Туанетт. Том 1 — страница 19 из 43

– Постараюсь.

Мария ушла к себе в комнату и, присев к столу, написала несколько строф:

О ты, кого я не видала,

Но, несмотря на то, люблю.

Кого заочно я узнала,

К тебе я стих свой обращу.

Знакомство сие необычно,

Конечно, в этом спору нет,

Но о тебе, дружочек, слышно,

Что ты не любишь модный свет.

К тому же мы друг друга знаем,

Хоть не видалися в глаза.

Давно сойтися мы желаем

И поболтать тара-бара.

Что ж делать, коль не удаётся?

Перо в чернила обмакнуть

И всё, что вдруг на ум придётся,

Отважным почерком черкнуть.

Княжна вдруг почувствовала в себе такую уверенность, что сама себе сказала: «Я приложу все силы, чтобы у нас всё получилось!»

«Господи, хоть бы сложилось у графа Толстого с княжной Марией, – перекрестившись, подумала княгиня Трубецкая. – Папенька княжны Марии был настоящим эгоистом, ни секунды не думал о замужестве дочери и вёл себя так, что никому не позволял приближаться к их усадьбе, а тем более – к своей любимице, которую неимоверно мучил, не задумываясь о её желаниях и мыслях. Умница она большая, – продолжала размышлять княгиня Трубецкая. – Ей как никому нужны муж и дети».

– Екатерина Александровна, неужели это не сон?

– Это жизнь, Мари, и я верю, – снова утвердительно произнесла Трубецкая, – что у вас всё будет хорошо! Я так поняла, княжна, что граф Толстой с удовольствием с вами беседовал?

– Да-да, столь доверительно, что я даже несколько шокирована.

– У него теперь хлопот хватает!

– Вы правы, думы меня одолевают, видимо, оттого что я не знаю, что ждёт меня в будущем.

– Ну, это, милая, к счастью, никто не знает, даже оракулы, которые порой с уверенностью морочат нам голову. А сейчас, дорогая племянница, если правильно понимаю, вам боязно попасть в новую кабалу, как в своё время ваша кузина Варвара? В этом, Мари, можете не сомневаться, граф Толстой – человек порядочный. Другое дело, что у вас, может быть, не будет пылкой любви, но уважение со стороны графа и забота о вас будут всегда.

– Спасибо, Екатерина Александровна, на добром слове.

– Извините меня, Мари, что говорю в глаза, по-другому я не умею. Просьба моя к вам одна: прекратите раздавать свои имения! Подумайте, пожалуйста, о будущем. Ваш папенька собирал, обихаживал и копил не для того, чтобы вы в один миг решили всё пустить в распыл. Выйдете замуж, у вас пойдут дети; тем более что вам, вероятно, уже известно, что папенька графа Толстого оставил семью с громадными долгами, и сейчас как никогда он надеется на вашу помощь и понимание.

– Я подумаю.

Участие в спектакле

Княжна Мария находилась под впечатлением от встречи с графом Николаем. Мечты о семейной жизни так захватили её, что она толком и не поняла, спала ли. Вспомнила, что сегодня устроен домашний спектакль, затеянный молодёжью, а к листку с написанным текстом она ещё не прикасалась. Но, тут же забыв об этом, мысленно вернулась к своему обожаемому предмету, то бишь к графу!

«Какой же он обаятельный! Опасаюсь сказать – красивый, понимая, что у меня такой красоты нет и в помине. К тому же он, кажется, моложе меня». Мари подошла к зеркалу, бросив на него невидящий взгляд, словно оно было виновато во всех её переживаниях. «Будь что будет!» – с обречённостью старой девы подумала она и стала быстро одеваться, чтобы помочь домочадцам в подготовке сегодняшнего праздника.

Княжна сразу же окунулась в молодое общество, готовясь принять участие в спектакле. Её нарядили в костюм разыгрываемой тётушки, и она с удовольствием исполнила свою роль. Вошедший граф Николай Толстой встретил князя Всеволожского, который тепло поздоровался с ним и заговорил о последних событиях, происходящих в Москве. Заметив появившуюся княжну Волконскую, граф на мгновение замолчал, словно опешив, так некрасива показалась она ему в первую минуту, но тут же, овладев собой, чуть подкашлянув, будто поперхнулся воздухом, продолжал разговаривать с князем. Он также заметил, что она старше его, но вспомнил, что он совсем разорён, не занимай сейчас свою незначительную должность, давно бы оказался долговой тюрьме. Он подумал, что маменька не обрадуется его выбору, но тут же, словно стряхнув с себя эти и ненужные мысли, продолжил улыбаться.

Княжна Мария сразу увидела графа Толстого и заметила его мгновенное замешательство. Правда, она так и не поняла: может, он просто поперхнулся воздухом во время разговора, а может, из-за неё? «Чего раньше времени гадать? – подумала она с волнением. – Что будет, то и будет!»

Граф Толстой с большим интересом следил за развивающимися на сцене событиями. Княжна Мария настолько естественно вошла в роль и, импровизируя и дополняя текст, так искусно, с обаянием вела свою героиню, что вызывала улыбки присутствующих.

– Ой, тётенька, я слышала, любили вы сударя красивого давно? – поинтересовалась её визави.

– Да разве этот миг забудешь? Он промелькнул, как ангелок на небеси, и вмиг исчез из поля моего зрения, – вещала тётушка.

– И вы его так больше и не встречали? – переспросила юная Софи.

– А разве это было нужно? – с неизбывной тоской в голосе ответила княжна.

И Софи поняла неуместность своего вопроса. Присутствующие от души аплодировали актёрам за их весёлую игру.

– Мы сами порой не догадываемся, Мария Николаевна, сколько в человеке заложено таланта, – произнёс Николай Ильич, подойдя к княжне.

Она удивлённо подняла глаза на графа, так как по имени-отчеству давно из их круга никто её не называл.

– О чём вы, Николай Ильич? Это же простой экспромт, и если вы меня сейчас попросите повторить, я, право, вряд ли смогу это сделать.

– Правильно, вы изобразили свою героиню в тот момент, когда необходимо было её изобразить. Вы же не профессиональная актриса?

– Вы совершенно правы, граф. Мне кажется, я даже стих другой произнесла.

– В этом и прелесть, любезная княжна, ибо стихи лились из вашего сердца, и окружающие оценили вашу игру. В том, Мари, и красота жизни, что мы порой сами не ведаем, что можем сотворить! Я, находясь во французском плену, однажды чуть голову не потерял!

Услышав о потере головы, пятилетняя Вера, внучка княгини Трубецкой, с неким испугом посмотрела на графа Толстого и шёпотом произнесла:

– А разве голова может отстать от тела? – И даже руками провела по шее, словно проверяя, крепко ли её головка держится.

– Нет, Верочка, это такое образное выражение, обозначающее, что тебя могут убить.

– Но я не хочу умирать! Я только родилась! – И невольные слёзы потекли из её глаз.

– Живи, солнышко, на доброе здоровье, а мы будем любоваться на тебя, наблюдая, как ты подрастаешь! – Граф ласково обнял её и погладил по головке.

– Но вы же сами говорите, что можно голову потерять, – так до сих пор не поняв его слов, не успокаивалась Вера.

– Я имею в виду сражения во время войны, в которых воины убивают друг друга.

– А вы были на вой не?

– Очень давно, и на вой не, и в плену.

Верочка хотела ещё что-то спросить у Толстого, но её позвала бабушка. Стоявшая рядом княжна Мария с удивлением спросила:

– А вы, Николай Ильич, и в плену были?

– Да, в России с французской армией мне сражаться не пришлось, а вот в 1813 году с армией Наполеона на полях Европы воевать довелось. Молодой был, горячий. Послан командующим с депешами в Петербург, причём приказ был из столицы как можно скорее доставить все документы императору Александру Павловичу в Лейпциг, где находился штаб русской армии. Помню, срочно получив все бумаги в Главном штабе столицы от генерала Алексея Ивановича Горчакова, не заскочив даже к родителям, которые в то время находились в Петербурге, сразу же я, мой ординарец Алексей и молодой юнкер Саврасов направились обратно в армию. По дороге нас известили, что штаб с императором находится недалеко от Дрездена. И хотя предупредили, что надо быть осмотрительными, чтобы не попасть в неприятельский лагерь, я понёсся, особо не разбирая дороги, и, разумеется, мы наскочили на французский разъезд, который нас и пленил. Хорошо, что все документы сумел сбросить в лесу. Помню не столько мороз, сколько колючий ветер, который буквально чуть не превратил нас в сосульки. Французы отобрали у нас шинели, и промёрзли мы тогда, что называется, до костей. В общем, познали мы лиха в полную меру. Спасибо ординарцу Алексею, который сумел все деньги засунуть к себе в голенище сапога и тёплую поддёвку отдал мне, а то бы я точно отдал Богу душу. И всё равно до сих пор удивляюсь, как я в холоде, впроголодь сумел выжить!

Княжна Мария глубинным чувством поняла, что граф о своём плене и тех страданиях, которые он пережил прежде, никому не рассказывал, да и кому было рассказывать? Маменьке, которая по любому поводу впадала в истерику? А знакомых своими проблемами Николай старался не загружать. Княжна Мария, как он заметил с первой минуты, слушала его с неподдельным вниманием и сопереживанием, и казалось, что она испытывает ту же боль, которую тогда пришлось пережить ему. Они настолько были заняты беседой, что после представления оказались рядом за одним столом.

«Да, он моложе меня, но по жизненному опыту и по тем испытаниям, которые пережил в своей жизни, старше меня. Кажется, он подполковник и в армии, верно, был на хорошем счету, но здоровья служба в армии у него отобрала много, да и разорение и смерть его папеньки навалились на него, – подумала княжна. – Но мужем он будет достойным, если, конечно, захочет взять меня в жёны. Я ношусь со своими хлопотами как с писаной торбой, а у него всё серьёзно и нешуточно. И правда! Там, на вой не, он чуть голову не потерял и здоровья оставил немало», – вновь подумала она.

– Да что это я, Мария Николаевна, говорю всё о грустном, да и вас в печаль свою ввёл.

– Что вы, Николай, – отвечала княжна и тут же покраснела оттого, что назвала его не по имени-отчеству, а так, как ей понравилось, по-домашнему, словно он уже близкий, родной ей человек. И улыбнулась прекрасными лучистыми глазами.