В кабинете начальника конезавода генерала Стрепетова не он сидит на своем обычном месте за столом. Пустует его стул. Генерал Стрепетов сидит по один край большого письменного стола, а Татьяна Шаламова напротив него, на другом краю.
– Садись, садись, – говорит ей генерал Стрепетов. – Привыкай к своему месту. В тресте на твою кандидатуру не хотели давать согласие, но, когда я рассказал, как ты конокрадов задержала, генеральный директор махнул рукой, засмеялся и сказал: «Ну что ж, пускай у нас хоть один директор будет женщина. Амазонка донских степей. Ты только, говорит, присматривай за ней: все-таки баба есть баба».
Смеется Татьяна Шаламова:
– Культурный у нас генеральный директор. Ничего, придется ему кое от чего отвыкать. Но то, что он приказал вам за мной присматривать, это правильно. Я вас хочу, Михаил Федорович, на должность главного консультанта зачислить. Другого такого специалиста по коневодству у нас на конезаводах нигде нет.
– Спасибо, Таня, – растроганно говорит генерал Стрепетов и тут же поправляется: – Только я не собираюсь оставаться здесь. Зовут меня в казахские степи, где издавна казаки живут. Там коневодство не хуже, а может быть, и лучше, чем на Дону, поставлено. Недаром туда Шолохов каждый год приезжал. Ты «Тихий Дон» хоть читала или только в кино видела?
– Я, Михаил Федорович, еще в школе сочинение на эту тему писала. Про Аксинью Астахову и Григория Мелехова. Про их несчастную любовь.
– Несчастной любви, Татьяна, не бывает. Любовь – это само по себе счастье. – Генерал Стрепетов, обхватив голову руками, покачивается из стороны в сторону. – Что наделали с казаками, что наделали! Мой друг, полковник Никифор Иванович Привалов, когда уже умирал, говорил мне: «Это еще цветики, Михаил. Казаков еще будут терзать и постараются, чтобы они друг друга терзали. Казакоеды своего часа ждут». – И вдруг генерал Стрепетов круто меняет разговор: – Ты, Татьяна, все дела от меня честь по чести принимай. Вот тебе ключ от сейфа, там все документы. Все поголовье по породам расписано. Сверь с наличным составом в отделениях, в табунах. Пересчитай всю технику, сейчас уже растащиловка началась. Ты сама знаешь, что конокрады так и рыщут вокруг. Здесь у них какой-то неуловимый вожак объявился. Сам остается в тени, а вокруг себя целую дивизию создал. Вокруг нашего конезавода много появилось чужих людей. Не только цыган, но и русских, чеченцев, калмыков. У каждой нации свои двуногие волки есть. Справишься?
– Надо будет справиться, Михаил Федорович. Этот вожак не только конокрадами руководит. Я немного уже знаю о нем. Он вокруг колхозы и совхозы скупает, добрался и до конезаводов, большим капиталом ворочает. Замахнулся на коневодство не только на Дону, но и на Кубани, Ставрополье, по всему Северному Кавказу. Думает совместно с какой-то германской фирмой донских, кабардинских, терских и других племенных конематок и жеребцов по всему миру продавать.
– Береги донскую элиту, Татьяна. Научись сама торговать, нам доллары тоже нужны. И подзанять чужого ума у немцев, у американцев и других коневодов не грех. Но только землю нельзя распродавать. Так случилось, что и во время Гражданской войны, и во время Отечественной я через все бывшее Дикое поле до самых Австрийских Альп прошел. Теперь, конечно, конница не нужна. Но и землю, по которой она прошла, никому нельзя отдавать. Ты от меня, Татьяна, по счету всех племенных жеребцов, конематок, жеребят, все машины и каждый гектар земли, каждый казачий курган прими. Давай с тобой вместе объездим всю табунную степь, и потом махну я к своим друзьям в Казахстан. Там казаки с казахами давно как родные братья живут.
– Я, Михаил Федорович, не согласна вас навсегда отпустить.
– То есть как это «не согласна»? Я тебе не подчиняюсь. Я теперь, как те же цыгане, – вольный человек.
– Нет, Михаил Федорович, над своей собственной памятью и вы не властны. А по степи мы с вами поездим. Но, надеюсь, не в последний раз.
В то время, когда генерал Стрепетов со словами: «Спасибо тебе, Таня» – целует нового директора конезавода, в кабинет из приемной открывается дверь и заглядывает секретарь-машинистка. Минуту она в изумлении стоит на пороге и потом улыбаясь говорит:
– Вот я, Михаил Федорович, позвоню Нине Ивановне, чтобы она пришла и на месте преступления вас застигла.
Генерал Стрепетов, пригладив усы, улыбается:
– Пусть приревнует. А то ведь она уже меня совсем списала.
И с короткой отмашкой он выходит из двери кабинета в приемную.
Новый начальник конезавода Татьяна Ивановна Шаламова разговаривает у себя в кабинете по телефону:
– Как известно, у меня своих проблем навалом. Не хватало только лампасы на юбку нашить. Хорошо, за есаулом и за батюшкой машину пришлем.
Покачав головой, она кладет трубку на рычажок аппарата и тянется рукой к кнопке звонка. Входит секретарь.
– Из банка зарплату привезли?
– Только пятьдесят тысяч. Я же советовала килограммов десять мяса и сотни две яиц отвезти.
– И в придачу бидон майского меда, да?
– Все так делают.
– Хорошо. В приемной кто-нибудь есть?
– Какой-то капитан.
– Из милиции?
– Нет, из военных.
– Пусть войдет.
Отмыкая сейф, новый директор конезавода не видит, кто за ее спиной вошел в кабинет. Доставая из сейфа груду папок, она кладет их на стол и только после этого поднимает глаза. Растерянность, удивление и радость в ее взгляде.
– Ты? – спрашивает она.
Вошедший Ваня Пухляков подчеркнуто официально отвечает:
– Я, товарищ директор.
– Как ты здесь оказался?
– Приехал наниматься на работу. Я узнал, Татьяна Ивановна, что вы набираете из бывших афганцев военизированную охрану на конезавод.
– Почему же Ивановна?
– Я к вам пришел не на свидание.
– Садитесь, Иван…
– Андреевич, – подсказывает он.
Окидывая взором Ваню Пухлякова, Татьяна видит из его расстегнутого бушлата край того самого свитера и, чуть помедлив, добавляет, тоже переходя на официальный язык:
– Начальником военизированной охраны конезавода пойдете, товарищ капитан?
Ваня Пухляков вдруг совсем тихо говорит:
– Я на любую работу согласен. У меня сейчас много специальностей: и связист, и автомобилист, и…
Он замолкает, глядя на свои руки.
– Вы очень вовремя пришли, товарищ капитан, – говорит новый директор конезавода. – На своих сторожей с берданками у нас уже надежды нет. Конокрады теперь не только по ночам атакуют табуны. – Оживляясь, Татьяна Ивановна Шаламова выходит из-за письменного стола и останавливается перед большой картой на стене. – Отбивают от табунов производителей и конематок. Где-то здесь, в глухой степи, – она показывает по карте, – припрятывают и потом переправляют через Дон – дальше. Чуть ли не в Турцию и Иран. Здесь какая-то загадка есть.
– Я в воздушно-десантных войсках в разведке служил.
Новый начальник конезавода улыбается:
– Ну, вертолета для разведки табунных степей я вам, к сожалению, не могу предложить, а вот машину за вами закрепим. Верхом вам всю табунную степь долго объезжать, а у нас есть старенький «виллис». На нем еще бывший начальник конезавода ездил. И персонального водителя вам дадим.
– За рулем я и сам могу. Водитель не нужен мне.
– Нет, начальнику охраны конезавода без сопровождающего нельзя. За последний месяц мы уже пятерых конокрадов успели в милицию передать. – Новый начальник конезавода нажимает на столе кнопку и говорит появившемуся в кабинете секретарю: – Выдайте товарищу Пухлякову ключ от комнаты в общежитии, подготовьте приказ согласно его заявлению и пригласите, кто еще ко мне там на прием. – Она протягивает через стол руку Ване Пухлякову. – У вас все, товарищ капитан?
– Все. До свиданья, Татьяна Ивановна.
– Всего доброго, Иван Андреевич. – Она обращается к секретарю: – Пусть следующий войдет.
В приемной навстречу выходящему из кабинета Ване Пухлякову поднимается со стула Даниил Романов. Ваня выходит из приемной на улицу, а Даниил входит в кабинет.
Новый директор конезавода не терпящим возражения тоном говорит ему:
– Поскольку твой самосвал совсем вышел из строя, то вплоть до окончания капитального ремонта пересядешь на «виллис» генерала Стрепетова. Будешь начальника военизированной охраны возить. Покажешь ему всю степь и все балки, по которым к табунам подбираются конокрады. Съездите в район за оружием. И чтобы мне ни одна голова не пропала. Тебе все ясно, Даня?
Он наотрез заявляет:
– Нет, не все. Я не согласен при нем адъютантом быть.
– Не адъютантом, а водителем. Если не хочешь, иди на ремонт. Водитель должен ездить, с кем ему прикажут. Я тоже себе места не выбирала, а генеральный директор треста назначил – и все. Вот тебе ключ от «виллиса», и поступай в распоряжение капитана. – Она загадочно говорит: – Вплоть до продолжения свадьбы, прерванной по моей вине. До свиданья, Даня.
Широко разлилось зеркало воды у подошвы крутого правого берега. Полая вода поднялась почти до самых домиков хуторов и станиц, заливает остров, бушует под ярами. По высокой деревянной лестнице с обрыва, на котором угнездился ресторан-крепость, его владелец, в хорошем костюме, с галстуком, с большой подстриженной бородой, сводит вниз по ступенькам к воде тучного, нездешнего облика человека, поддерживая его под локоть. Сопровождающая их переводчица, в джинсах, в пластиковой куртке и в шляпе с большими полями, из-за спины переводит крупному тучному гостю слова владельца ресторана-крепости:
– Вот это и есть Дон.
Внизу у причала стоит белоснежный катер, на борту которого написано: «Дружба народов».
Переводчица вслух читает название катера и со слов владельца ресторана-крепости поясняет гостю:
– Это, Генрих Карлович, в прошлом была яхта Геринга.
Гость изумляется:
– О! Рейхсмаршал Геринг!
Старый цыган Данила поясняет:
– Ваши соотечественники здесь были почти полтора года.
Генрих Карлович вдруг по-русски довольно четко и правильно говорит: