Нет, нет, нет, парень, надо было взять оба ножа!
Потому что второй оказывается немедленно подобран и…
По видимости, цыганские узы крови — романипэ — тоже разрушаются челюстями Алголя. Брат Коралл принимает явно не мою сторону. Фон Адлигарб падает рядом со своей жертвой с серебряным лезвием, вбитым под основание черепа. Он, наверное, никогда не был бойцом. Художник с тонкими пальцами-веточками. Прости, старик. Я не сообразила.
Я пячусь вверх по лестнице, не имея даже возможности опереться на перильца и каждое мгновение ожидая, как подвернётся нога или резко распахнувшаяся дверь ударит меня по затылку. Она, кстати, внутрь открывается или наружу? А если она заперта? Кажется, я продумала всё не настолько детально, как мне сначала показалось.
Мне всего-то и надо: скрыться на пару секунд со всех наблюдающих глаз, вымазаться припасённой в третьем отделении сумочки краской и… немного везения, чтобы Сердце Луны смогло отвести глаза преследователям. А оно-то и истекает с каждым вздрагиванием пульса. Чёрт, чёрт, чёрт, ну кто же знал, что они устроят свалку во дворце! Я надеялась не больше, чем вывести на чистую воду намерения фон Адлигарба — с чего я, кстати, решила, что он главный? С того, что говорил со мной? Чёрт, чёрт, чёрт, мамочка!
В тот момент, когда я уже почти что верю, что вот оно — всё — чудо падает буквально с неба. Или, по крайней мере, откуда-то сверху. Так, наверное, пустыня покрывалась манной небесной: тысячи маленьких стеклянных шариков, блеснув надо мной во взявшемся словно ниоткуда солнечном луче радужным пологом, рассыпаются с тихим дробным стуком по всему подвалу. В тот же миг, когда вампиры, как один, падают на колени, кто-то хватает меня за воротник и тянет вверх по лестнице — я только ногами успеваю перебирать да следить, чтобы не рассыпать слишком уж много гвоздей.
— Да брось их уже, уходим в галоп! — Катарина захлопывает тяжёлую дверь, перехватывает меня за освободившуюся руку и припускает вдоль по переулку так, что я едва успеваю перебирать ногами с опасностью в любой момент сломать каблук и с ним лодыжку. Летящая следом за мной коса ощутимо оттягивает кожу на голове; если я хоть чуть-чуть подбавлю скорости, лишусь скальпа, точно говорю. А золотые подковки вот-вот отвалятся с ушами вместе уже сейчас.
— Нам надо спрятаться! — кричу я, чувствуя, что рука вот-вот вылетит из плечевого сустава. — Надо куда-то забиться, только со следа сбить!
— Не говори чуши, у тебя же везение вот-вот кончится! Бежим к людям! Ах, мать его шлюха…
Похоже, у нас обеих на мгновение темнеет в глазах. Монахи решили не опускаться до беготни по улицам и запели.
— Давай, дура, по батюшке и по матушке! Они же заколдуют нас, и к чертям! Чтоб им раки объели… — вопит Катарина, весьма точно и откровенно указывая, что именно.
— Жопа! Жопа! Жопа! Жопа! — ору я: в глазах снова темнеет, и чуть не весь мой активный словарь отрубает. Остаётся только то самое словечко, которым очень хорошо описывать подобные ситуации. Тем временем начинается людная часть Пешта. Даже довольно многолюдная. И с полицейскими.
Мне кажется, или голос у меня сейчас ужасающе тонкий и резкий? Да и у Катарины он срывается и становится совсем девчоночьим.
— В магазин!
— Зачем в магазин?!
— Проверять! — мы каким-то чудом просачиваемся сквозь всех за считанные секунды и оказываемся в просторном торговом зале.
— У меня теперь опять воспаление лёгких будет, — жалуюсь я, вся дрожа из-за волглой ледяной одежды, липнущей к телу.
— Может ещё повезёт. Сейчас посмотрим, сколько осталось, — Катарина, оглядываясь, произносит под нос ещё пару ругательств, и я соображаю повторить за ней, тоже озираясь. — Вот, придумала! Стойка с бутылками. Пройди рядом, как можно ближе. Если удача заканчивается уже критически, не упасть на тебя они не могут.
— Не уверена.
— Ну, не знаю, дверь от шкафа же упала! А тут бутылки. Давай, давай, — она запускает меня в сторону стойки, толкнув, как спортсменка ядро. Я еле успеваю затормозить в шаге от сверкающего разноцветного стекла. Немного нервно прохожу вдоль стойки — туда и обратно — и вопросительно оглядываюсь на Катарину. Сиротка пожимает плечами:
— Тогда пока толкаемся среди людей. И ещё тебе сухое надо купить, тут где-то должны быть дешёвые шмотки.
Я вдруг понимаю, что мне кажется в ней таким пугающим.
— Стой, а что у тебя с глазом?!
— С каким?
— С правым. Он голубой.
Сиротка пожимает плечами, звякнув полусотней булавок разом:
— Линза выпала.
— Да? Странно. Не знала, что ты пользуешься линзами. Откуда мне знать, что ты действительно Катарина Рац, а не криво наведённые чары?
— Ты совсем рехнулась, что ли? Ну, хочешь, я тебе по морде дам.
— Нет, ты лучше скажи… скажи…
— У тебя пижамка из серых штанишек и майки с изображением лисёнка Вука.
— Да… Нет, подожди, откуда я знаю, что у меня на самом деле такая пижама, а не ты, то есть они, внушили мне такое воспоминание только что?
— Я тебе сейчас точно в морду дам.
— Не надо. Пойдём искать одежду, а то я на неделю залипну, если продолжу думать.
— Как скажешь. Мне-то торопиться некуда, я выживу при любом раскладе, а тебе думать и правда неполезно. Сколько помню, это всегда заканчивалось какой-нибудь дрянью. Зато у меня появилась идея, как утереть нос тем смешным ребятам в сандаликах на босу ногу.
Пока я пытаюсь выбрать что-то более-менее моего размера возле стоек с юбками, Катарина, постоянно оглядываясь, яростно набирает какое-то сообщение на коммуникаторе. Не иначе, как Тоту. Надеюсь, ей хватит ума не просить о помощи, а передать ему предупреждение сосредоточиться на защите императора.
— Выбрала? — нервно спрашивает сиротка.
— Вроде того.
— Отлично. На кассу.
— Ой… у меня денег с собой нет. Мне просто всегда счета присылали, а это ведь обычный торговый центр…
— Мы цыганки или нет? Мы просто очень быстро побежим через кассы… Я не могу, у тебя лицо сейчас такое смешное! У меня есть наличные, мне брат даёт на карманные расходы. Когда ты сбежала, я как раз в магазине рукоделия затоваривалась. Почём это барахло? Нормально, бежим пробивать.
Глава XV. «Не верь ветру». Цыганская народная пословица
Ando foro raj geja,
mure lila mangeja.
В туалете Катарина настаивает, чтобы я переодевалась прямо возле зеркала у раковин:
— Если у тебя кончится везение, оно треснет, и я успею дать дёру и лечь куда-нибудь в канавку прежде, чем рванёт.
Чтобы я не стеснялась, сиротка блокирует дверь — с её размерами это нетрудно — так что выходить нам приходится мимо небольшой, но очень возмущённой толпы. Мокрые тряпки пришлось бросить прямо у раковин.
— Надо теперь тебя куда-то пристроить, чтоб ты удачи набиралась… пока тётя Дина не даст сигнал.
— Тётя Дина?
— Да, я ей отослала сообщение.
— И что, по твоему мнению, должна сделать мама Кристо?
— Ты цыганка или нет?
— Да при чём тут это?!
— Что, по-твоему, делают цыганки, когда кто-то, по их мнению, удерживает одну из них против её воли, ну, там, в больнице, в полицейском участке, вроде того?
— Ты что, хочешь сказать, что через полчаса возле подвальчика, где монахи окопались, будет горланить проклятья толпа из полутора сотен рыночных торговок и бесстрашных домохозяек?
— Отличный план, правда? Заметь, не ты его придумала.
— Ты что, совсем идиотка? Или их всех зачаруют, или передушат, или то и другое, им же придётся противостоять вампирам, к тому же посвящённым в жрецы!
Коммуникатор в кармане у Катарины пищит.
— Ищи светловолосых детей. Лучше рыжих, — говорит она, кинув взгляд на экран.
— Зачем?
— Гладить на счастье. Рыжие кошки тоже подойдут.
— Это тётя Дина написала так делать?
— Естественно. Хотя по хорошему ты должна была сама догадаться. Айда на третий этаж, там аттракционы, детский кинозал и кафешки.
— Подожди, а с цыганками и вампирами что?
Сиротка уже заскакивает на эскалатор и нетерпеливо оборачивается ко мне, так что приходится прыгать следом.
— Напомни, ты в какой части Империи родилась, красавица?
— В Пруссии.
— Остаётся только выяснить, ты совсем идиотка или думаешь очень медленно?
— Какого чёрта, следи за выражениями! Я тебя, между прочим, старше!
— У них на двери перекошенный крест! В Пруссии его все ставят, куда ни попадя, чтобы призвать удачу! Без понятия, как им удаётся вертеть удачей так, чтобы кто-то шёл в их сторону, но то, что они глаза отводят, когда им надо и кому надо, значит, что они точно имеют дело с удачей! А теперь, внимание, сколько бы ни было у них удачи, насколько её хватит, если чаровать придётся целую толпу цыганок, в изощрённых и отчасти нецензурных выражениях наводящих на монашков сглаз и порчу, да ещё и обвешанных золотыми булавками и амулетами? Или ты думаешь, тётя Дина всё, что в Будапеште было, на тебя нацепила?
— Но задушить их вампиры всё равно могут!
— Если руки будут заняты — нет. Может быть, бисероплетением я одна здесь увлекаюсь, но купить по дороге сюда по десятку фунтов бус цыганкам ничего не стоит. Тем более, что тётя Дина сказала, что ты оплачиваешь банкет. О, гляди, вон рыженькая!
Несомненно, только столбняк от вида разноглазой Катарины с зелёными кудряшками на башке позволяет нам не схлопотать по лицу от родителей, пока мы мечемся по всему третьему этажу и с сиропными улыбками наглаживаем всех рыжих детей и подростков, каких только сюда привели за хорошие оценки в триместре. Я стараюсь разряжать обстановку, как могу, выкрикивая «Какой славный малыш!» и «Приходите к нам в цирк!». По счастью, дети в торговом центре кончаются раньше, чем охрана успевает нами заинтересоваться, и мы выбегаем в поисках рыжиков на улицу. Никогда не думала, что буду так скучать по Пруссии: вот уж где апельсиновых голов было хоть лопатой собирай! Хотя по сравнению с Сербией в Венгрии ещё ничего, к тому же только начались каникулы, и дети так и кишат кругом. Я, кажется, никогда ещё так не любила детей вообще.