Цзян Чжунчжэн, или Неизвестный Чан Кайши — страница 49 из 62

Через некоторое время Сун Мэйлин уехала в США. В сентябре 1994 года Сун Мэйлин посетила на Тайване свою заболевшую племянницу Кун Линвэй. В аэропорту Тайбэя ее встречали президент Ли Дэнхой с супругой и Цзян Вэйго[75].

В июле 1995 года Сун Мэйлин выступала в Вашингтоне на торжествах по случаю 50-летия победы союзников во Второй мировой войне.

В 2000 году Сун Мэйлин продолжала жить в США. Ей было уже за сто лет.


Старший сын Цзян Чжунчжэна Цзян Цзинго родился 18 марта (по другим сведениям, 27 апреля) 1910 года. С младенчества он рос при своей матери Мао Фумэй. Она его любила и холила. Цзян Чжунчжэн часто находился в отъезде. В такие периоды Мао Фумэй жила у своей матери. У ее родителей была лавка; Цзян Цзинго мог есть все, что хотел. С того времени, как его перестали кормить грудью и до той поры, когда он начал ходить, Цзян Цзинго жил в доме бабушки по материнской линии. Он и в дальнейшем гостил там время от времени месяцами. Нет ничего удивительного в том, что Цзян Цзинго считал дом дедушки и бабушки со стороны матери своим вторым домом.

Воспитанием Цзян Цзинго в детстве занималась названая сестра его матери и домашняя учительница Чэнь Чжицзянь. Он вырос у нее на глазах. В 1913 году Цзян Чжунчжэн пригласил Чэнь Чжицзянь в качестве учительницы для своей наложницы Яо Ичэн. С той норы Чэнь Чжицзянь стала жить в семье Цзян Чжунчжэна, превратилась в родного человека и близкую родственницу. Комнат в доме было тогда мало. Яо Ичэн и мать Цзян Чжунчжэна жили в одной комнате, а Чэнь Чжицзянь и Мао Фумэй занимали другую комнату. Впоследствии Чэнь Чжицзянь стала названой сестрой и двух сестер Цзян Чжунчжэна, Жуйчунь и Жуйлянь. Таким образом, в доме шесть женщин были связаны сестринскими отношениями и могли называться сестрами Цзян Чжунчжэна. Среди них Мао Фумэй считалась второй сестрой, а Чэнь Чжицзянь — пятой сестрой. Вполне очевидно, что жилище семьи Цзян представляло собой типичный китайский дом старых времен.

Чэнь Чжицзянь вспоминала: «Когда я пришла учительницей в этот дом, Цзян Цзинго было всего 4 года. Он был у меня на глазах с утра до вечера. Он звал меня «тетей». Мы были в очень теплых родственных отношениях. Лицом и характером Цзинго был похож на свою мать, то есть был серьезным, степенным, солидным и осмотрительным. У него были врожденные изысканные манеры. Он был весьма благовоспитан. Это был умный, понимающий и послушный мальчик, умеющий слушаться и слушать, уважающий старших. Его бабушка говорила, что в нем не было ничего от того упрямства, и озорства, которыми отличался его отец. Только из-за того, что его слишком любили, мать и бабка просто не отпускали Цзинго от себя далеко, даже когда он играл. Когда он был маленьким, то из-за всякой мелочи начинал плакать, обижался и рыдал».

Неподалеку от дома находилась кумирня — родовой храм семьи Цзян. И мать Цзян Чжунчжэна, и его жена Мао Фумэй, которые относились друг к другу, как мать и дочь, часто ходили в этот храм молиться Будде. Деревья у храма были местом постоянных игр Цзян Цзинго с самого раннего детства. Эта кумирня стала ему близкой и родной.

В возрасте семи лет Цзинго пошел в школу в Улине. Там он получил первоначальное образование. Первый учитель был хорошим знакомым его семьи. Это было человек, глубоко преданный своему делу. Он учительствовал всю жизнь, был весьма благовоспитанным прекрасным преподавателем в начальных классах. Этот воспитатель произвел на Цзян Цзинго хорошее впечатление. Цзян Цзинго уважал учителя всю жизнь.

В шесть-семь лет Цзян Цзинго справился со своим детским недостатком. До той поры он легко обижался и плакал. Но тут воля его окрепла. Он избавился от плаксивости, избалованности и капризности и стал смело отстаивать свое в драках с детьми, которые были старше и сильнее его.

С тех пор как у Цзян Чжунчжэна появилась сначала наложница Яо Ичэнь, а затем еще одна жена, Чэнь Цзежу, он охладел к Мао Фумэй. Однако он продолжал заботиться о своем первенце Цзян Цзинго. В декабре 1918 года, когда Цзян Цзинго исполнилось 9 лет, он отдал сына в обучение к учителю, у которого сам учился в возрасте 19 лет. Когда же Цзян Цзинго исполнилось 12 лет, ему взяли домашнего учителя. Цзян Чжунчжэн в те дни написал сыну письмо, в котором, в частности, было сказано: «…дома слушайся бабушку, мать; ходи и разговаривай спокойно, солидно, не допускай легкомыслия; книги для чтения отбирай тщательно, читай то, что проверено временем, то, что воспитывает зрелость». В возрасте 13 лет Цзян Цзинго отправили в уездную школу. В этой связи он переселился в дом Чэнь Чжицзянь; она обихаживала его. К этому времени Цзян Цзинго уже был вежливым, соблюдавшим приличия подростком. Отправляясь в школу, он говорил, как это принято в Китае: «Бабушка, мама, я пошел!» Возвращаясь из школы домой, он говорил: «Я пришел!» Ему нравилось таро (вид овощей) из уезда Фэнхуа. Чэнь Чжицзянь пекла ему эти головки на завтрак в школе.

Сам Цзян Цзинго вспоминал: «Отец был очень строг и серьезно походил к нашему с братом воспитанию. Не только дома, но и находясь вне дома, он часто присылал нам письма, в которых давал указания писать иероглифы, читать, заниматься делом и становиться человеком, то есть вести себя так, как подобает человеку». С течением времени изменялись и требования, которые Цзян Чжунчжэн предъявлял к сыновьям. Однако основное направление воспитания и его цели не менялись, иначе говоря, речь шла о воспитании сыновей в соответствии с намеченной отцом формой, об отливке в эту форму; речь шла о воспитании с напряжением всех умственных способностей.

Идеалы Цзян Чжунчжэна сформировались в соответствии с эпохой, в которой он жил. Это было время почитания национальной культуры, национальной цивилизации. Цзян Чжунчжэн полагал, что овладение знаниями, содержащимися в половине такого классического труда, как «Лунь юй», то есть «Суждения и беседы» Конфуция, вполне достаточно для того, чтобы управлять государством, заниматься государственными делами. С его точки зрения, старинные книги могли стать для человека верным компасом, для того чтобы разбираться в делах. Цзян Цзинго было всего 11 лет, но отец упрямо добивался того, чтобы тот читал словарь — толкование смысла древних классических китайских книг, «Шо вэнь цзе цзы» («Изъяснение письмен и толкование иероглифов»). Отец прислал старшему сыну эту книгу с комментариями Дуань Юйцая и наказывал: «Тебе следует ежедневно заучивать по десять иероглифов из этой книги; тогда за три года ты ее изучишь до конца. А пользоваться этими знаниями ты сможешь всю жизнь, и сокровищница эта не будет исчерпана». На следующий год он прислал письмо, советуя сыну читать классические каноны «Ши цзин» («Книга песен») и «Эр я» («Приближение к классике»).

В работе «Домашнее воспитание, которое было мне дано» Цзян Цзинго писал: «Отец наказывал мне читать. Главным образом читать «Четырехкнижие», особенно «Мэн-цзы». Он также с глубоким уважением относился и к книге «Сочинения Цзэн Гофаня». И тут нечему, собственно, удивляться. Именно так учился в детстве и сам Цзян Чжунчжэн. Развивая свои пояснения относительно значения изучения и чтения древних классических китайских книг, Цзян Чжунчжэн подчеркивал; «Что касается китайского языка и литературы, то если тебе (обращался он к сыну) удастся понять частично смысл того, что сказано в «Четырехкнижии», если тьт освоишь учения Мэн-цзы, Чжуан-цзы, «Цзо чжуань» («Комментарий Цзо»), тогда ты заложишь прочную базу и будешь уверенно себя чувствовать, высказывая в письменном виде свои взгляды на протяжении всей жизни».

Цзян Чжунчжэн требовал, чтобы его первенец был «по праву сыном рода Цзян». Он считал, что браться управлять государством следует, для начала приобретя навыки управления собственной семьей. Цзян Чжунчжэн полагал, что в семье следует соблюдать порядок почитания ее членов по старшинству. Образцом тут должно было служить то наставление, которое давал детям Цзэн. Гофань. И даже в политике надо было следовать примеру Цзэн Гофаня, который был, с точки зрения Цзян Чжунчжэна, образцовым китайским политическим деятелем.

В КНР немало людей считали такую систему образования пагубной для нормального здорового развития и воспитания детей. Но в Китае во времена Цзян Чжунчжэна многие придерживались подобных взглядов.

В марте 1922 года Цзян Цзинго впервые покинул родную семью, родные места, как говорят в Китае, вышел за ворота родного дома. Через Нинбо он проследовал в Шанхай. В душе у него теснились сложные чувства. Временное расставание с матерью терзало его сердце. В Улине каждая былинка была ему знакома. Но и Шанхай очень сильно привлекал его к себе. От отца он время от времени слышал отзывы о Шанхае. Это был иной мир, совсем не тот, что в уезде Фэнхуа, где вырос Цзян Цзинго. Хотя дело революции и потребовало от отца переезда из Шанхая в Гуанчжоу, однако Шанхай по-прежнему оставался политическим центром страны. Цзян Цзинго уже насытился учебой в одном и том же месте, у себя дома или в уездном городе. Он слышал, что в Шанхае и учат по-иному, по-новому. Таким образом, с точки зрения Цзян Цзинго, было хорошо сменить обстановку.

3 марта 1922 года Цзян Цзинго поступил в четвертый класс начальной школы в Шанхае. Один из его учителей считал, что, хотя природные способности Цзян Цзинго и не могут считаться самыми высокими, однако он был довольно упорным и способным в учебе учеником. Сам Цзян Чжунчжэн полагал, что один из его сыновей, то есть Цзян Цзинго, способен к учению, а другой, то есть Цзян Вэйго, очень мил.

В Шанхае Цзян Цзинго начал называть «мамой» или «шанхайской мамой» Чэнь Цзежу, которая заботилась о нем. Когда же Цзян Чжунчжэн и Чэнь Цзежу уехали из Шанхая в Гуанчжоу, Цзян Цзинго остался в Шанхае на попечении родственников и Чэнь Гофу. Он оказался в разлуке и с отцом и с матерью.

Цзян Цзинго начал изучать иностранный язык, естественные науки, литературу, историю, географию. Древние книги были отложены в сторону. И даже отец в письме напутствовал его: «Важнее всего сейчас овладеть английским языком. Надо каждый день заучивать новые слова, упорно заниматься самостоятельно…»