К тому же свадьбы угнетали ее. Слишком живо вспоминалась собственная, а это влекло за собой лишь меланхолию и хандру.
Хорошо хоть Ричард был рядом. Сжимал ладошку, подбадривал, иронизировал как всегда. Но в самой глубине его взгляда, за ярко-синими смешинками, Джози замечала боль и вину. И подумала вдруг: а каково ему чувствовать себя самым большим ее разочарованием? И на какой-то миг у нее даже перехватило дыхание от одной только мысли об этом.
Джози попыталась забыться в танцах, но веселье сбежало от нее и возвращаться не собиралось.
И поэтому, когда они вновь оказались в своей комнате и Ричард, упав перед ней на колени, проговорил: – П-позвольте м-мне с-сегодня б-быть н-нежным, – у него дрожали руки, а в глазах застыли осколки, и, столкнувшись с ее молчанием, он добавил почти испуганно: – Т-только о-один р-раз? – она вздохнула и согласилась.
Утро выдалось на диво солнечным, и после завтрака Ричард потащил ее погулять. Сегодня он был особенно счастливым и лучистым. И его искренняя радость согревала ее. Они шли по коридорам дворца, взявшись за руки и непринужденно болтая о пустяках, когда из-за поворота прямо на них вылетела белокурая девушка. И Джози, к ужасу и ярости, узнала в ней свою извечную соперницу – ненавистную Латою Грэнвилл. Но даже не это больше всего взбесило Джози, а то, что эта стерва Латоя, остолбенев и вовсю раскрыв свои голубые глаза, таращилась сейчас на… Ричарда!
Глава 13. И все катится клубок
Северный Уэльс, вольный город Лланруст, 1878 год
Вспышка ослабела, и Мифэнви согнулась пополам, схватившись за грудь. Горло горело, словно она хлебнула кипятку. Перед глазами еще мельтешили разноцветные пятна, и сфокусироваться на чем-то не удавалось. Она опустилась на колени, зажмурилась и с усилием попыталась восстановить дыхание. Наконец марево развеялось, и Мифэнви увидела Колдера…
– Нет… – прошептала она, не в силах отвести взгляда от тела мужа, который словно побывал в гигантской топке. – Нет! – закричала уже громче и надрывнее.
Только не это, только не опять!
На четвереньках она подползала к нему и, прижав его обугленное тело к себе, завыла раненой волчицей…
Она упрямо твердила: нет, нет, нет, и слезы ее, кристально чистые, как вода в лесном роднике, капали на него. И там, где капала слеза, кожа приобретала нормальный цвет… Волна света пробежала по телу Колдера, словно очистив от скверны… Теперь о случившемся напоминала лишь истлевшая в клочья одежда… Наконец густые ресницы дрогнули, и ее муж открыл глаза, улыбнувшись. Его голова покоилась сейчас у нее на коленях, и он смотрел прямо на нее… Такой родной, такой красивый…
– Дурак! – сказала она, крепче обняв его. – Напугал! – и тоже улыбнулась сквозь слезы, будто солнце выглянуло из-за туч.
Он поднес к губам ее узкую, полупрозрачную ладонь и поцеловал в самый центр.
– Слезы Цветка – Живительная Роса. По народному поверью, исцеляет любые раны и даже воскрешает из мертвых. Как ты думаешь, это правда? – он продолжал целовать каждый ее пальчик, а она все так же обнимала и баюкала его.
– Ну что за глупости, – произнесла она, – живая вода, чудесное исцеление, оживление – да кто же в такое поверит!
Колдер поднялся и сел рядом, нежно обнял, высушил поцелуями слезы.
– Что это было? – спросила Мифэнви, наконец успокоившись и уткнувшись в его перемазанное сажей плечо.
– Что именно тебя интересует? – Колдер пропускал через пальцы расплавленное золото ее волос, рассыпавшихся сейчас по хрупким плечам.
– Давай начнем с меня, – сказала она с тихим вздохом.
– Я уже говорил тебе о Цветении. Оно сжигает всю тьму вокруг. И в первую очередь – таких, как я. Мне еще повезло. Вообще-то от меня и ошметков не должно было остаться.
– Вот как, – она зябко повела плечиком. – Так почему же ты… остался?
– Ты ведь кинулась защищать меня. Наверное, активировался какой-то щит. Это еще совершенно не изучено. Эх, были бы сейчас мои приборы под рукой!
– Препарировал бы меня? – Мифэнви сощурилась в его любимой манере.
– Нет, – помотал головой Колдер, – отрезал бы кой-кому болтливый язычок. Хотя… Язычок нужен для куда более приятных занятий…
Он притянул Мифэнви к себе, упер ее затылок в свой локоть и обвел языком контур ее губ. Губы тут же раскрылись, словно лепестки цветка, пропуская его внутрь, позволяя безраздельно властвовать. От его поцелуев Мифэнви таяла. Она желала большего, нежные щеки ее заалели. Колдер оторвался от нее едва ли не со стоном.
Глаза его, и так темные как ночь, сейчас и вовсе напоминали две бездны.
– Я тоже загораюсь, стоит мне лишь коснуться тебя, – прерывисто прошептал он. – Такова сила любого Цветка – ваш аромат столь упоителен, что голова идет кругом… – Он прикрыл глаза, его дыхание обжигало нежную кожу ее шеи. – Но мы не будем этого делать сейчас, только после твоего Цветения… Тебе стоит немного восстановиться…
Он слегка отстранился, встал и протянул ей руку:
– Идем, а то нас уже, наверное, заждались.
– Но твоя одежда! Что о нас подумают, если тебя увидят таким! – промолвила она, зардевшись еще сильнее.
Он ухмыльнулся:
– Завидовать будут! Но можно и так, – он проговорил какие-то слова на неизвестном языке, и клубы мрака окутали его, повиснув на плечах длинным черным плащом.
Раньше, еще в Глоум-Хилле, впервые столкнувшись с магией, Мифэнви испытывала неловкость из-за того, что позволяет ей вершиться. Но сейчас это восхищало и завораживало.
– Так значительно лучше, – сказала она, и глаза ее сияли, как кристаллы льда, пронзенные солнцем. – И да, хотела сразу сказать – мне понравились твои крылья.
На сей раз он ухмыльнулся самодовольно и чувственно.
– Думаю, ты сможешь приручить его – моего демона, – сказал Колдер. И Мифэнви согласно кивнула.
Они взялись за руки и пошли в сторону дворца.
– С Цветением мы разобрались, – вернулась к разговору Мифэнви, – но откуда взялся Пол?
– Я думаю, кто-то использовал Datúra stramónium, Дурман. Это растение рождает иллюзии и погружает разум в наркотический сон, – чуть рассеянно ответил Колдер, поглощенный размышлениями.
– Что значит «использовал»? То есть это сделал не сам Цветок? – удивилась Мифэнви.
– Как правило, Цветок, а особенно обладающий силой такого рода, нужно заставить источать аромат. Грубо говоря, чтобы Дурман или другой, подобный ему цветок, начал пахнуть, нужен некий внешний катализатор. И это – целый ритуал. Но если в него добавить несколько специальных заклятий, силу Цветка можно извлечь. Мы называем это – Похищенный Аромат. В руках опытного мага он превращается в страшное оружие. Но сделать это может только посвященный в обряды ордена. И притом посвященный – никак не ниже Мастера.
– Но зачем кому-то из Мастеров ордена делать это? – Личико Мифэнви выражало крайнюю степень изумления.
– Вопрос вопросов, – задумавшись, покачал головой Колдер. – Меня беспокоит другое: этот кто-то знал, чем можно зацепить нас с тобой. И вот это мне уже сильно не нравится.
– Что случается с Цветком, у которого похитили Аромат? – ухватилась за мелькнувшую догадку Мифэнви.
– Начинается Увядание, – вздрогнув, сказал Колдер. – И это страшно.
– Увядание проявляется как-либо внешне, в смысле – можно ли это определить по физическому состоянию девушки? – не унималась Мифэнви.
– Да, человек будет постепенно угасать, словно его изнутри точит неизвестная хворь, – задумчиво произнес Колдер и вдруг ударил себя рукой по лбу: – Идиот! Как я мог забыть?!
– Ты о чем? – Мифэнви обеспокоенно взглянула на мужа.
– Помнишь, где-то чуть больше недели назад мы с тобой обсуждали историю, опубликованную в «Дейли телеграф»? – он схватил руку жены и затряс ее.
– Ту, где рассказывалось о нескольких молодых леди, у которых будто остекленели глаза и они словно превратились в кукол? – припомнила она. Он кивнул. – Там еще, кажется, говорилось, что это какая-то доселе неизвестная науке болезнь…
– Верно, именно так и проявляется Увядание. Как же я сразу не обратил внимания? Словно кто-то нарочно усыпил бдительность Смотрителя… И почему в ордене не забили тревогу? Не нравится мне все это… – проговорил Колдер, недобро сощурившись. – Нужно будет обсудить это с Торндайком, он у нас мастер видеть скрытую суть вещей, недаром же ученый!
– Торндайк – это тот джентльмен в очках, у него еще жена – красавица? – вспомнила Мифэнви. – Они произвели на меня очень приятное впечатление.
– Надеюсь, с его женой ты подружишься. Я намерен пригласить их погостить в Глоум-Хилл. Кстати, она тоже Цветок – Алый Гибискус.
– Вот как… А я-то думала, почему мужчины вьются вокруг нее, как пчелы.
– Да, противостоять призыву Гибискуса практически невозможно, особенно Садовнику. Можно сказать, Ричард был обречен, едва увидел ее, – немного горько усмехнулся Колдер. – Впрочем, каждый из нас обречен, встречая свой Цветок, – он покосился на жену.
– А Цветок всегда отвечает на чувства Садовника? – любопытство Мифэнви разыгралось не на шутку.
– Увы, нет.
– И что случается тогда с Садовником? – Мифэнви даже испугалась той мысли, что возникла у нее в голове.
– Он умирает от тоски, – просто и печально ответил Колдер. – Любовь – наше единственное спасение, и если она взаимна, то, как нить Ариадны, помогает не заплутать в собственной тьме. А если безнадежна, то тянет еще глубже, на самое дно, потому что отчаяние, боль, тоска – темные чувства.
Мифэнви обхватила лицо ладонями и покачала головой.
– Как страшно… Ты ведь мог…
– Не думай об этом больше, – он привлек ее к себе и тотчас же запустил пальцы в ее рассыпавшиеся кудри, – зато теперь нет силы, что способна была бы разлучить нас, моя Незабудка.
Они постояли так несколько секунд, а потом Мифэнви, чуть отстранившись, сказала:
– Знаешь, мой дядя по материнской линии – врач. Его всегда интересовали редкие и малоизученные случаи. Не может быть, чтобы он не знал об этой инфлюэнце, превращающей женщин в кукол.