Когда мне исполнилось семь лет, меня и пятилетнего брата Павла определили в четырехклассное подготовительное училище. В училище нас обучали не только наукам, но и домоводству. Школа привила мне любовь к чтению.
В 1910 году отец уехал в Москву. Мама осталась с тремя младшими детьми: Сергею было 14 лет, мне – 12, Павлу – 10. Детство наше кончилось, нужно было думать о заработке.
У меня был необычайно сильный для моего возраста, от природы поставленный голос, романсов и песен я знала очень много. Естественно было готовить меня к работе в области вокала, тем более что это сходилось с традициями нашей семьи. Сергей к этому времени стал хорошим музыкантом и опытным аккомпаниатором.
Весной 1911 года моя сестра Елизавета на каком-то концерте встретилась с Петром Ивановичем Виноградовым и Владимиром Петровичем Семеновым. Они были компаньонами. Виноградов раньше служил главным кассиром ресторана «Аквариум». Сумев сколотить небольшие деньги, он стал финансировать устройство концертов. Театральный рецензент Семенов выполнял обязанности устроителя, технического организатора, администратора концертов. Елизавета рассказала им обо мне, предложила послушать мое пение и затем, если сложится у них благоприятное впечатление, устроить выступление перед публикой. В качестве эксперта Виноградов и Семенов пригласили солиста Мариинского театра Александра Михайловича Давыдова, большого знатока, любителя и талантливого исполнителя цыганских романсов. Я пропела под аккомпанемент Сергея много романсов, и по своему выбору, и по заказу слушателей. «Жюри» единогласно решило, что концерт следует организовать…
Все-таки, может быть, не так рано появилась бы я на подмостках, но 28 мая 1911 года умерла знаменитая исполнительница цыганских песен Варя Панина, и по тому неписаному закону, о котором я говорила раньше, стал «свободным» ее репертуар. Семенов загорелся мыслью найти замену безвременно погибшей талантливой певице. Мое низкое контральто приближалось по тембру к голосу Паниной, почти все ее песни я знала, исполнительская манера ее была мне хорошо знакома по граммофонным записям.
Конечно, мне следовало бы еще много и долго учиться, но так сошлись обстоятельства, что решено было выпустить меня поскорее, как «вундеркинда», в репертуаре Паниной, пока этот репертуар не перешел к кому-нибудь.
Под руководством дяди я начала готовиться к концерту. С этого времени весь уклад моей жизни на долгие годы подчинился требованиям работы. С утра гимнастика при открытой форточке по принятой тогда системе Мюллера. Затем завтрак, часовая прогулка, занятия по общеобразовательным предметам. Последняя еда в 6 часов вечера, в 10 часов – в постель. Занятия в школе пришлось оставить, так как школьница не могла выступать на эстраде, а скрыть выступление нельзя было, да и подготовка к концерту и режим дня не совмещались с занятиями.
По нескольку часов в день, до холодного пота, до головокружения, занималась я упражнениями, повторяла слова песен, шлифовала исполнение и дикцию. В том возрасте я, конечно, не могла понять смысла вещей, которые приходилось исполнять. Понимание появилось позднее, а тогда шла самая настоящая жестокая муштра. Трудолюбие и наследственные способности брали свое, исполнение становилось увереннее, тверже, можно было объявлять мой концерт.
Программа вечера была составлена, как в то время было принято, из разнохарактерных номеров. Сначала играл известный тогда скрипач А. Д. Печников, ему аккомпанировал ученик Ауэра А. Клас. Затем выступил с рассказами артист Н. С. Грибанов. Публика принимала артистов хорошо, вызывала на бис. Следивший за ходом концерта Виноградов сказал: «Твой выход, Катюша».
Я вышла на эстраду, прошла положенное число шагов, остановилась и поклонилась публике. Меня приветствовали аплодисментами. Раздавались звуки вступления к романсу Пригожева «Вчера ожидал я друга». Выждав такт, я запела. В первую минуту голос еще дрожал, но потом окреп, и я почувствовала, что получается хорошо. Кончила – взрыв аплодисментов. Я сразу стала спокойнее. Следующие романсы я уже исполняла смело, иногда решаясь даже взглянуть на публику. Первое отделение окончилось. Успех был большой. Очень много аплодировали, поднесли несколько букетов – всё было как у взрослой певицы, но ведь я-то взрослой не была, и, помня об этом, слушатели вместе с цветами принесли мне игрушки: большого слона, кошку, конфеты в деревянной коробке, сделанной в форме книги, и… пучок сахарных розог с шоколадными конфетами внутри и с запиской: «Чтобы не зазнавалась». Каждый такой подарок вызывал у публики взрыв смеха и новые аплодисменты.
Второе отделение прошло с еще большим успехом.
Чего греха таить – я была довольна. Довольна и собой, и приемом, оказанным мне публикой.
Утром меня ожидало еще одно волнующее событие – рецензии на мой концерт. Однако все рецензенты отнеслись к начинающей артистке сочувственно и доброжелательно. Отмечали высокое качество репертуара, хвалили голос, сулили хорошее будущее. Вечером тридцатого октября Петр Иванович принес нам домой деньги за концерт. По договору, подписанному Виноградовым и мамой (я как несовершеннолетняя не имела права сама заключать контракт), 40 процентов чистой прибыли от концертов шли антрепренеру, а 60 процентов получала я и из этой суммы оплачивала аккомпаниаторов. Моя доля от первого концерта составила 448 рублей. По тому времени для нашей небогатой семьи это были очень большие деньги.
Автомобиль, подаренный Катюше поклонником. Сделав снимок на память, певица вернула дорогой подарок (стоил он около 8000 руб. – это почти двухгодичное жалованье депутата Госдумы или шестилетний заработок учителя гимназии). Репутация тогда была превыше всего
Вскоре в зале Дворянского собрания (теперь Большой зал филармонии) должен был состояться концерт Вяльцевой. Виноградов предложил мне послушать эту певицу, чей голос я до сих пор слышала только на граммофонных пластинках. Перед концертом Виноградов повел меня в артистическую. В комнате были только Анастасия Дмитриевна Вяльцева и бравый на вид отставной полковник, ее муж. Вяльцева сидела в кресле. На первый взгляд она показалась мне красавицей, со своей необычайно изящной, стройной фигурой и тонким лицом под пышным валиком прически. Увидев нас, она издали приветливо улыбнулась, видимо, сразу догадавшись, кого ведет за собою Виноградов. Когда я подошла ближе, она стала расспрашивать, довольна ли я свои концертом; лукаво поглядывая в сторону Виноградова, спросила, не обижает ли меня импресарио. Потом спросила, сколько я получила за первый концерт. Я назвала сумму. Вяльцева ахнула:
– Как много! Да ведь это роскошно, а мне за первый концерт заплатили всего 15 руб лей, – с шутливой завистью сказала она.
Концерт начался. Не помню уже, кто выступал сначала, но вот зал на несколько минут притих, и вдруг раздался бешеный взрыв аплодисментов.
Анастасия Вяльцева
По серой дорожке, придерживая левой рукой шлейф и слегка подняв над головой правую руку, как бы приветствуя публику, быстрыми, легкими шагами на эстраду шла Вяльцева. Живое, умное лицо, искрящиеся весельем глаза, жизнерадостная улыбка, – нет, красавицей нельзя было ее назвать, но как много в ней было привлекательности и обаяния!
Она запела, и я с наслаждением стала следить за талантливым исполнением хорошо знакомого мне репертуара. Было очень интересно и полезно поучиться у такого большого мастера цыганского жанра, каким была Вяльцева.
…Больше слышать Вяльцеву мне не пришлось. Через год она умерла от белокровия.
По договору я должна была дать два концерта в Москве. Мысль о них сильно тревожила и моих опекунов, и меня. Москва и Петербург всегда соперничали между собой во всех областях. Особенно в области искусства. Постоянно обмениваясь гастролями, оба города с пристрастным вниманием следили за впечатлением, произведенным «своими» актерами на зрителей и слушателей другой столицы, а слушая «чужих», склонны были считать: «Куда им до наших».
Но у меня были особые причины для тревоги: слишком свежи были еще в Москве воспоминания о Варе Паниной. Москва ее любила, всячески превозносила, гордилась ею, а тут еще года не прошло после ее смерти, как вдруг какая-то петербургская девчонка решается ее заменить и выступить с тем же репертуаром. Да еще где?! В Москве, бывшей резиденции королевы цыганской песни!
Мой дебют состоялся в Большом зале консерватории в январе 1912 года.
Меня предупреждали:
– Что бы ни случилось, не волнуйся, не обращай внимания. Кончишь номер – поклонись и пой дальше, как ни в чем не бывало.
От этих поучений у меня бодрости не прибавлялось.
Но вот подошел мой выход. В зале раздались вежливые, холодные хлопки. Первый романс был принят с той же холодной любезностью. Публика была настроена явно выжидающе. Второй романс настороженности не разбил, но уже после третьего я почувствовала перелом в настроении зрительного зала: аплодисменты стали громче, дружнее, теплее. Дальше пошло лучше, а потом совсем хорошо.
Перед началом второго отделения дядя предупредил меня, что в зале сидят авторы исполняемых мною романсов «О, позабудь былые увлеченья…», «Мираж» и «Мы вышли в сад…». Автором слов и музыки первых двух романсов была графиня Т. К. Толстая, сама прекрасная певица, выступавшая иногда в концертах; музыка третьего романса была написана сыном Льва Николаевича Толстого, Михаилом Львовичем, на текст, автором которого являлась его жена Александра Владимировна. Перед такими судьями надо было петь особенно хорошо.
Второе отделение увеличило и закрепило успех.
На следующий день все газеты дали очень хорошие отзывы о концерте. Одна из рецензий, подписанная Скитальцем, даже называлась: «Наследница Вари Паниной с берегов Невы».
Дядя сообщил мне, что Татьяне Константиновне Толстой понравился мой голос и исполнение, особо отметила она хорошую дикцию и фразировку. Михаил Львович отозвался предельно кратко, хотя несколько туманно: «Молодец, одолела лирику». Удачные дебюты ввели меня в ряды профессиональных артистов. Публика заинтересовалась новым именем, меня стали приглашать участвовать в различных концертах на равных основаниях с уже известными певцами.