Марья лежала на подушках бледная и измученная, но дышала ровно. Нянька приняла ребенка и показала мне.
– На вас похож, Силантий Матвеевич. – Она улыбнулась.
– Да где ж ты рассмотрела? – возразил я, стараясь не показать, насколько это мне приятно. – Глазюки, вон, Марьюшкины, синие.
– У новорожденных они всегда синие. Еще поменяются.
– И поменяются, не беда. Лишь бы здоровеньким рос.
– Имечко уже придумали? – Нянька явно была счастлива едва ли не меньше меня. Улыбалась, глядя на моего внука как на родного. – Как крестить-то станете?
– Алешенькой, – произнес я и вдруг понял, что это имя больше не вызывает во мне раздражения.
Да и как можно гневаться на дитя невинное? Оно ведь не в ответе за грехи отцов.
И тут словно гром ударил.
Что же я натворил?!
Как мог разлучить дочь родную с любимым только потому, что у него отец гнилым человеком был? Ведь, если разобраться, не виновен был Алексей ни в чем! Только лишь в том, что родиться не в той семье довелось!
Если разобраться… Раньше надо было разбираться, а я, дурак старый, грех на душу взял… Как же теперь у Боженьки прощения вымолить?
Марья, как письмо прочла, так почти не говорит со мной с тех пор. А мне это что нож в сердце. Больнее и не сделает никто. Да и Алексея уже не вернуть…
– Папенька, – Марья открыла глаза и поискала меня взглядом, – папенька, подойдите.
Я к доченьке едва ли на крыльях не подлетел.
Позвала!
Сжалилась!
Взглянул в ее глаза, точно прощения искал, и взял за руку. Холодная, как лед. Начал тереть ладошку, чтобы хоть немного согреть. Марья слабо улыбнулась.
– Папенька, я вас прощаю. Понимаю, что добра мне желали, да вон как оно вышло-то.
По ее щекам побежали слезинки, и у меня пелена встала перед взором, застилая образ Марьюшки, размывая его, делая едва различимым.
– Не плачьте, папенька. Все теперь будет хорошо. Покажите мне сыночка.
Нянька поднесла ребенка. Я помог Марье приподняться и передал сына. Она смотрела на него, улыбалась и плакала одновременно. Эх, как бы вернуть время, чтобы все исправить… Была бы теперь и дочка счастлива, и мальчонка при отце бы рос…
– А бабушка уже приехала? – Марьюшка подняла на меня взгляд.
– Должна к вечеру прибыть. Ты отдохни пока, столько всего вынесла.
Марья с улыбкой кивнула. Нянька забрала ребенка. Сказала, что принесет позже кормить, и велела доченьке моей поспать».
– Ох, чую, семейка была еще та… Всех поубивают, а потом раскаиваются… – фыркнул Макс, когда Федор перестал читать.
– А дальше? – Петр был, наоборот, само внимание.
– Дальше слов почти не понять… – Федя пролистнул несколько страничек и довольно ткнул пальцем в убористые завитушки. – Вот здесь еще можно текст понять. И почерк разборчив, и чернила сохранились.
– С твоими-то способностями плохой почерк – не самое страшное, – усмехнулся Кир.
– Это точно! – поддакнул Макс, жуя соломинку. – Даже завидно!
Федор только качнул головой и прищурился, разбирая генеральскую писанину.
«Евдокия Петровна приехала только на следующей неделе. Она влетела в дом, словно фурия. За ней следом плелся лакей, нагруженный коробками, тюками и свертками.
– Вы к нам что, навсегда переезжаете? – наплевав на приличия, холодно поинтересовался я.
– Солдафон, – скривилась Соломатина, – если бы не внучка, ноги бы моей в вашей глуши не было бы. И еще раз напомню – если бы она осталась со мной, то сейчас не пришлось бы решать эти проблемы.
Последнее слово она выделила особенно.
– Спешу напомнить, что именно после бала и началась вся эта история, – отрезал я.
Она предпочла сделать вид, что не расслышала мой выпад, продолжая гнуть свою линию.
– Нужно было сразу отдать ее за Орлова, но вы ведь противились. А я лучше знаю, что нужно моей внучке. На ваше счастье, мне удалось его уговорить, и позор Марии будет скрыт. Я спасу ее репутацию.
– Орловы разорены, – не выдержал я. – Если вы не помните (что в вашем возрасте уже вполне оправданно), мать Евгения скончалась от инсульта, отец застрелился, не примирившись с разорением.
– Да! Орловы разорены! Поэтому женитьба на Марье для Евгения – единственный выход и спасение, а для нас сейчас главное – спасти честь Марии и моей семьи.
Она сделала ударение на «моей».
– Мария – моя единственная дочь, и я желаю ей только счастья! – загремел мой голос.
– Разумеется! – пропела эта змея. – Ведь именно поэтому она осталась без матери, забеременела от какого-то проходимца, и в итоге ребенок остался без отца!
На это мне ответить было нечего. Как ни прискорбно, но во всех несчастьях Марьи виноват я. Софья тоже погибла по моей вине, но исправить что-либо я не в силах. Если бы я мог вернуться в тот злополучный день…
– Полно болтать. – Ведьма решила, что этот раунд за ней. – Велите прислуге подготовить мне комнату. Через неделю свадьба. Я привезла платье. И даже хорошо, что венчание состоится в вашей захолустной церквушке. Меньше шума.
Сердце сжалось при мысли о Марье и о том, что именно я стал убийцей ее счастья и подтолкнул в объятия нелюбимого. Вот только как ни прискорбно осознавать, но в сложившейся ситуации для нее этот брак действительно был выходом.
Я вспомнил, как Евдокия Соломатина прибыла в поместье с месяц назад, заперлась у Марьюшки в комнате и о чем-то очень долго с ней разговаривала. Потом спешно собралась и уехала. Марья молчала три дня, почти не выходила из комнаты, а потом коротко объявила:
– Папенька, я приняла решение и выхожу замуж за Евгения Орлова. Он благосклонно согласился признать моего ребенка и спасти нас от позора.
Возразить было нечего.
Все решено.
А через неделю после того разговора Евгений сидел на краешке дивана, строго сложив руки на коленях, и поглядывал на меня, словно шакал на тигра. Мы не перекинулись и парой фраз. Как ни крути, а он теперь зависел от меня, пожалуй, больше, чем я от его «благих намерений». То, что Марья выходит за него замуж, еще ничего не значит. Он не получит и копейки из наследства Марьюшки! Ни бриллиантов наших фамильных, ни ценных бумаг, ни миллионов.
Где-то через час мучительного молчания, за который я успел просмотреть все привезенные накануне Евдокией Петровной газеты и письма от общих знакомых, переданных ей по случаю, мое мучение и любопытство было вознаграждено.
Послышались шаги, и в мой кабинет вошла Соломатина. Бежевое платье в пол, с глухим старомодным воротником, которые она почему-то любила, обтягивало ее сухощавую фигуру как вторая кожа. Высокая прическа без украшений могла сойти за корону. И последний штрих столичной моды: губы лишь слегка тронуты помадой, на лице естественный румянец.
Вот почему змеи не стареют?
Евгений по-школярски вскочил, прильнул к руке «богини» и даже щелкнул каблуками. Боже, как унизительно это видеть! И это – будущий супруг моей Марьюшки?!
Сколько же еще я буду страдать от собственной вины и невозможности хоть что-то исправить! Всевышний, если ты хочешь кого-то наказать, ты делаешь его глухим и слепым! Вот и с Алексеем так вышло! Не увидел, что судьба он Марьюшкина. Дьявольская злоба разум застила…
– Ты явился, мой мальчик. – Теща одарила Орлова снисходительной улыбкой, а затем обернулась ко мне. Улыбка тут же покинула ее холеное лицо, и она холодно процедила: – Я решила передать Евгению сорок процентов состояния Соломатиных. Не выдавать же Марию за оборванца. Разумеется, я все учла. Захочет развестись – не получит ни копейки, все перейдет к Марии. Так что, – она снова посмотрела на Орлова, – в ваших же интересах, мой мальчик, хранить брак и ублажать жену.
На лице Орлова заиграли желваки, но он сумел себя сдержать, улыбнулся и вновь приложился губами к руке Соломатиной.
Тут я даже зааплодировал, не в силах скрыть восхищение.
Ведьма! Не иначе, ведьма! Как она мои мысли узнала? Как ловко втоптала в грязь своего протеже!
Похоже, ей это доставляет настоящее удовольствие. Если судить по улыбке…
Значит, вот как ей удалось устроить свадьбу. И почему я сразу не догадался?»
– Мне одному послышалось слово бриллианты, миллионы и ценные бумаги? – поинтересовался Макс, едва Федор замолчал.
– Я тоже на этом моменте чуть травинкой не подавился, – поддакнул Кир.
А Петр задумчиво произнес:
– Мне интересно, что из всего вышеперечисленного хранится у нас под ногами?
– Ну… деньги… те если и сохранились, разве что музеям интересны будут. – Макс почесал затылок. – А вот золотые монеты и драгоценности я бы не отказался поискать.
– Ну, если у него ценные бумаги в компаниях, которые до сих пор продолжают существовать, мы миллиардеры! Причем валютные, – возразил Кир.
– Это, например, какие?
– Ну мало ли! Можно поискать, что в то время было!
– Да ничего тогда не было!
– Да? А те же бриллианты? А золотые прииски?
Парни сцепились, деля шкуру неубитого медведя.
– Что там дальше? – К Федору придвинулся Петя. Создавалось впечатление, что подробности собственного обогащения его не волнуют.
Федя пробежал глазами текст и снова принялся разбираться в генеральских завитушках:
«День свадьбы оказался совсем невеселым. Небо с самого утра затянуло стальными тучами, а к обеду к тому же начал плакать не по-летнему холодный дождик.
Я нетерпеливо прошелся по залу. Посмотрел на лестницу, ведущую на второй этаж. Прислушался к гробовой тишине, царившей наверху. Марья уже должна была спуститься. Неужели передумала?
Соломатина выжидательно посмотрела на меня.