– Ничего особенного, Усман. Так оно и бывает в жизни. – И капитан, открывая шампанское, стреляет пробкой в потолок. – Давайте будем греться, ребята, в этом тереме-теремке. Споем, станцуем. Ты, Армен, и ты, Усман, сходите к машине за музыкой. На свадьбе полагается как следует погулять. У них здесь свои песни, а мы им сыграем свои.
Не отрываясь, капитан смотрит туда, где под крики «Горько!» невеста подставляет губы своему жениху. Будто бы и не очень охотно отвечает она на его поцелуи, вынужденная подчиняться требованиям гостей. Хозяин ресторана подсаживается к столикам, за которыми в глубине зала устроились солдаты со своим командиром, и говорит капитану:
– Похоже, где-то я видел вас. А вот где – никак припомнить не могу. Вы русский или цыган?
– Я уже привык, что меня не за русского принимают, – отвечает капитан. – Но казаки давно перемешались кровями со всякими другими народами.
– Это так и есть, – соглашается с ним хозяин ресторана старый цыган Данила. – Куда путь держите, капитан?
– Пока на конезавод генерала Стрепетова, а потом по всем конезаводам проедем.
– Это как же понимать? – недоумевает Данила. – Так и будете ездить с места на место? Так только цыгане всю жизнь кочуют.
– Так и будем ездить. А что еще нам остается делать? Побываем дома – и снова в путь.
Между тем по приказу капитана солдаты уже принесли и расставили между столиками свои футляры с музыкальными инструментами, которые они привезли в кузове КамАЗа вместе со своими вещмешками.
– Это что же у вас – вроде оркестра? – интересуется у капитана хозяин ресторана.
Капитан же не слышит его: он так и впивается взглядом в жениха и невесту, подавшись из-за стола всем корпусом. Отвечает невпопад старому Даниле:
– Можем и на этой свадьбе сыграть.
Его слова слышат вокруг другие гости, казаки и цыгане. Тут же комментируют:
– Пускай играют.
– Надоело уже: все время как колотушками по голове бьют.
– И на дворе ветер по крыше колотит, и здесь по голове гремят. Пусть афганы нам свою песню споют.
Хозяин с готовностью соглашается:
– Милости просим героев на сцену.
Он подходит к дирижеру оркестра, и тот со своими музыкантами стушевывается в глубине сцены. Солдаты идут через весь зал по проходу к раковине сцены, с русскими баянами, афганскими сазами, кавказскими зурнами и другими музыкальными инструментами в руках. Но их командир, капитан, остается сидеть в глубине зала, скрытый полутьмой. И вот уже все прислушались к песне, которую заводит под звуки оркестра русоголовый солдат:
По всей земле одна метель
И все дороги заметает,
И шар земной, как колыбель,
Над бездной темною качает.
Мне говорят – дороги нет
В наш век незрячий и жестокий,
Но как же так: я вижу свет,
Мне без него так одиноко.
Слушает песню невеста, слушает ее жених; завороженные ею, молчат все присутствующие на свадьбе казаки и цыгане. Не сводя глаз с невесты и жениха, весь подался вперед капитан. Старый цыган Данила внимательно смотрит на него, то и дело переводя взгляд на жениха и невесту. Солист афганского оркестра продолжает между тем петь:
Он то исчезнет, этот свет,
То вдруг опять внезапно подступает,
И белый снег он в вешний цвет
Каким-то чудом превращает.
Старый цыган Данила замечает, как побледнело лицо капитана. Вдруг, когда солист заканчивает песню словами о надежде, которая светит ему из тьмы ночи, капитан срывается с места, по длинному проходу между столиками идет через весь зал и останавливается перед невестой и женихом. Едва заметным жестом приказывает своему солдатскому оркестру:
– А теперь наше танго. – И, поворачиваясь с полупоклоном к невесте, спрашивает у жениха: – Невесту не возбраняется на танго пригласить?
Не дождавшись ответа замешкавшегося жениха, невеста в фате и в джинсах поднимается из-за стола:
– Не возбраняется. – Как вдруг она отшатывается от капитана, когда тот уже кладет ей руку на талию. – Это ты?
– Это я, – в тон ей отвечает капитан.
Звучит мелодия жестокого афганского танго. Все смотрят на главного коневода в фате и капитана с орденом Красного Знамени на гимнастерке, которые танцуют под эту мелодию, не сводя друг с друга глаз. Вполголоса, так, что никто другой не может слышать, они разговаривают между собой.
– Откуда? – спрашивает невеста в джинсах.
– С того света, – отвечает капитан.
– Ни одного письма за два года.
– Оттуда не ходит почта.
– Но как-нибудь ты мог передать?
– Из плена не с кем передать.
– Я же тебя еще тогда просила свадьбу сыграть.
– Вот и хорошо, что не сыграли. Ты совсем свободна теперь.
– Где же ты, Ваня, был целых два года?
– Есть на земле такой город Пешавар. Когда-то давно это была Индия. А из Индии, как ты знаешь, в один прекрасный день всех цыган прогнали по свету бродить.
– И чем ты теперь занимаешься, Ваня?
– Тоже по свету брожу. Наши песни вожу со своими солдатами.
– Хорошие, Ваня, песни.
– Да, видно, и песням теперь верить нельзя.
– А кому же можно верить, Ваня?
– Это ты должна лучше знать. Или у своего жениха спроси. Это правда, что он племянник хозяина этого терема?
– Ты, Ваня, не трогай моего жениха. Он ни в чем не виноват. Хороший он парень.
– Конечно, ты только за хорошего могла согласиться пойти. Здесь только хорошие оставались, а все плохие остались там.
Звучит мелодия жестокого танго. Примолкли гости. Слезы катятся у некоторых по щекам. Им ничего не слышно из тех слов, которыми обмениваются невеста-коневод и капитан, но они что-то чувствуют. Внезапно жених вскакивает из-за стола и останавливает танец своей невесты с капитаном.
– Хватит, Татьяна. Пусть этот капитан уступит мою невесту мне.
Обрывается мелодия жестокого танго, и во всеобщей тишине четко разносятся слова капитана:
– Уступаю. Племяннику хозяина этого ресторана все должны уступать.
Невеста протестует:
– Ваня, не надо. Он ни в чем не виноват.
Капитан соглашается:
– Да, да, во всем виноват только я и они. – Он указывает на солдат, которые со своими инструментами спускаются со сцены и идут по проходу к выходу. – И те, которые остались там. Пойдемте, герои позорной войны. Нас здесь не ждали. Да и метель уже улеглась.
Во главе со своим командиром солдаты проходят сквозь ряды столиков к выходу, и за ними закрывается дверь. Невеста в фате и в джинсах бросается вслед:
– Ваня! Подожди! Я тебе должна сказать…
Жених, догоняя ее уже у самой двери, удерживает:
– Успокойся, Татьяна.
Ему на помощь приходит хозяин ресторана, старый цыган Данила, который громко объявляет:
– Свадьба продолжается. Музыканты, займите свои места. Жених и невеста, вернитесь за свой стол.
Вдруг невеста решительно и громко заявляет:
– Нет! Свадьба откладывается. Не спешите, дядя Данила. Я знаю, почему вы так спешите. Конечно, ваш племянник ни в чем не виноват. Но он ждал меня целый год. И еще согласен подождать. Правда, Данила? Простите, дорогие гости, свадьба закрывается.
Всеобщий шум, ропот.
С улицы доносится рев мощного КамАЗа. Перед ним опять расстилается зимняя дорога, сверкает голубизной снег. Но вьюга улеглась, и в степи стало совсем тихо. Только как эхо звучит мелодия песни:
По всей земле одна метель…
– Здесь притормози, – говорит водителю КамАЗа капитан. – А потом без остановки на конезавод.
– Давайте вас до дома доставлю, – предлагает водитель, останавливаясь возле поворота в хутор.
– Наверх машина сейчас не поднимется, скользко, – говорит капитан. – Я тут мигом спущусь. Ну смотри, довези ребят в целости. Пусть меняются в кабине. Я их потом догоню.
Выпрыгнув из кабины, капитан заглядывает на прощание под брезент в кузов. Там, тесно прижавшись друг к другу, спят солдаты. Голова кого-то лежит на плече у товарища, другой откинулся на скамье навзничь, третий уткнулся лицом в колени. Спят все солдаты. Капитан махнул всем сразу на прощание рукой и стал спускаться от шляха с чемоданчиком под гору. КамАЗ взрокотал, и вот уже его красные огоньки замерцали, удаляясь по шляху между лесополосами.
Всюду улеглась метель. К утру снег сверкает под солнцем до рези в глазах. Еще совсем рано, но над кузницей уже курится дым. И, несмотря на мороз, дверь распахнута настежь. Будулай и его подручный, молотобоец Иван, в отблесках пламени суетятся вокруг наковальни и горна. С самого утра дышит кузня огнем и звучит всплесками металла под большим и под малым молотами. Будулай с подручным переговариваются между собой:
– Нет, Иван, это только мать у меня цыганка, а отец русский. Так мне бабушка говорила. Хотя он черноволосый был и кочевал всю жизнь вместе с табором. Фамилия его была Иванов. Но сам себя он называл цыганом. Один раз я слышал, как вожак назвал его русским цыганом.
– Русский цыган? – удивляется его подручный.
– Меня так звали в нашем кавкорпусе. У цыган каких только кровей не намешано. С тех пор как их прогнали из Индии, они кочуют по всей земле. Берут себе в жены русских. Да-да, Иван, так тоже бывает. Да и русские на цыганках женятся. И чистокровные цыгане часто берут себе русские фамилии. Вот и получается – русский цыган. Ты сам знаешь, Иван, русские немцы тоже есть.
– У меня мать русская. Ее из-за этого и не стали выселять. А отец немец. А что такое – казак?
– Казаки тоже разные бывают. Среди них и русские попадаются, и татары, и калмыки. Все переварились в одном котле. В нашем Донском кавкорпусе казаками всех называли.
– А вам на фронте приходилось немцев убивать?
– Я в разведке служил. На своей спине приносил в штаб языков, иногда приходилось и кинжал в ход пускать. Но пленных не трогал. Тот, кто попал в плен, уже не враг.