– Это не базар, князь, где каждый из нас может купить себе крепостного. Вы её чаще должны вывозить в свет.
– По мере надобности она бывает на раутах и балах. Большего она не требует.
– Вот именно, сударь, попробуй у вас потребуй, вы сразу же на задний двор отправите.
– Ну будет вам злословить, графиня, вы из меня, право, какого-то узурпатора сделать хотите. Ежели вы так настаиваете, я пришлю её к вам, и больше чем уверен, что пока интереса к вашему предложению она не проявит.
– А вы сами-то, любезный Николай Сергеевич, так и останетесь вдовцом?
– Меня, графиня, уже не переделать, и связывать себя с кем-либо я больше не желаю.
– Понимаю, понимаю вас, князь, – с улыбкой произнесла графиня, отходя от него и думая: «Однако он очень привязан к дочери и боится признаться себе, что не хочет отдавать её замуж».
Разумеется, дочь могла бы жить с мужем у отца в имении, но разве способны ужиться два медведя в одной берлоге? Привыкнув быть в своём доме безраздельным хозяином, князь считал и дочь своей собственностью. Объективности ради следует сказать, что юная княжна Мария приспособилась к суровому характеру папеньки и особой тяготы от этого не испытывала. Отец по мелочам её не беспокоил, разрешая ей проводить свободное время по своему усмотрению. Она много читала, музицировала и встречалась с соседкой Юлией.
«Он, может, и прав, характер у него нетерпимый, ему хватает крепостных девок. Почти каждый год из его имения новорождённых малюток увозят в воспитательный дом. А вам завидно, графиня, стало, – с иронией подумала про себя Воронцова. – Живёт в своё удовольствие в своём имении, дочь взаперти держит. А впрочем, всяк по-своему с ума сходит, и не дело мне, право, заниматься брюзжанием».
В Ясной Поляне
«Самые ощутимые потребности – это потребности сердца, свершающего добрые дела. И покуда существует на свете хоть один неимущий – людям порядочным не подобает жить в роскоши».
Княжна Мария Волконская, дочитав роман «Юлия», переживала за судьбу главных героев. Мысли, высказанные Руссо, оказались так близки ей по духу! И под впечатлением прочитанного она ходила по комнате, размышляя о своём открытии. Ей стало как-то не по себе от того благополучия, в котором она живёт. У неё неоднократно возникала мысль уйти в монастырь, но разве можно оставить отца одного?
«И хотя он человек сильной воли, но старость неумолимо приближается к нему, и я обязана быть с ним, и только с ним!» – с твёрдостью размышляла она. Перекрестившись на висевший в углу образ Спасителя, княжна услышала потрескивание догорающей свечи и, подойдя к столу и затушив её, распахнула окно. Часы пробили семь раз, напоминая ей о строгом распорядке в яснополянском доме, заведённом её батюшкой, князем Волконским. Она увидела, как папа вышел с крыльца, как всегда, безупречно одетый. Он был в чулках и башмаках, простом сереньком камзоле со звездой и треугольной шляпе. Голова напудрена. Держался он прямо, высоко неся голову, и чёрные глаза из-под густых бровей смотрели гордо и спокойно.
Генерал от инфантерии князь Николай Сергеевич Волконский, уйдя в отставку, уехал в своё родовое имение Ясная Поляна, начал строиться и развёл парк с прудами. Вставал по заведённому им самим распорядку дня, и в это же время в одной из липовых аллей домашний оркестр исполнял симфонию Гайдна или Бетховена. Хотя к музыке князь относился прохладно, но считал, что должен иметь свой оркестр, который каждое утро играл во время его прогулок. Князь преклонялся перед Фридрихом Великим. История его жизни – Семилетняя война и анекдоты – запомнилась ему.
Подозвав казачка, князь приказал послать к себе управляющего. Он ценил своего управляющего за умение, понятливость и учтивость, а также за порядок и строгость к крестьянам. Волконский слыл большим охотником до строительства, и всё, от птичника и конюшен до спальни дочери, было отделано прочно, богато и красиво. Пришёл управляющий Михаил Иванович, человек средних лет, почтительный, облагодетельствованный князем, и доложил о проделанных работах. Князь знал, что самая тяжёлая мужицкая пора бывает от Ильина дня и до Успения. Ещё покосы не докошены и не довожены, начинает поспевать рожь, уже овёс сыплется, и гречиху убирать. А если ненастье постоит неделю, отобьёт от работы, то ещё круче сваливается всё в один узел. Но пока июнь стоял тёплый.
– С покосами вовремя управитесь? – властно спросил Волконский.
– Через неделю должны всё завершить, ваше сиятельство, лишь бы вёдро постояло.
– Михаил Иванович, я с княжной Марией убываю в Петербург, так что дай команду всё приготовить в дорогу и пришли ко мне архитектора.
– Слушаюсь, ваше сиятельство.
Архитектор Виктор Матвеевич пришёл к князю с планами построек новых конюшен, и они в течение часа обсуждали ход предстоящего строительства.
– Виктор Матвеевич, у меня к вам просьба: соорудите для княжны Марии в нижнем парке беседку, чтобы ей удобно было наблюдать за дорогой.
– Будет исполнено, ваше сиятельство.
Князь пригласил архитектора на завтрак. Музыканты закончили очередную пьесу, и в наступившей тишине послышался стук едущей коляски. «Кто бы это мог быть с утра пораньше, тем более без доклада и приглашения? – подумал с недовольством князь. – Может, управляющий забыл доложить?» И тут же отбросил эту мысль, зная, что он такой оплошности допустить не мог. Коляска притормозила, и на землю легко спрыгнул молодой генерал. Волконский узнал сына бывшего своего командира и друга князя Голицына.
– Здравия желаю, ваше сиятельство, – радостно приветствуя князя и учтиво встав перед ним чуть ли не по стойке смирно, произнёс генерал. – Прошу прощения, что без доклада.
– Понимаю, понимаю, – проговорил Николай Сергеевич, тут же послав казачка, чтобы без промедления устроили генерала. – Как батюшка себя чувствует?
– Неважно, ваше сиятельство, зимой собирался к вам погостить, да хвороба одолела так сильно, и есть опасения, что не выкарабкаться ему.
– Печально, – тихо произнёс Волконский, оторвавшись от своих дум. – Ты иди, голубчик, в дом, передохни, и жду тебя к завтраку.
В столовой с расписным потолком, дубовыми столом и шкафами на стене, висели в резной золотой раме портрет во весь рост владетельного князя, от которого шёл род Волконских, и родословное древо в такой же массивной раме. Всё, от стен дома толщиною в два аршина до ножек и замков шкафов, было чисто и прихотливо. В столовой накрыто четыре прибора, и четыре официанта стояли за стульями. Дворецкий стоял у буфета и поглядывал на дверь, ведущую из кабинета. С боем часов князь вошёл в столовую, и следом за ним проследовали гость, княжна Мария и архитектор. Первые минуты слышался только звон посуды.
– Ну как там, в столице? – поинтересовался князь Волконский.
– «Старички» недовольны законом, что необходимо служить, а не числиться на службе. «Это Сперанский, – кричат они, – хочет низвести дворянство!»
– Недовольны дворцовые полотёры.
– Да, в новом указе говорится, что отныне чины могут быть получены теми, кто имеет диплом или выдержал экзамен.
– Ничего, князь, постонут, постонут и перестанут. Необходимо давать дорогу молодым, да без умений и знаний нельзя, всё завалить можно. А в военных кругах что говорят? Граф Аракчеев задумывает военные поселения?
– Не столько Аракчеев, сколько сам государь! И особенно никого слушать не желает. А уж если приказано, то Аракчеев в доску разобьётся, а выполнит волю государя.
– А что Буонапарте? – с напором поинтересовался князь Николай Сергеевич.
– Дружбы пока он с Россией не порывает!
– Вот именно – пока, и если «пока» – это запятая, то в ближайшем будущем она может стать большим восклицательным знаком!
– Простите, Николай Сергеевич, позвольте с вами не согласиться. Хотя вы в своей оценке не одиноки, батюшка тоже придерживается вашей точки зрения и считает его коварным и вероломным господином.
– Да как же вы не поймёте, что он уже захватил Испанию и Португалию?! К счастью, эти государства не безропотно терпят его владычество и продолжают воевать с узурпатором.
– Николай Сергеевич, батюшка очень хочет с вами свидеться!
– Я понял, на днях мы с Мари выезжаем в Петербург и, даст Бог, встретимся.
– Вот он обрадуется!
Узнав о предстоящей поездке в Петербург, княжна очень обрадовалась, но вида не показала. Если многие её сверстницы к двадцати годам успели побывать как в столице, так и в чужестраниях, а большинство уже были отданы замуж, Мари в последнее время жила в Москве или в Ясной Поляне. К счастью, скучно ей не было, так как она постоянно чем-нибудь занималась. Да и как можно скучать, когда сейчас в июньских полях такое разнотравье, такой опьяняющий запах цветов и разноголосица птиц, что не хочется никуда уходить. Княжна Волконская с особенным пиететом относилась к летнему времени года, когда ночь незаметно перетекает в утро и ты будто находишься в волшебной сказке. Мари помнила, что через два дня должен состояться музыкальный вечер. Теперь его придётся перенести. Она написала несколько записок и, кликнув казачка, попросила разнести их по адресатам. Сев за клавикорды, стала разбирать только что присланные из Москвы ноты модной оперы Херубиниева «Ладониска». Игривая плавная мелодия польского танца настолько увлекла её, что она не услышала, как пришла её соседка Юлия со своей пятилетней дочерью.
– Браво, Мари, вы настолько проникновенно и чудно исполняете этот танец, что невольно хочется танцевать, а впрочем, мы, право, скоро и потанцуем на нашем вечере!
– К сожалению, нескоро, – продолжая играть, с улыбкой проговорила княжна.
– Почему?
– Я с батюшкой уезжаю в Петербург!
– О, Мари, как я завидую вам! Столица по красоте непередаваема, и вам она очень и очень понравится! А то смотрите, приглянётесь там какому-нибудь князю или графу, и состоится ваша помолвка, – произнесла гостья с лукавинкой в глазах.
– О чём вы, дорогая Юлия? Разве могу я оставить батюшку одного? А потом, вы знаете мои принципы. Я очень рада поездке и обо всём интересном вам непременно расскажу, но суета большого света меня мало занимает. И хотя папенька не всегда доволен моим времяпрепровождением и образом жизни, я верна себе. «В удалении от света и в сердечной тишине жить, как ты, моя Аннета, есть одно счастие, по мне», – продекламировала княжна с улыбкой, покраснев, схватила пятилетнюю Дарью на руки и закружила по комнате.