Помимо княжны в гости к Толстым приехала княгиня Наталья Алексеевна Волконская и рассказывала старой графине об Александровском саде, который недавно был разбит у кремлёвской стены.
– Вы ничего не путаете, дорогая? – с удивлением произнесла Пелагея Николаевна. – Если я не ошибаюсь, у кремлёвской стены протекает река Неглинка, и где же там расположен сад?
– Вы совершенно правы, графиня, но реку Неглинку заключили в подземный коллектор, а над ним разбили сад.
– Чудеса, да и только!
– Также завершена реставрация башен и стен Московского Кремля после войны 1812 года.
– А вообще, – заметила княжна Мария, – у каждого человека своя Москва. Я с удовольствием любуюсь Московским Кремлём от Яузских ворот, когда взор скользит по Москворецкой набережной, по фасаду Воспитательного дома, по Китайгородской стене с её мощными, низкими и тяжеловатыми башнями, и в конце этой стены вздымается Кремлёвский холм с его белыми соборами, и кажется, словно Кремль парит над городом.
– А я люблю с Кремлёвского холма смотреть на Москву-реку, – проговорила графиня Наталья Алексеевна.
– А что случилось с вашим отцом? – спросила старая графиня.
– К сожалению, он не всегда обращал внимание на те или иные хвори. В один из зимних дней, испытывая недомогание, вышел прогуляться в сад. Болезнь обострилась, и никто не сумел ему помочь. И самое печальное для меня то, что я потеряла его в тот самый момент, когда поняла всю его нежность ко мне.
– Я слышала другое, – заметила Пелагея Николаевна.
– Не всем дано понять взаимоотношения отца с дочерью.
– Прошу понять меня, княжна, правильно, но каково ваше наследство?
– Это закономерный вопрос, и я нисколько не обижаюсь. В настоящее время у меня семьсот крепостных душ, подмосковное имение Ясная Поляна, имение в Тульской губернии. Есть денежные средства.
– Вы, конечно, знаете, что мы разорены.
– Меня это не тревожит. Тем более что я верю: в будущем ваш сын Николай Ильич сумеет вернуть свои имения.
– Я не могу на одну планку поставить нашу родную Москву с хвалёным Парижем, – вступил в разговор граф Николай. – Мне пришлось прожить полгода в Париже, и если, когда я подъезжаю к древней столице, у меня замирает сердце от золотых куполов наших церквей, дворцов и Кремля, то, приближаясь к столице Франции, ничего не увидел такого, чтобы тронуло моё сердце. Единственно, выказывается готическая башня – церковь Нотр-Дам, у которой возвышается кругловидный пантеон и сияет в позолоте купол инвалидного дома. Всё прочее серо и буднично. А когда мы въехали в старинные ворота Сент-Мартен и остановились в заезжем доме, я увидел тесные, грязные улицы, высокие старинные дома и почувствовал несносный запах от трупов и падали.
– Неужели, живя в Париже, вы так ничем и не восхитились? – поинтересовалась Наталья Алексеевна.
– Центр Парижа прекрасен и обворожителен. Имейте только деньги, и все удовольствия будут у ваших ног.
Пелагея Николаевна заметила, что княжна Мария беседует с ней очень любезно и не пытается заискивать. Говорит очень занимательно, и слушать её – одно удовольствие. И тем не менее после ухода княжны Волконской матушка сыну ничего не сказала, а, сославшись на то, что устала, сразу же ушла в свою комнату. Николай Ильич, понимая состояние маменьки, в этот вечер её уже не беспокоил.
Сговор
Накануне сговора княжна Волконская долго не могла уснуть, мечтая о семейной жизни с графом Николаем, и, проснувшись, поторопилась подняться с постели. При воспоминании о прошедшем дне ей казалось, что произошло это не с ней, и она была готова к любой развязке. Не обольщаясь раньше времени, хорошо понимая, что граф Толстой может и передумать, ехала в Знаменское. В голову лезли всякие мысли, так как она знала, что покойный граф Илья Андреевич Толстой, папенька Николая Ильича, был добрым, хлебосольным человеком, но маменька Пелагея Николаевна – женщина капризная и с характером. Княжна понимала, что Николай не мальчик, всё могло произойти, и была готова к любому ответу. Она даже на предложение горничной Тани надеть новое платье грустно заметила:
– Всё равно краше не стану!
– Княжна, Мария Николаевна, пожалуйста, хотя бы новый чепец примерьте. И всё-таки новое платье надеть надо. Событие в вашей жизни грандиозное.
– Состоится ли оно? – прошептала княжна.
– Обязательно произойдёт! – с уверенностью произнесла горничная Татьяна.
– Ну, так и быть, давайте одеваться.
День был жаркий. Распустившаяся листва благоухала майским ароматом, и, вздохнув, княжна вспомнила, как прекрасно сейчас в Ясной. Коляска ехала не спеша, и Мария, радуясь теплу и солнцу, успокоилась.
– Что же вы, дева, так несерьёзны? – с добрым укором попеняла Екатерина Александровна.
– Разве уже приехали? – как будто не поняв, о чём речь, проговорила Волконская.
В гостиную она вошла уверенной походкой и, поприветствовав присутствующих, села в кресло. По виду старой графини Толстой княжна поняла, что она всё ещё надеется, что сын передумает. Но выбор его был твёрд. Он с открытой улыбкой подошёл к Волконской, и она окончательно поняла, что граф скоро станет её супругом.
Привыкшая жить с мужем на широкую ногу, ни в чём себе не отказывая, всегда находясь в центре светского общества, старая графиня видела и понимала, что у дочерей жизнь счастливо не сложилась и детей у них нет. И вот теперь любимый сын женится на пожилой княжне, к тому же не красавице. Да разве о такой партии мечтала она?! Пелагея Николаевна была вне себя от негодования на графа Фёдора, который посоветовал её сыну Николеньке обратить внимание на Волконскую.
«Именно её папенька, князь Николай Сергеевич, с неким предубеждением относился к нашей жизни и никогда не посещал нас. А тут граф Фёдор имел наглость рекомендовать моему сыну взять в жёны княжну Волконскую! Да, мы разорены, но это не значит, что Николя должен жениться на первой встречной. Разве он не достоин другой партии? – с возмущением думала графиня и в то же время сознавала, что сейчас не в силах что-либо изменить. – Илья, как с тобой было хорошо! Но стоило тебе закрыть глаза, как на нас навалились беды, даже из Казани пришлось уехать, и кредиторы, как ретивые псы, набросились на Николая. Он, слава Богу, не ропщет! Теперь же сын вынужден жениться на этой княжне, и Танинька уехала от греха подальше. А главное, что он задумал, то сделает, и переубедить я его не смогу. Даже в Казани на него заглядывались молодые богатые девицы. На мои намёки он заявил, что любит только Татьяну и, кроме неё, его никто не интересует».
Гостей было немного. Семья князей Трубецких, князь Сергей Дмитриевич Горчаков. Был приглашён домашний священник отец Пётр. В малой гостиной перед иконами зажгли свечи, и началась молитва с целования икон. Отец Пётр, взяв икону в руки, благословил жениха и невесту, а также старую графиню Пелагею Николаевну, которая горько заплакала. Она хотела что-то произнести, но спазмы сжали её грудь, и подступивший кашель так захватил её, что она ушла в другую комнату. Собравшиеся терпеливо ждали, пока она успокоится, а княжна Мария мгновенно вышла за ней следом и, взяв стакан с водой из рук горничной, подала Пелагее Николаевне, причём смотрела на неё с таким добрым участием и, обняв, возвратилась в малую гостиную. Сын, встав перед матерью на колени, попросил благословить его, следом за ним встала на колени княжна Мария и, склонив голову, с чувством произнесла:
– Маменька! Не прошу у вас ни злата, ни серебра, а прошу у вас Божьего благословения.
Старая графиня была растрогана и со слезами ответила:
– Бог благословит Божие творить!
Теперь, после помолвки, свадьба надвигалась неотвратимо, и старую графиню поразило то, что Николай никого не замечал, кроме княжны Марии. Сегодня, находясь в имении Трубецких, она увидела молодых девиц и была уверена, сделай он предложение одной из них, отказа ему бы не было! Чудны дела Твои, Господи! И она, чтобы не выдать своего невольного разочарования, на несколько минут вышла из гостиной, решив осмотреться. Почему на старости лет ей не улыбнулось счастье в детях? Почему всё ушло в небытие? Ей хотелось поговорить, излить душу, но не с княгиней же Трубецкой говорить о своих переживаниях. Оказывается, она тоже приложила руку и убедила её сына жениться на этой княжне. Ей хотелось встать и уйти из этого дома, но Николай не простит её, а посему надо терпеть! Старая графиня забыла, что сама в молодости уже ни на что не надеялась и вдруг была сосватана с графом Ильёй Толстым, вышла замуж старой девой и прожила неплохую жизнь!
Свадьба
В день свадьбы, 9 июля 1822 года, княжна Мария настолько была поглощена происходящим, что даже на вопросы окружающих отвечала невпопад. Она как будто не верила, что это происходит с ней. Ей казалось, что всё это – сон и он вот-вот оборвётся. Она знала, что родственников на свадьбе будет мало, да и не это беспокоило её. Умом она понимала, что помолвка состоялась и всё должно пройти хорошо, но в глубине души жила какая-то непередаваемая тревога. Это, видимо, были отголоски того недоброжелательства, которое выказали ей Волконские, как они выражались, «за её расточительность и безрассудство», хотя Мария была уверена, что всё сделала правильно. И, конечно, возражение маменьки графа Николая против его брака с княжной.
От ненужных дум княжна освободилась, только стоя у аналоя в храме святых первоверховных апостолов Петра и Павла в Ясенево. Когда священник, отец Пимен, проводивший обряд венчания, спросил о её согласии вступить в брак, она улыбнулась и громко произнесла: «Да!» Она как бы воочию увидела стоящего рядом с ней жениха, графа Николая Толстого. Обмениваясь кольцами, она по-настоящему стала осознавать себя счастливой. А когда священник спросил её: «Имеешь ли, Мария, свободное и доброе желание и твёрдое намерение взять себе в мужья сего Николая, которого здесь перед собою видишь?» – княжна уверенно ответила: «Имею, честный отче». И в этот миг граф Николай, пристально взглянув на Мари, заметил, что она стала как будто выше него, а главное, переменилось лицо: сосредоточенное, покрытое выступившими пятнами, вдруг преобразилось в нежный румянец, а глаза излучали такую нежность, что он замер, любуясь ею. Причём засмот