релись на неё и окружающие. Граф Пётр Александрович Толстой что-то шепнул на ухо своей супруге, и та, бросив взгляд на невесту, улыбнулась ей, новой графине Толстой, аккуратно надевавшей золотое кольцо на палец жениха.
На следующий день молодые отправились в имение графини Марии, в Ясную Поляну. Ехали не торопясь, благо погода располагала к тому, да и в пути стремились отдыхать не на постоялых дворах. Давая отдых лошадям, располагались в стороне от тракта, в ближайшем лесу, раскинув семейный лагерь, и только на четвёртые сутки подъехали к своему имению. Здесь их уже ожидали, и старый княжеский оркестр встретил молодых весёлой музыкой и песнями.
Посвистывают флейты, бубнят валторны, вздыхают фаготы, гремит барабан. Музыканты, наряженные крестьянские девки и парни с весёлыми плясками и песнями встречали свою молодую хозяйку и её красавца мужа. Всё это было неожиданно, так светло и трогательно, что графиня Мария от радости прослезилась, а Николай Ильич был так умиротворён, будто почувствовал себя в своём любимом полку, и даже старая графиня Пелагея Николаевна, не ожидая такого приёма, направо и налево раздаривала улыбку окружающим.
Часть четвёртаяЖизнь в Ясной Поляне
После свадьбы
Сразу после свадьбы граф и графиня Толстые поселились в Ясной Поляне. Николай Ильич полностью погрузился в хозяйственные дела покойного тестя, с каждым днём убеждаясь, как он рационально и толково руководил своими немалыми имениями. Граф обратил также внимание, что вся мебель в доме сделана руками яснополянских умельцев, а папенька всю мебель заказывал за границей и даже, как ни смешно, бельё стирать отправлял в Голландию. Как же тут было не разориться? И самое главное, князь Волконский не полагался на бурмистров и управляющих, а сам скрупулёзно вникал во все дела, и поэтому с каждым годом яснополянская усадьба разрасталась и процветала. Граф Николай начал достраивать дом. Как управляющий, так и дворня, крестьяне убедились, что барин может строго спросить, но при крайней необходимости оказать и посильную помощь. Граф Николай Ильич заметил, как комнатная горничная Федора пыталась строить ему глазки, а однажды, задержавшись в малой гостиной, позволила себе выразить молодому хозяину своё расположение. Вызвав управляющего Воробьёва, он приказал немедленно заменить горничную.
– Николай, объясните мне, в чём провинилась горничная Федора? – спросила жена.
– А вы, дорогая моя, поинтересуйтесь у неё сами.
Графиня вспомнила, как порой независимо вела себя с ней эта женщина при папеньке, а теперь, видимо, пыталась завоевать расположение её мужа. Экономка Прасковья Исаевна не постеснялась попенять Федоре:
– Достукалась, голубушка, думала, что и молодой барин приголубит тебя! Ошиблась. Ступай туда, где определено тебе новое место.
– А вы и рады, что меня ссылают! – с горечью проговорила горничная.
– Просто понимаю, что давно пора, – словно отрезала Прасковья Исаевна.
Чем кропотливее вникал в дела граф Толстой, тем больше понимал, что старый князь Волконский везде сам руку приложил, управляющие и бурмистры были непосредственными исполнителями его воли и он постоянно их контролировал. Он также видел, что и его жена Мари обладает немалыми знаниями и хорошо разбирается в своём сложном яснополянском хозяйстве, и ещё раз убедился, что выбор доброй подруги и хозяйки его дома был правильный.
Граф Толстой сидел в кабинете, изучая документы. Он настолько погрузился в работу, что не заметил, как к нему в кабинет вошла Мари:
– Прости, дорогой, что отрываю тебя от дел, просто хочу показать тебе свои девичьи тетради.
– Это, право, Мари, интересно.
Он открыл, внимательно стал читать её записи и увидел нарисованный цветок, похожий на василёк, прочитал: «Центауреа». Взглянув удивлённо на жену, воскликнул:
– Так это василёк!
– Всё правильно, это его научное название. Растение с прямым разветвлённым стеблем высотой от пяти до двадцати вершков. Соцветия ярко-синие, фиолетовые, розовые и пурпурные. Цветёт с июня по сентябрь.
Николай повернулся к ней и с жаром заговорил:
– У нас в белёвском имении Поляны было множество цветов и плодовых деревьев. Но всем хозяйством заведовал управляющий. Был садовник, но родители, а уж тем более мы, дети, никакого отношения к этому не имели. Сейчас, знакомясь с бумагами, – и вот подтверждение, твои тетради, – я как никогда понимаю, что батюшка твой очень серьёзно относился к ведению хозяйства и вас приучал к этому, и это прекрасно.
Слушая его рассуждения, графиня от души была растрогана, что её мужу это интересно и он серьёзно вникает в сложное яснополянское хозяйство, а главное, относится к ней с душевною теплотой и лаской. Обняв мужа, Мари попросила его выйти прогуляться в саду, и он с улыбкой исполнил её просьбу.
Рождение сына
Мечты графа Николая Ильича о тихой семейной жизни осуществлялись. В июне 1823 года, как раз накануне его именин, родился сын Николенька, или, как ласково называла его Мари, Коко. С утра в семье каждый был занят своим делом: Николай принимал управляющего и вместе с ним обходил и проверял выполненные работы, а Мари занималась чтением, переводами и писанием, но большую часть времени уделяла своему дорогому малютке.
Теперь основной задачей графа Николая стало рассчитаться с долгами и по возможности выкупить потерянные имения. Дела в Сенате продвигались медленно, и Толстой время от времени наведывался в Москву. Лето стояло дождливое. Уже дважды он откладывал поездку, сознавая, что по непролазной грязи проехать будет непросто. Проснувшись рано утром, заметил, что дождь прекратился, и, хотя в воздухе было всё напоено влагой, ещё мокрая, тяжёлая пыльца окутывала землю и ноги разъезжались в жидкой грязи, он приказал закладывать карету. Заглянув в детскую, увидел, что Мари с маленьким спят, не стал её будить и отправился в путь. Дорога была трудная, иногда колёса погружались по самые оси, и только на вторые сутки, к вечеру, он въехал в Белокаменную.
На следующее утро Толстой проснулся с головной болью, все члены ломило после той тряски, которую он испытал в дороге, и чувствовал он себя словно спелёнутым в мешке. В номер вошёл его хороший приятель Калошин со словами:
– Поднимайтесь, граф-солдат, вас ждёт Сенат!
Он передал Николаю письмо от жены. Граф внимательно прочитал его и пробежал ещё раз. Мари просила не забывать её. «О чём разговор, – подумал он, – если я постоянно думаю о семье».
Вечером Толстой был в Русском театре на водевиле «Раннее утро в городе». Он настолько увлёкся игрой актёров, что старался не пропустить ни одной реплики героев. Хотел поделиться своими размышлениями об увиденном с рядом сидевшим свояком, господином Юшковым, но тот был увлечён разговором со своей спутницей. «Зачем ходить в театр, когда можно было остаться дома и беседовать сколько душе угодно?» К нему подошёл Фёдор Иванович и предложил проехать в Английский клуб, но Николай отказался.
Графиня Толстая подружилась с сестрой своего мужа Александрой. Полину она видела редко, так как та с супругом жила в Казани, но с Александрой сразу же нашла общий язык и очень сочувствовала ей, что брак её не удался, так как муж её, барон Остен-Сакен, оказался человеком душевнобольным, и жить с ним было невозможно. Он пытался зарезать Александру, и ей чудом удалось вырваться из его рук. Мария Николаевна пыталась утешить Александру, избавить от того душевного и физического потрясения, которое пришлось ей пережить с больным мужем, и с большой теплотой относилась к приёмной девочке Пашеньке, которую воспитывала Александра.
Откровение сестры Алины
Как-то в конце обеда старая графиня, обратившись к сыну, проговорила:
– Николай, я очень хотела бы увидеть у себя Татьяну Ёргольскую, ведь она нам не чужая, считай, полжизни прожили вместе. Она мне как дочь.
Николай Ильич, не ожидавший такого предложения, растерянно молчал, видимо не зная, что ответить маменьке.
– Николай, а давайте напишем письмо и пригласим Татьяну Александровну к нам в гости, – произнесла графиня Мария Николаевна.
Граф сразу же ушёл к себе. Александра, понимая состояние брата, взяла невестку за руку. Пройдя в её комнату, усадила рядом с собой и стала рассказывать о всех перипетиях борьбы с маменькой брата Николая и Татьяны Ёргольской.
– Её четырнадцатилетней девицей привезли наши родители в свой дом, так как от неё после смерти матери отказался отец.
Рассказала об их зародившейся любви и о том, какой в доме разразился скандал, когда Татьяна отказала сватавшемуся к ней гусарскому полковнику Юшкову. А тот, недолго думая, посватался к её сестре Полине. И та, дурёха, согласилась, при этом затаив жгучую обиду на Татьяну, хотя она тут ни при чём.
– Вы, Мари, не бойтесь Татьяну, она светлой души человек. Маменька предупредила Татьяну, что никогда не позволит сыну жениться на ней. Узнав, что Николай принял решение сделать вам предложение, Татьяна заверила, что освобождает его от данного ей слова и он совершенно волен поступить так, как считает нужным, а сама уехала к своей сестре Елизавете.
Слушая золовку, графиня Мария поняла, какую тяжёлую драму пришлось пережить её мужу и какие муки он испытал в связи с запретом маменьки жениться на любимой девице. Она не осуждала мужа, поняв, что творилось в его душе. Мария Николаевна была благодарна Александре, что она поведала без прикрас, а главное, без злорадства и зависти историю, которую и сейчас переживает Николай. Разумеется, эта любовь в нём не угасла, но молодая графиня поняла, что при встрече Татьяна не позволит себе в её доме завести интрижку, будет вести себя достойно, на правах родственницы, и это её успокоило.
После обстоятельного разговора с золовкой Мари прошла в кабинет к Николаю и, положив перед ним письмо к Татьяне Ёргольской с приглашением в гости, поинтересовалась, считает ли он нужным что-либо добавить. При этом граф не увидел в поведении жены ни тени сомнения или какой-либо настороженности. В её словах наблюдались спокойствие и уверенность, что ничего необычного не произошло. Оставшись один, он прочёл написанное женой и уверенно, взяв в руку перо, дописал: «Приезжайте, Туанетт, маменька и моя семья будем рады вас увидеть!» – и тут же, вызвав лакея, приказал отправить письмо на почту.