Остальные мужчины кивнули.
– Мы должны спасти нашу маленькую королеву, – нахмурился Рэбби.
– Поэтому мы и захватили Масгрейва. И Уилла Скотта тоже, – сказал Катберт. – Мы дадим знать регенту, что они у нас. Раз заговор раскрыт, его можно предотвратить.
– Да. Но Джаспер сказал, что уже слишком поздно, механизм запущен, – заметил Рэбби. – Он сказал, что его люди уже начали действовать.
– Уильям не может быть соучастником Масгрейва, – твердо заявила Тамсин. – Артур солгал. Он готов сделать что угодно, лишь бы опорочить доброе имя Уилла. Он зол на него за помощь Джоку Скотту.
– Доброе имя! – вскрикнул Арчи. – У него больше нет доброго имени!
Тамсин встала.
– Я спущусь вниз и спрошу об этом у него самого.
– Сядь, – приказал Арчи дочери и повернулся к кузену. – Рэбби, приведи-ка сюда парня. Я хочу порасспросить его кое о чем и об этом, кстати, тоже.
Рэбби кивнул и вышел. Тамсин села и потерла пальцами лоб. Она застыла в напряженном ожидании. Арчи подошел к столу и сел рядом с Тамсин. Он достал колоду карт из кожаного мешочка, прикрепленного к поясу, и начал перекидывать их из руки в руку. Потом он принялся раскладывать их на столе, собирая в стопки по масти. Игра, которую он называл «Терпение» и которую затевал, когда был чем-то сильно обеспокоен. Тамсин отлично знала эту привычку отца. В зале повисло напряженное молчание, тишину нарушало только потрескивание огня в камине и шелест карт.
Тамсин подперла голову руками и смотрела, как Арчи раскладывает карты ровными рядами. Недавно она гадала Уильяму на картах Таро. Карты не показали для него никакого бесчестия. Говорили они правду или врали?
– Есть еще одна вещь, которую мы узнали о Уилле Скотте, – немного помолчав, сказал Арчи. – Ты знала, что при дворе его называют «красавец-лэрд»?
Тамсин покачала головой, продолжая потирать лоб.
– Эй, Катберт, – попросил Арчи, – спой для нас.
– Спеть?! – Тамсин подняла голову и удивленно посмотрела на отца.
Катберт откашлялся, а потом достаточно чистым, лишь слегка дрожащим от старости голосом начал петь:
Красавец-лэрд у двери стоит
И крутит булавку в замке.
О, ты спишь, проснись, моя Джен,
Пробудись и дай войти мне.
Тамсин слушала, глядя на Катберта. Ее начала бить дрожь. Она помнила, что имя Джен носила мать Кэтрин. Тамсин повернулась и посмотрела на своего отца.
– Тебе будет интересно послушать остальное, – прошептал он, глядя на нее.
Катберт пел, а Тамсин с каждым куплетом хмурилась все больше и больше. Эта баллада и мелодией, и сюжетом походила на множество других, которые Тамсин слышала немало, так как ее дядя Катберт был большим их любителем.
Сейчас Тамсин слышала рассказ о высоком стройном лэрде и молодой девушке, дочери его врага. Лэрд убедил девушку в том, что любит ее, а потом она родила ребенка, и лэрд ее бросил. Он сделал это только для того, чтобы отомстить ее отцу, который повесил его собственного отца.
– О, Джен, что с тобою? – отец спросил. – Что за боль поселилась в тебе?
– Это не боль, а подарок любви. И лэрд должен жениться на мне.
Пока Катберт пел, Арчи переместил из стопки в стопку еще несколько карт.
– Ребенок, о котором поется в песне, это дочь Рукхоупа, – пробормотал Арчи. – Он обещаниями соблазнил ее мать. Фамилия девушки была Гамильтон. Сейчас эта песня пользуется огромной популярностью. Она распространяется на листовках, и все говорят, что это правда. После этой истории Рукхоуп попал в немилость и был отлучен от двора. Это ты знала? – спросил он, поднимая глаза на Тамсин. – Он говорил тебе?
– Нет, – прошептала Тамсин. – Он никогда не рассказывал мне об этом.
– Ну вот, – сказал Арчи. – Значит, хорошо, что я держу тебя подальше от него. Подумать только, а я еще хотел, чтобы ты вышла замуж за этого парня. Никогда! – с неумолимой решимостью воскликнул он, резкими движениями раскладывая карты. – Никогда я не позволю тебе выйти замуж за мужчину, который может поступить с девушкой так дурно. Слава богу, я оградил тебя от него до того, как он попробовал на тебе свои чары.
Тамсин опустила голову и уставилась на свои руки, сложенные на коленях. Катберт начал другой куплет. Когда дверь большого холла скрипнула и открылась, она не смогла поднять голову. Даже когда узнала шаги человека, приближающегося к столу.
Катберт перестал петь.
– Садись, Уилл Скотт, – сказал Арчи. – Я уверен, ты захочешь послушать эту песню. Продолжай, Катберт.
– Я уже слышал ее раньше, – тихо сказал Уильям.
– Да? И что ты скажешь нам обо всем этом? – язвительно поинтересовался Арчи.
Тамсин подняла голову. Уильям сидел на стуле в нескольких метрах от стола. Его лицо было бледным, вокруг глаз залегли тени, челюсти были крепко сжаты. На нем была надета рубашка, бриджи и носки. Сапоги и дублет он где-то оставил. Руки были связаны спереди веревкой.
– Пой, Кэдди, – ухмыльнулся Арчи.
– О, дочь моя милая! – молвил отец.
– Что прячешь ты под плащом?
– Я слаба, умираю, – сказала она,
О дуб опираясь плечом.
Тамсин думала о молодой девушке, преданной человеком, которого она любила и которому отдалась. Она не хотела верить, что Уильям мог послужить причиной такой трагедии. А еще Тамсин не могла остановить свое воображение. Она не могла видеть Уильяма, обнимающего девушку, которая носила в своем чреве его ребенка.
Катберт дошел до последнего куплета, и напряжение в холле достигло высшей точки.
Красавец-лэрд ночью к замку скакал,
На коленях ребенка держал и шептал:
– Деда тебе не видать никогда,
Мы с ним враги навсегда.
Тамсин проглотила слезы.
– Скажи мне, – попросила она, глядя Уильяму в глаза, – это правда?
Он не отвел взгляда и довольно резко ответил:
– Частично.
– В чем же именно заключается правда?
– Я хочу знать, Рукхоуп, – загремел Арчи, – как мог ты поступить так с девушкой? Говорят, эта песня – истинная правда и ты потерял свое положение при дворе из-за того, что сделал с ней. А еще говорят, что она была фрейлиной самой королевы Мари.
Уильям ничего не ответил, только мрачно посмотрел на Арчи. Тамсин увидела вспышку ярости в его глазах, голубых, как сердце пламени. Она почувствовала, как ее собственный гнев волной поднимается в ней, нарастает и вот-вот захлестнет с головой. Ей захотелось встать и закричать на них всех – на отца, на родственников, на Уильяма. Она чувствовала, что ее тоже предали, как Дженни Гамильтон, уничтожили, разрушили до основания. Только ее сердце разбилось в какие-то доли секунды, тогда как Дженни страдала гораздо дольше.
– И почему, – продолжал Арчи, – ты взял английские монеты и согласился украсть нашу бедную маленькую королеву, лишить ее материнской заботы?
Уильям медленно прикрыл глаза.
– Теперь понятно, – сказал он. – Вы раскрыли все мои секреты…
Тамсин встала.
– Скажи мне, что это не так. – Ее сердце рвалось наружу из груди. – Скажи мне, что не ты послужил причиной смерти этой девушки, не ты был причиной ее падения, а если и совратил несчастную, то не из ненависти к ее отцу.
Уильям смотрел на Тамсин сквозь свои длинные ресницы.
– Я любил ее, – честно признался он. – И я ее погубил. Она умерла по моей вине, – он отвернулся.
– О, боже, – прошептала Тамсин. – О, боже!
Уильям сидел с опущенной головой и смотрел на свои руки. И хотя в Тамсин бушевали гнев и боль, она чувствовала, какая борьба происходит внутри Уильяма, и сердце ее рвалось от жалости к нему. «Что бы он ни сделал, – думала Тамсин, – я все равно не смогу перестать любить его». Но она не знала, что любовь может ранить так сильно. В ее сердце будто вонзили кинжал и несколько раз повернули.
По щекам Тамсин потекли слезы. Она хотела, чтобы Уильям сказал ей, что все это ложь. Все сказанное – ложь. Что он никогда не делал этого с Джен и никогда не был соучастником Джаспера Масгрейва. Но она видела признание вины на его лице.
– А королева Мари? – настаивал Арчи.
Уильям поднял глаза на мужчину.
– Я дал слово хранить тайну.
– Но ты, очевидно, в курсе этого дела?! – закричал Арчи, хлопая по столу.
Карты подпрыгнули и рассыпались веером.
– Да, в курсе, – сказал Уильям.
– Будь проклята твоя черная душа! – еще раз крикнул Арчи. – Я хотел любить тебя, как собственного сына! Я думал, что ты такой же мужчина, как твой отец! А он был самым лучшим из нас. О, боже! На самом деле ты – низкий мерзавец!
Он нервно запустил пальцы себе в волосы.
Тамсин встала со скамейки и на непослушных, подгибающихся ногах подошла к Уильяму. Щеки ее были мокрыми от слез. Она стояла и смотрела на него. Глаза мужчины были закрыты, веки плотно сжаты.
– Почему? – спросила она с болью. – Почему?
Уильям открыл глаза. Его взгляд был прозрачно-голубым, наполненным внутренней силой, которая поразила девушку в самое сердце.
– Тамсин, – пробормотал он, – верь мне.
– Я верила тебе! – воскликнула она.
– Что?! – закричал Арчи. – Если ты дотронулся до моей дочери… – Он положил свои массивные кулаки на стол.
Уильям молча закрыл глаза. Между его бровей залегла глубокая складка. Тамсин не могла понять, что она означала. Может быть, сожаление? Или раскаяние? Он снова посмотрел на Тамсин.
– Верь мне, – повторил он тихо.
Тамсин стояла, не в силах отвести взгляда от его ясных, честных глаз.
– Тамсин, отойди от него, – приказал Арчи, поднимаясь на ноги.
Катберт и Рэбби подошли к Арчи и встали по обе стороны от него.
– Не доверяй ему, девочка, – предупредил Катберт.
– О, господи… Что мне делать? – Тамсин смотрела на Уильяма, и внутри у нее все клокотало. – Мой отец рассказывает эти ужасные вещи о тебе и Масгрейве, а потом я слышу эту балладу. Ты говоришь, что в ней есть правда. Ты знаешь о плане. Ты ничего не отрицаешь. И теперь ты еще хочешь моего доверия?! – Ее голос сорвался на крик. – Как я могу обещать тебе это?! Боже… Я хочу пообещать тебе только одно: я буду проклинать тебя всю жизнь!