— …Почти, — прежде, чем сказать «почти», Жеребец делает длинную паузу, а потом разражается смехом.
— Почти три тысячи за тридцать секунд работы… черт, моя мама гордилась бы мной. Она всегда говорила что я преуспею в мире белых людей.
Следующий раз я увидел Жеребца только год спустя по телевизору в порнографическом фильме, одетого как средневековый король, окруженного пятью или шестью большегрудыми длинноволосыми девицами и пожирающими глазами его монументальный инструмент.
Несмотря на то что голову венчала корона, на его губах сияла та же хитрая ухмылка, которую я заметил тем вечером в 3-Д.
Я улыбался, когда смотрел эту кассету. С черным Жеребцом, вполне преуспевающим в мире белых людей. А фильм назывался, кажется, «Кинг Донг».
Кстати, настоящее имя Жеребца — Гордон.
Мне — около девяти лет. Лулу — наша домработница в Хайтауне. Это черная женщина с мягким сердцем, безграничным терпением, чувствительная и добрая. Именно она научила нас наслаждаться огненным барбекю, завораживающим тлением красноглазых углей и непередаваемым вкусом сладкого картофельного пирога.
Она приносила нам всякую вкусную выпечку, которую мы обожали, а мама давала ей одежду и книги для ее детей. В других семьях прислугу отправляли домой на автобусе, но мать сама отвозила Лулу в нашем трейлере с деревянными панелями.
Когда мы пересекали железную дорогу, то оказывались на «плохой» стороне города, в Кун-тауне,[6] как его называли мои одноклассники из школы Джорджа Уоллеса. Я видел там шикарные машины, припаркованные напротив убогих лачуг, на которых висели таблички «сдается». Глядя на эти ветхие домишки, я думал: «Кто же может захотеть снять такой дом и в таком месте? И почему напротив этих кошмарных хижин стоят блестящие новые машины?»
Мне запомнились ряды и ряды этих строений, босоногая детвора, гоняющаяся за тощими цыплятами на заднем дворе, и жуткие собаки, рыскающие в поисках пропитания.
Когда много лет спустя я оказался в Шанти-тауне в Южной Африке, я вспомнил, как мы возили Лулу домой, на «плохую» сторону города.
Моя мать любила Лулу, потому что та была замечательной женщиной, старающейся улучшить окружающий мир. Матери было абсолютно наплевать какого цвета была кожа у Лулу.
Джейд была одета в красную мини-юбку и облегающую красную же футболку, которая заканчивалась в паре сантиметров над ее пупком. Она была босой, с длинными волосами, прямыми и блестящими, как полночная луна.
Джейд занимала целый угол в комнате, танцуя в одиночестве, даже не танцуя, а скорее совершая действо гейши из театра кабуки под песню Джими Хендрикса «Женщина-лиса». Она вела себя так, будто ей никто не нужен, но выглядела достаточно крутой. Казалось, ее можно было попросить представить тебя обитателям Белого дома и, если у нее будет хорошее настроение, она сделает это. Как оказалось позже, это почти соответствовало действительности. Она танцевала, плавно изгибаясь, будто исчезая, и тут же материализовываясь из воздуха. Я не знал о ней ничего, но мгновенно влюбился по уши, сильно и безнадежно.
Кристи не умела так танцевать.
Когда Санни увидел мою реакцию на Джейд, он подошел поближе, положил руку мне на сердце, наклонился к уху и прошептал, как дьявол-хранитель:
— Даже не думай об этом, мальчик.
— Кто она? — спросил я.
Мой слух моментально стал избирательным, и я уже не слышал того, чего не желал понимать.
— Нет, мальчик. Я знаю, что ты сейчас меня не воспринимаешь. Я повторюсь. Я сказал: «Даже. Не. Думай. Об. Этом», — примерил на себя серьезное лицо Санни.
С таким же лицом он предупреждал меня, чтобы я ничего не отколол в «Голливудском агентстве по найму», потому что там люди серьезные, которые запросто могут и убить.
— Она грязная, — сказал Санни.
— Покажи мне кого-нибудь чистенького. Мы тут все в грязи, — возразил я.
— Да, но она — ГРЯЗНАЯ! — усилил давление Санни.
— Хорошо, ты меня предупредил. А сейчас скажи, кто она? — я только упрямо стиснул руки.
Она — Джейд, — сдался, наконец, Санни.
Джейд.
У меня заработало воображение. Она, наверное, зарабатывает кучу денег. Я тоже теперь был парень не промах. С теми бабками, которые мы вдвоем накосим, мы сможем поселиться в шикарной квартире, купить крутую тачку и убойный «харлей», а еще мы сможем каждый день заниматься сумасшедшим, невероятным сексом. Я совершенно отчетливо понял, насколько она мне нужна.
Джейд.
9. Джейд
Любовь воняет.
Джейд — не настоящее ее имя. Она никогда не говорила, как ее зовут на самом деле, а мне не пришло в голову спросить. Никто не знал, где она живет. Она водила ненормальный алый кабриолет и никогда не надевала обувь, даже когда собиралась в ресторан.
Мы катили в ее кабриолете по тихоокеанскому шоссе. Прохладный, насыщенный морской солью воздух трепал наши волосы, луна освещала океан, а по радио звучала «Хорошая вибрация».
Она молчала, она вообще не произнесла ни слова с тех пор, как мы покинули вечеринку. Даже ее имя мне назвал Санни, а не она сама. За весь вечер я услышал от нее единственную фразу:
— Не хочешь ли прокатиться?
Но когда она это сказала, я оказался у дверей быстрее, чем вы успели бы произнести: «Привет, парень».
Я поймал красноречивый взгляд Санни, который говорил: «ты-идиот-если-пойдешь-с-этой-девушкой», но мне было все равно. Я лишь пожал плечами, улыбнулся «а-что-ты-можешь-сделать?» и поплыл по каналу Джейд, как упавшее дерево.
Меня разрывали противоречивые желания. Часть меня хотела, чтобы Джейд заговорила, хотела знать, почему эта девушка стала жить такой жизнью, как она превратилась в Джейд. Но другая часть не желала слушать никаких душещипательных историй. Кроме того, я опасался, что в ответ на откровенность потребуют того же и от меня. Рассказывать свои слезливые истории еще хуже, чем слушать чужие.
Я вспомнил, что как-то читал в каком-то журнале, что потребность жить высокой жизнью — это веление разума. Впрочем, достаточно было просто думать, что ты живешь духовной жизнью. Если ты так думал, значит, и вправду ею жил. У меня в кармане было много наличных. Я ехал по побережью с Джейд. Я мог сказать про себя, что живу духовной жизнью.
Меня кольнула мысль о Кристи, и я вспомнил о своем обещании позвонить ей. Я не сделал этого. Она была не нужна мне.
У меня теперь была Джейд.
Когда мне было десять лет, отец провел со мной первый урок сексуального воспитания. Мы только что вышли из церкви, где молились Господу нашему Иисусу Христу и Спасителю, прошедшему путь на Голгофу и пролившему кровь за наши грехи. Я все еще думал об этом, когда отец сказал где-то у меня над головой:
— Дэвид, когда-нибудь ты влюбишься в симпатичную девушку и… ну, короче, захочешь заниматься с ней сексом. Ты поймешь, что это любовь, потому что твой орган нальется кровью… Твоя партнерша выделит смазку… ты оседлаешь ее, проникнешь внутрь и будешь двигаться там, пока не произойдет эякуляция… то есть пока не случится выброс сперматозоидов. Это звучит так противно, но есть и хорошая новость, сынок: если ты все сделаешь должным образом, то все закончится меньше чем за минуту.
Наверное, он сказал что-то совсем другое, но я запомнил именно так.
Следующие несколько лет я периодически пытался представить себе времена, когда у меня будет наливающийся кровью орган, как и чем я его буду смазывать и где мне искать какие-то сперматозоиды, чтобы эякулировать.
Из окна шикарного дома, шедевра из стекла и стали, я смотрел на Тихий океан, несущий свои волны прямо из Японии. Я не знал, кому принадлежало это место, почему у Джейд был ключ, и где я, черт побери, нахожусь, но я жил духовной жизнью, а все остальное — не важно.
Азиатские доморощенные танцы Джейд волновали меня. Она так и не сказала ни слова с тех пор, как мы приехали сюда, и, чем дольше она молчала, тем более естественным мне это казалось. Мне даже начинало все это нравиться. Все эти слова… Что в них такого? Ничего нового.
Джейд расставила свое оборудование с точностью алхимика. Она зажгла свечи и положила на стол шприц. Затем насыпала в ложку белый порошок и подержала ее над огнем, пока порошок не превратился в вязкую жидкость, и, наконец, тщательно пропустила жидкость через фильтр сигареты.
Сегодня, ребята, мистер Колдун научит вас употреблять героин.
Джейд задрала юбку, нашла нужную точку, направила туда шприц и начала медленно вводить жидкость в свою изголодавшуюся задницу.
Наконец шприц опустел, и она положила его на стол. Волны экстаза постепенно накатывали на нее. Ее голова моталась, как у игрушки-куколки в старом «шевроле», глаза блестели — она уходила в плавание в дальние дали.
Только после всего этого она посмотрела на меня. Я ясно читал в глазах все ее желания. Она хотела, чтобы я подошел.
Леди или тигрица?
Пребывая в героиновом тумане, Джейд прижалась ко мне и сползла вниз, так, что мой ремень находился напротив ее рта. Я посмотрел вниз на нее и удивился, насколько изящно она отсутствует. Часть ее была со мной, очаровательная, конечно, физическая часть, но где витала ее душа? Меня опять раздирали противоречивые желания: мне хотелось и проникнуть внутрь, и оттолкнуть ее.
Джейд отсасывала мне с глухими стонами, похожими на мурлыканье огромной кошки. Только потом я узнал, что она брала тысячу долларов в час, и за эти деньги с ней можно было делать все, что угодно. При желании она могла работать двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, но она всегда звонила только Санни, когда хотела взять заказ. Иногда она звонила десять раз в день, иногда — раз в месяц.
Кто-то после рассказал мне, что она была из семьи миллионеров из Восточной Азии. Кто-то другой сказал, что она дочь какого-то наркодилера из «якудзы», распространяющего героин. А еще говорили, что она сирота из пригорода Кливленда, штат Огайо.