Колдер сполз с кровати, подошел к окну и уперся пылающим лбом в холодное стекло. Он не знал, сколько простоял так, до того, как ее нежные руки обняли его со спины. Ее соски затвердели (в спальне, когда затухал камин, становилось ощутимо прохладно), и это возбуждало.
Он обернулся, заключил ее в объятия. Она подняла личико, глаза ее сверкали в ярких отблесках луны.
– Тебе приснилось, что ты пьешь меня?
Он только кивнул.
– Не волнуйся, любимый, однажды мы…
– О, Мейв, ты назвала меня «любимым»? – Голос его дрожал и прерывался от переполняющих эмоций…
– А как же иначе? – удивилась она. – Я же люблю тебя…
– Ты же босиком! Простудишься! – он подхватил ее на руки и понес на кровать.
Уложил и аккуратно, опираясь на руки, опустился сверху.
– Светлая моя! Ясная! Незабудка ненаглядная!
Он осыпал поцелуями, чуть сумасшедшими и горячими, каждый дюйм ее хрупкого тела. Она подавалась навстречу и тихонько охала. Ласки становились все жарче и опускались все ниже. Когда же он добрался до самого заветного и самого сладенького местечка, приникнув к нему, как истомленный жаждой путник, она всхлипнула и заметалась по подушкам… Она бормотала что-то нечленораздельное, судорожно сжимала простыни, приподымала бедра, чтобы его язык мог проникнуть в сладостные сокровенные недра… Когда она уже была в шаге от того, чтобы рухнуть в бездну наслаждения, он остановился и резко вошел в нее. Она вскрикнула, схватившись руками за изголовье кровати и обвивая его бедра ногами. Теперь – никаких поцелуев, никакой нежности. Он двигался яростно и мощно, заставляя содрогаться, исторгая рыдания…
– Сильнее, пожалуйста… – прошептала она, и он согнул ее ноги в коленях, погружаясь еще глубже, ускоряя темп.
Это было дико и неистово. Он брал ее жестко и беспощадно, желая утолить свою почти болезненную жажду. Она отдавалась полностью, теснее прижимаясь к нему, будто желала прорасти.
К пику наслаждения они пришли вместе и вместе унеслись в сверкающую пропасть.
Когда дыхание выровнялось и вернулась способность говорить, Колдер поднес ее тонкую ладонь к губам, галантно поцеловал и прошептал еще хриплым от недавней страсти голосом:
– Спасибо!
Мифэнви нежно улыбнулась, откинула перечеркнувшую лицо рыжую прядь и, приподнявшись, легко поцеловала в губы, а потом тихонько пожурила:
– Глупый! Никогда не благодари за любовь!
Часы в гардеробной, что примыкала к спальне, гулко пробили полночь, заставив их обоих вздрогнуть. Колдер привлек ее к себе и проговорил на ушко:
– Ты готова?
– Конечно.
– Тогда оденем друг друга, чтобы не беспокоить слуг…
Замок Берри-Померой близ Тотнеса, Девон, 1878 год
Это воспоминание, словно перед смертью, пронеслось в голове Колдера. И в душу заполз страх: а что, если использование магии негативно отразится на Мейв? Она же, почувствовав волнение мужа, полуобернулась к нему, подарив улыбку, и пожала руку.
Его смелая, чуткая, мудрая Незабудка. Сердце заныло от щемящей нежности. И стало досадно на себя, что втянул ее во все это… Но времени на самобичевание не было. Вардис уже устроил девушку, что весьма любопытным образом доставил сюда Ленуа, на каменном постаменте так, что она оказалась распятой.
Мифэнви высвободилась из объятий Колдера и, подойдя к импровизированному ложу, заключила тело девушки в светящийся кокон. Колдер достал из кармана флакончик с зельем и, обойдя этот пьедестал по часовой стрелке, пролил жидкость на пол. И только теперь, благодаря заполнившимся бороздкам, стали заметны начертанные вокруг руны.
Затем вперед выступил человек в маске. Он простер над девушкой руки и стал чуть нараспев плести слова заклинания.
Гастон Ленуа материализовал Сверкающую Скрижаль и, как и полагается Созерцателю, приступил к фиксации происходящего. Колдер и Мифэнви предусмотрительно отошли и стояли взявшись за руки.
Герцог Брайджерри прислонился к стене и нервно кусал губы.
Какое-то время ничего не происходило, только потоки энергии, движимые словами Мастера-Дракона, потрескивали и роились вокруг постамента. Но вот девушка, прикованная к ложу, глубоко вздохнула и дернулась, должно быть, желая перевернуться в более удобную позу.
– Свершилось! Аромат вернулся! – радостно констатировал Ленуа, бросаясь к своей воспитаннице. – Фелисите! Фелисите! Девочка моя!
– Успокойся, Гастон, – Колдер положил ему руку на плечо. – Теперь с ней все будет хорошо. Она просто некоторое время поспит…
– Да-да, конечно… – закивал Ленуа, сглатывая слезы.
Вардис и Мифэнви тем временем освободили девушку от пут, и доктор сказал:
– Господа маги, теперь Дурман переходит в мою компетенцию, и будет лучше, если, очнувшись, она окажется рядом с медиком, который сможет позаботиться о ее душевном и физическом состоянии.
Все охотно согласились с ним. Собственно, Вардис нужен был на обряде лишь для того, чтобы в случае неудачи попытаться спасти Цветок. Поэтому теперь ему поставили пространственный коридор, в который он и поспешил ступить, прижимая к себе Фелисите.
Когда доктор исчез, Мастер-Дракон выразительно посмотрел на чету Грэнвилл и на Ленуа.
– Я выполнил свои обязательства, теперь вы, будьте добры, выполните свои, – проговорил он наконец. – Отдайте мне Ключ. – Тон его был надменным и не подразумевал возражений.
Колдер наклонился к Мифэнви и произнес:
– Прости, дорогая, ты ведь знаешь, мне придется причинить тебе боль… – И, судя по выражению его лица, что внезапно сделалось еще бледнее обычного, слова эти причиняли боль ему самому.
Она пожала ему руку и сказала тихо:
– Делай что должен, и будь что будет.
Заклинанием ее оторвало от пола, тело приняло почти вертикальное положение, руки безвольно повисли вниз. Колдер наклонился, приник к ее губам и резко пронзил ее грудь ладонью. Мифэнви выгнулась дугой, глаза ее широко распахнулись. Он пил ее крики, вытаскивая из ее тела предмет, по форме напоминающий ключ нотного стана. Ленуа и Мастер-Дракон завороженно следили за происходящим. Только Смотритель Сада, сотворив редчайшее заклинание, мог извлечь из тела Цветка Ключ от Корневых Постулатов – ту самую Первовибрацию, из которой в незапамятные времена родилась вселенная. Но одного заклинания было мало – для того чтобы все получилось, должно было совпасть множество составляющих: определенная ночь в году, свет луны, падающий сверху и еще масса других признаков. Да и к тому же процесс извлечения был крайне болезненным и не каждый Цветок его выдерживал.
Наконец Ключ явился на свет, Ленуа забрал его у Колдера и торжественно, с почтительным поклоном, передал Мастеру-Дракону. Правда, Колдеру в этот момент было все равно, потому что Мифэнви, как в его кошмаре, холодела и уходила от него. Глаза ее закрылись, а дыхание, казалось, совсем прервалось. Его сердце замерло, он крепко прижал к себе жену, осознавая, что если она сейчас не очнется, он…
– Глупый… – голос тихий, как дуновение ветерка. Улыбка не совсем удалась, а тоненькие пальчики, потянувшиеся к его щеке, дрожали. Он перехватил ладошку и, поцеловав ее, сказал:
– Если так пойдет и дальше, ты сделаешь меня самым набожным демоном на земле!
Идиллию разрушил холодный голос Мастера-Дракона:
– Избавьте меня от этих телячьих нежностей и не надейтесь на благодарность – Ключ давно уже следовало отдать мне.
И тут пространство завибрировало, являя нового участника этой ночной мистерии. Им оказался мужчина высокого роста и массивного телосложения с неприятным, грубым лицом.
– А я-то всегда считал, что Ключи должен хранить Привратник, а не какой-то самозванец! – прогрохотал он и, обернувшись к Колдеру, стоявшему на коленях и удерживавшему в объятиях рыжеволосую молодую женщину, бросил: – Спасибо, что предупредил!
– Не нужно благодарностей, верни себе то, что твое по праву.
– С большим удовольствием! – ухмыльнулся Привратник, одним движением, судя по всему даже не совсем магическим, впечатывая носителя пурпурной мантии в стену. – Что-то ты какой-то непафосный! – хмыкнул он, срывая с того, скованного магическими наручниками, маску и представляя миру перекошенное от злобы лицо Уильяма Эрмиджа.
Впрочем, это открытие никого не удивило – они уже знали, кто скрывается за личиной главы ордена. Удивила его реакция.
– Гарфилд! – вскричал он. – Ты должен меня выслушать! Ведь все это я затеял ради тебя!
Привратник побледнел от гнева.
– Как ты смеешь, мразь, называть меня по имени и нести подобный бред после того, как столь бесцеремонно предал доверие моего отца и своими выходками втоптал в грязь его доброе имя. Если бы не Старейшины, я бы уже давно порвал тебя в клочья, ублюдок. Но ты попался на горяченьком, теперь тебе не отвертеться: за посягательство на Корневые Постулаты – смертная казнь!
– Гарфилд, ты должен знать! Да что там, пусть все знают! Адам Айронсайд, Мастер-Дракон ордена Садовников, – не твой отец!
Привратник расхохотался. Грэнвиллы ошарашенно переглянулись. Ленуа отошел в тень.
– Ничего глупее тебе в голову не пришло?! Если бы это было так, как ты говоришь, мне давно бы уже кто-нибудь сказал! Такие тайны – шило в мешке: обязательно высунутся и кольнут.
– Да, только в том случае, если приказ о молчании не исходил из уст самого Мастера-Дракона!
– Бред! – упрямо мотнул головой Гарфилд. – Зачем ему все это?
– Чтобы его собственный сын ничего не заподозрил.
– Его сын?
– Да. Его настоящий сын – Ричард Торндайк.
– Этого не может быть! Зачем бы он стал подписывать смертный приговор своему сыну? У меня в голове не укладывается, – он опустился на пол рядом с арестованным и сжал руками виски.
– Вот именно, – вклинился в беседу Колдер, все еще не выпускавший из объятий Мифэнви. – Что-то у вас, сэр, концы с концами не сходятся.
– Не верите мне, спросите Созерцателя… Ну же, Ленуа, скажи им…
– Лучше покажу, – ответил тот. И, призвав Сверкающую Скрижаль, стал быстро пролистывать ее страницы, пока перед глазами присутствующих не всплыла огненная цифра – 1848. А потом замелькали картинки, ожили звуки, унося в события прошлого…