вернувшись в Англию, он вынужден был вновь поселиться у Эрмиджа. Таково было требование Мастеров – следовало учиться смирению, иначе тварь, что жила внутри и время от времени требовала крови, не удержать, сказали ему. К тому же, как бы там ни было, именно из-за этих людей ты живешь и дышишь, учись быть благодарным за любую мелочь.
В «Маковом плесе», как обычно, было полно народу, и когда он вошел – все они замерли и притихли. В памяти еще оставались растерзанные трупы Сесил и Моузера.
Ричард вежливо поздоровался с родней и сел по правую руку от Эрмиджа на правах его единственного, хоть и приемного сына. Но теперь родственники, встретившись с отточенными клинками его взглядов и дерзкой улыбкой, начинали всерьез задумываться, стоит ли с ним связываться. Один только Роджер так ничего и не понял: за эти годы он совсем деградировал, превратившись в жирного слюнтяя, но жажда мести за мать бушевала в нем. И вот, выследив Ричарда в одном из темных коридоров, он решил навешать ему как следует. Но каблук ботинка Ричарда врезался в нос Роджера с такой скоростью и силой, что у бедного жирдяя подкосились ноги… А потом Роджера выволокли на улицу и, снова свалив с ног парой приемов, долго и со смаком макали лицом в ближайшую лужу. После этого Ричарда больше не донимали.
Ему исполнилось шестнадцать, когда в дверь постучали и принесли письмо. Оно оказалось на имя Ричарда Торндайка и являло собой приглашение к одному из лучших стряпчих Лондона. Эрмидж хотел было отправиться с ним на правах опекуна, но Ричард пригвоздил его к месту холодным взглядом и сказал, что с этого момента он сам ответственен за свою жизнь. Адвокат, мистер Гинбош, вручил пухлый пакет, в котором сообщалось, что по достижении шестнадцати лет он, Ричард Торндайк, становится владельцем солидного состояния – сумма стояла просто астрономическая! – и нового дома в Хэмпстеде. А также из конверта выпала записка. Совсем коротенькая, но заставившая его задрожать: «Прости за все. Твой отец».
У Ричарда перехватило дыхание. Он, к вящему ужасу юриста, рухнул на колени и, вцепившись в волосы, горестно вопросил мироздание: «Почему?» Плакать за эти шестнадцать лет его отучили.
Найти следы отца, узнать его имя не удалось, даже прибегнув к помощи Мастеров ордена. Но в новый дом он переехал с удовольствием – жить у Эрмиджа ему было невыносимо физически: очень трудно передвигаться, когда стараешься не касаться стен, предметов, людей, словно все пространство вокруг поражено страшным недугом.