– Вас, Мари, не переспорить, и на всё у вас своё мнение. Видимо, это произошло оттого, что мне страшно опостылела чужестрания и страсть как хотелось домой, в Россию, поэтому и полотно нашего знаменитого живописца особенно не тронуло меня.
– И вы, Варенька, не обижайтесь на меня за мои высказывания.
– Что вы, Мари, какой разговор! Я хочу по простоте своей поинтересоваться: вы не собираетесь замуж?
– Может быть, я бы и собралась, но пока никто не попросил моей руки.
– Думаю, за этим дело не станет! Было бы желание!
– Вы, право, заинтриговали меня, кузина.
– Никакой интриги, вам следует поближе сойтись с молодым графом Николаем Толстым. Он воевал, кавалергард. Сейчас службу оставил и живёт с матерью в Москве.
– И вы, Варвара, считаете, он захочет сделать мне предложение?
– А почему бы и нет? Вы люди одного круга, ровесники, и, если я не ошибаюсь, он мечтает о тихой семейной жизни. Так что вам просто надо присмотреться друг к другу, и всё будет хорошо!
– Легко сказать, кузина, – присмотреться. Там, где я бываю, он не появится, а на балах я и забыла когда бывала, да и делать мне там нечего.
– Было бы желание, моя дорогая Мари, – с улыбкой взглянув на неё, проговорила Варвара. Больше ничего не добавив, распрощалась и уехала, обещая на днях снова быть у неё.
О замужестве княжна Мария давно уже не задумывалась. Молодость проскочила мгновенно. Тех лиц, которые хотели свататься к ней, не одобрял папенька, да и сама Мари понимала, что они вряд ли могли для неё стать близкими людьми. «Для меня замужество – не самоцель, мне не нужен пустой, самовлюблённый петиметр, который будет любоваться только собой. Нет, я не требую пылкой страсти, но уважение друг к другу должно быть». Она пыталась вспомнить образ молодого графа Толстого, но перед глазами мелькал только его папенька Илья Андреевич, и то смутно, так как Толстые несколько лет назад уехали на жительство в Казань. Ей вспомнилось, что молодой граф Николай был в армии, а сейчас ушёл в отставку и живёт в Москве. Княжне не спалось. Она прошла в комнату няни.
– Что-то вам, милая голубушка, не спится?
– Прасковьюшка, ты испытывала в молодости влечение к мужчинам?
– Вы о чём, барыня?
– Хотелось ли тебе замуж выйти?
Няня замерла со спицами в руках и, как бы очнувшись, произнесла:
– Была такая дурость. Собралась я замуж за буфетчика Тихона. Да батюшка твой не любил таких вольностей и сослал меня в дальнее имение, на скотный двор. Одумалась я и покаялась, и больше желаний замуж идтить у меня не возникало.
Княжна об этом ничего не знала, ей стало неудобно за свой вопрос, и, сославшись, что уже время позднее, она ушла к себе. Она испытывала укор совести за бессердечие папеньки, хотя, как она поняла, няня говорила об этом без какой-либо боли и сожаления, и тут же дала себе зарок, что она не посмеет отказывать выйти замуж или жениться своим крепостным.
Сейчас, когда Варварушка сказала ей о предполагаемом женихе, графе Толстом, что-то затеплилось в её сердце. С уходом папеньки княжна Мария освободилась от пут, которыми была окружена, как обручами. Раньше кто-либо из молодой аристократии сделать предложение не мог, так как все боялись, понимая, что отец не позволит дочери сказать короткое «да!». И вот на горизонте появился граф Николай, который был не только пригож собой, но и настоящей блестящей партией, хотя и разорён до основания. Но разумом, сердцем и всей своей сущностью он был ей ровня. Это поняла и княжна и ухватилась за это предложение как утопающий за соломинку. И хотя она краем уха слышала, что в молодости граф любил свою кузину Татьяну Ёргольскую и даже думал жениться на ней, но при создавшемся материальном положении ему придётся отойти от неё. Да и сама кузина должна понять, что брак её с графом просто несостоятелен. Сейчас она горела только одним желанием: как можно скорее встретиться с графом.
Княгиня Варвара заметила искру надежды в глазах княжны Марии и мысленно пожелала, чтобы эта встреча прошла удачно.
Если и эта нить оборвётся, то ей вправду только и останется, что податься в монастырь.
Княжна было прилегла, пытаясь уснуть, но сон бежал от неё, и разные мысли теснились в голове, опережая одна другую. Она села к клавикордам и стала разбирать последнюю сонату Бетговена, но поняла, что не в состоянии ни играть, ни читать.
Разорение Толстых
За годы службы граф Николай прошёл такие испытания, каких иной человек не изведал за всю свою жизнь: вой на и плен, где погибнуть мог в любую секунду; затем служба в кавалергардском полку, где ты находишься постоянно на виду у императора, где всё поставлено напоказ и где нужно иметь много денег, а их порой взять неоткуда; возвращение в полк, где всё подчинено не настоящим военным учениям, а красивому единению строя и чётким поворотам. Словом, изнурительная шагистика, от которой возникает отвращение к продолжению службы.
В свободное время разговоры среди офицеров о вольности и свободе, а какая вольность, когда солдаты безграмотны, да и многие офицеры в руках книг не держали и большинство их не поймут, что с этой вольностью делать? Он вспомнил полковника Павла Пестеля, который был не только смелым, но и знающим офицером и мог повести за собой не один полк, а если потребуется, и армию и перед которым он по-юношески преклонялся. Но потом он увидел в нём великое тщеславие и необъятную жажду власти и жестокости, для него люди были только пешками.
А сколько было споров с Петром Пущиным о всеобщей свободе народа и что в республике все будут равны. Только непонятно, как солдат будет равен с офицером, начальник – с подчинённым. Всё это зыбко и как-то не стыкуется, так что без серьёзных размышлений этого не понять! Он также осознал, что это не шутка: вражда, кровь и гибель многих неповинных людей. Он слышал от многих очевидцев о разгуле пугачёвского бунта, где не только уничтожались дворянские гнёзда, но и полыхали деревни, поселения и даже города.
Подполковник граф Николай Ильич Толстой по болезни, а больше по личной просьбе в марте 1819 года был уволен в отставку и приехал к родителям в Казань. В пятнадцатом году отца Николая Ильича, графа Илью Андреевича, назначили губернатором, и общество дружелюбно приняло его в Казани. Руководил он демократично, но завистники и недоброжелатели были. На очередных выборах в марте 1818 года произошёл конфликт Толстого с предводителем дворянства Киселёвым, который отправил на имя Аракчеева донос о неурядицах в Казанской губернии. Проинспектировать губернию срочно были отправлены сенаторы, которые серьёзных беспорядков у графа Толстого не обнаружили, но тем не менее он был отстранён от занимаемой должности.
Сын не узнавал отца. Клевета, старость или зависть окружающих не только пригнули его к земле, но и быстро свели в могилу, и 21 марта 1820 года Илья Андреевич внезапно скончался. Сразу же после похорон старого графа к нему в дом ринулись кредиторы, и открылось, что семья полностью разорена. Были описаны все имения, и, по сути дела, жить стало не на что. Николай Ильич принимает решение переехать в Москву и в декабре 1821 года поступает на работу в Московское военно-сиротское отделение смотрительским помощником, чтобы не быть посаженным в долговую яму. И в то же время, окружённый долгами и кредиторами, будучи разорён, с отчётливостью понимает, что он один. Маменька, привыкшая к богатству и сибаритству, умела только капризничать. Та самая воздушная Александрина, хохотушка, после трагического замужества ударилась в религию и большую часть времени стала пропадать в монастырях. Татьяна стремилась всем сердцем помочь ему, но не знала чем. Сестра Полина, вышедшая замуж за Юшкова, осталась жить с мужем в Казани.
Москва после трагического двенадцатого года так сильно изменилась, что некоторых улиц и домов граф не узнавал. Он забыл о существовании родственников и знакомых и, хотя маменька иногда напоминала, что надо бы нанести визит тому-то и тому-то, большого стремления к этому не испытывал. Как Толстой ни крепился, успокаивая маменьку, что всё образуется, он в то же время понимал: из пропасти, в которой оказалась семья, самостоятельно не выбраться.
Трезвыми глазами на сложившиеся обстоятельства смотрела и Ёргольская. Сейчас как никогда она понимала, что свадьбы с Толстым быть не может: маменька против их брака, да и жить прежней богатой жизнью они не смогут. В один из дней Татьяна Александровна зашла в кабинет Толстого и без предисловий произнесла:
– Николай, дорогой мой, я понимаю наше положение и хочу заявить, что вы свободный человек. Да, мы давали обещание любить друг друга, но сейчас я понимаю, что нам не выбраться из долговой ямы и на несчастье своего счастья не построишь, поэтому, повторяю, вы свободный человек!
Толстой, чувствуя себя не в своей тарелке, покраснел, не смея взглянуть ей в глаза, и вдруг, вскочив, выбежал из кабинета и вышел на улицу. «Какой характер, – думал он, – как она права, и тем не менее я просто трус, но спасти меня может только выгодная женитьба». Теперь он был свободен, но легче ему от этого не стало. Внутри у него всё горело от стыда из-за своего безволия и оттого, что он не посмел оборвать её и заверить, что сумеет оправдать её надежды. Ему было так тоскливо и противно, что у него даже мелькнула мысль: а не вернуться ли в дом, взять Туанетт за руку и вопреки всему объявить, что он женится на ней. «Но где взять столько денег, чтобы расплатиться с долгами? – И всё-таки кошки скребут на душе: думаешь одно, а жизнь распоряжается иначе», – словно пытаясь оправдать самого себя, с тоской подумал Николай Ильич. Утром, сказавшись больным, он не вышел к завтраку. Ёргольская, испросив разрешения у маменьки, уехала в гости к старшей сестре Елизавете.
Предложение дяди
– Не скажешь, Николай, что это Татьяна внезапно уехала к сестре?
– Думаю, маменька, соскучилась, она давно с сестрой не встречалась, – произнёс Толстой и, сославшись на дела, ушёл к себе.