Вскоре пришёл ответ от Ёргольской, в котором она благодарила графа Толстого за приглашение и сообщала, что в данный момент приехать не сможет, так как больна сестра Елизавета Александровна. Как только ей станет полегче, она обязательно навестит маменьку и домочадцев.
Приглашение от графини Марии
Получив письмо из Ясной Поляны с незнакомым почерком, Ёргольская подумала, что послание пришло для сестры, и, не распечатывая, передала его Елизавете, но та, пробежав глазами первые строки, вернула Татьяне со словами:
– Тебя в гости ждут Толстые, маменька хочет видеть тебя.
– А ведь меня приглашает сама Мария Николаевна, удобно ли будет мне там появиться?
– В гости съездить можно, а там сама увидишь, как тебя встретят!
– Вы правы, Элиз, но пока я ехать воздержусь.
– Подожди, время покажет!
Думы одолевали Ёргольскую. Она вспомнила то время, когда в слезах расставалась со своими родными четырнадцатилетней девушкой, уезжая в новую семью и не ведая, как дальше будет жить. Толстые приняли её как свою, пока Пелагея Николаевна не заметила, что сын Николай полюбил её. Она вспомнила, как трогательно и нежно он ухаживал за ней, как краснел, когда невзначай их руки соприкасались, как за столом старался передать ей ту или иную сладость. Она впервые именно от него, Николая, ощутила заботу и внимание, которых не получала даже от братьев, занятых своими играми и интересами. Размышляя о приглашении в гости, Татьяна не хотела встретиться с подозрительностью и недоверием жены Николая, так как всем своим существом желала ему только одного: чтобы в его семье царили доверие и спокойствие. Она знала, что Пелагея Николаевна была против брака Николая с княжной Волконской. Зная капризный характер старой графини, Татьяна, конечно, не допускала, что та будет строить козни против его жены, а там Бог её знает, что у неё на душе. К маменьке ехать, разумеется, придётся, а поэтому надо собраться с духом.
Возвращение Ёргольской
В один из тёплых осенних дней Ёргольская увидала с балкона, что к их дому в Покровском подъезжает знакомый дормез. «Никак маменька сама надумала навестить меня», – с волнением подумала она.
Николай помогал женщинам вылезти из кареты.
Татьяна находилась на балконе в некоем оцепенении. Хотя и понимала, что не совершила ничего недостойного, выйти к гостям у неё не было сил. И тем не менее надо было преодолеть этот барьер и спуститься вниз.
– Ты что же, сударыня, умчалась ненадолго, а сама и носа не кажешь. Или обиделась на меня? – с улыбкой произнесла Пелагея Николаевна. – Считай, голубушка, не один год под одной крышей жили.
– Вы, правы, маменька, – покраснев, тихо произнесла Ёргольская.
– Не сердитесь на неё, маменька, она исправится и скоро приедет к нам, – добродушно произнесла графиня Мария Николаевна, и Татьяна, подняв глаза, заметила в выражении лица жены Николая столько открытости и доброты, что почувствовала: эта дама неспособна на интриги и они должны подружиться.
– Тётенька, не гневайтесь на Татьяну, я немного прихворнула, а она оказывает мне посильную помощь и чуть позже обязательно навестила бы вас.
– Ладно, ладно, я старая, не хвораю, а вы всё находите какие-то болезни. Татьяна, я больше отказа не принимаю, – категорически произнесла старая графиня, – и в ближайшее время хочу видеть вас в Ясной.
– Обязательно приеду, маменька, – заверила её Ёргольская.
…С первых дней знакомства с семьёй графов Толстых княгиня Варвара приглядывалась к домочадцам. Она видела, что Мари по-настоящему счастлива. И было отчего. Граф Николай Ильич был человек не только домовитый, но и, в отличие от своего покойного папеньки, деловой. Он стремился сам вникать во все хозяйственные дела. Неслучайно утверждала Мари, что Николя чувствует себя так уверенно и покойно, как будто находится в своём полку и знает, что будет делать сейчас, завтра и через месяц. Ему бы только вернуть батюшкины имения и заиметь побольше детей. К Мари он относился с большой нежностью и заботой. Граф Николай также боготворил маменьку, и она, понимая это, вела себя очень капризно, считая, что так и должно быть.
В дом возвратилась и Ёргольская. С первой минуты встречи графиня Мария с большим интересом и скрытой настороженностью наблюдала за ней. Графиня хорошо понимала, что не соперница Татьяне, а вскоре сумела оценить её высокую нравственность и чистоту помыслов. Для Татьяны Александровны существовал только один закон – закон любви к ближнему. Туанетт не была красавицей, и тем не менее она всем нравилась. Большие чёрные глаза, исполненные огня, особенно в оживлённом разговоре. Когда она поднимала их к небу в невинном восторге, лицо её необыкновенно оживлялось и виделись ум, откровенность. Прелестнейшая улыбка буквально привязывала собеседника, и он, очарованный, слушал и восхищался её суждениями. В обхождении её была живость, смешанная со стыдливостью, острота – со скромностью, ласковость – с большой откровенностью. В ней ничего не было пафосного и ложного. Уставы добродетели, дружбы и любви были начертаны в её сердце. И сейчас, приезжая в гости к графам Толстым, она с пиететом относилась к маменьке, графине Пелагее Николаевне, а также ко всем домочадцам.
Вскоре обе женщины весело беседовали, находя по разным вопросам одинаковые точки соприкосновения. Неслучайно именно Туанетт становится ближайшим другом графини Марии, без которой та скучает и всегда рада её приезду в Ясную. Это видно из тех немногочисленных писем, которые остались в архиве графини Марии. В одном из них она писала: «Как вы можете думать, милая Туанетт, что я могу вас забыть или не думать о вас, когда у меня приятное общество? Вы знаете, что с раз я полюбила, ничто не может вычеркнуть из моего сердца дорогих мне людей…» В другом письме она продолжает: «Мне легко говорить с вами, дорогая Туанетт, о моей материнской любви; ваши дружеские чувства ко мне и ваша любовь к моему сыну-птенчику позволяют мне думать, что, говоря о нём, я доставляю вам столько же удовольствия, сколько и самой себе». И поэтому приезд в Ясную Татьяны Александровны всегда становился праздником как для графини, так и для её детей.
Неприятности в семье
В последнее время графиня Мария была очень огорчена своей болезнью и выкидышем. Граф даже не поехал на охоту, сославшись на серьёзные дела, которые его ожидают. И вот такое несчастье. Правда, доктор Беер заверил, что на последующих родах это не отразится и в дальнейшем всё должно быть хорошо. «Дай-то Бог! Слава Небу, что у нас уже есть Коко, от которого все без ума. Даже иногда маменька любит позабавиться с ним, а он, чтобы, видимо, понравиться бабушке, под пение кормилицы или няни часто пляшет перед ней».
Но настроение Мари продолжало быть дурным, и однажды даже маменька заметила: кто злится на свою боль – тот непременно её победит.
– Я в этом не сомневаюсь, но вы понимаете, как Николаю тяжело?
– Он сильный, советую тебе успокоиться.
Стоял октябрь, но погода была безветренная и сравнительно тёплая. Графиня много гуляла, уходя в ближний лес, где в полянах было по-особенному уютно и тепло. И самое главное, она нашла несколько больших спиленных пней за кустами, на которых можно было иногда спокойно посидеть, а потом выйти на аллею и идти дальше.
Как-то, гуляя и присев отдохнуть на своём пне, графиня ненароком услышала разговор мужа с Юлией Огарёвой, которые спокойно прогуливались по аллее.
– Я сочувствую вашему несчастью, Николай, и вы знаете, с каким пиететом отношусь к вам.
– Спасибо, Жюли, на добром слове, но пиетета в мой адрес никакого не надо, – резко произнёс он.
Графиня Мария, несколько опешив, даже хотела окликнуть их, но, подумав, решила, что лучше промолчать. С первых дней замужества она видела, какими глазами Огарёва смотрит на её мужа, но не придавала этому никакого значения, хотя и хорошо осознавала, к чему Юлия клонит. И сейчас пылкие слова, брошенные Огарёвой в адрес Николая, были им на корню пресечены. Это пролило бальзам на её душу.
Выйдя замуж за графа Николая Толстого, Мария Николаевна обрела новую семью и с открытой душой и любовью стала относиться к родственникам мужа. Она видела и понимала, что мать мужа относится к ней свысока, так как была недовольна решением сына, но с первой минуты она не замечала ни капризов старой графини, ни её высокомерного отношения к себе. Поняв, что семейная жизнь не сложилась, сестра мужа Александрин вынуждена была вернуться в родительский дом. Графиня Мария отнеслась к золовке с пониманием и лаской и всеми силами своей открытой души пыталась успокоить её.
Младшую сестру её мужа, Полину, она видела редко, так как та вместе с мужем Юшковым жила в Казани. Но самым большим другом, как ни странно, стала для графини Марии свояченица семьи Толстых Татьяна Ёргольская. Она знала, что в юности Татьяна влюбилась в Николая и осталась предана ему, хотя он и женился не на ней, а на княжне Марии. Несмотря на то что ей делал предложение господин Юшков и другие молодые люди, она осталась предана любимому человеку. Графиня Мария увидела в Ёргольской даму не только глубоко порядочную и искреннюю, но и по-своему героическую, для которой счастье и спокойствие любимого человека было свято. Графиня Мария оценила это, всей душой полюбила Татьяну Александровну и всегда была рада её видеть. А главное, они обе одинаково смотрели на жизнь и привязались друг к другу.
А когда Ёргольская уезжала навестить свою сестру Елизавету, графиня Мария постоянно писала ей, рассказывая о жизни своей семьи: «Дорогой друг! Прошла уже неделя, милая Туанетт, с тех пор как вы уехали, и, признаюсь, без вас мне кажется, что время течёт медленно». Или: «От всей души целую вас, вся ваша Мария гр. Толстая. Как вы можете думать, милая Туанетт, что я могу вас забыть или не думать о вас, когда у меня приятное общество? Вы знаете, что раз я полюбила, ничто не может вычеркнуть из моего сердца дорогих мне людей. Я знаю, что вы привыкли забывать о себе и думать только о других». По словам Марии, Туанетт прина