Туанетт. Том 1 — страница 33 из 43

– Представляете, он выдержал даже больше минуты! – с восхищением заметил Митя.

– Как ты узнал?

– Очень просто. Как он лёг на кучу, я досчитал до шестидесяти девяти.

Лёва, потрясённый увиденным, в разговор с братьями не вступал. Для того чтобы удостовериться, он подбежал к куче и сунул в неё палец. Почувствовав укус муравья, похожий на ожог, понял, какую боль испытал дядька, и побежал догонять братьев. Ему очень хотелось рассказать Маше об этом, но это была тайна, и он молчал. Дня через два Лёва услышал, как папа́ обсуждал с бабушкой метод лечения муравьями.

– Надо быть тронутым умом, – говорила старая графиня, – чтобы забраться в муравьиную кучу.

– Понимаете, маменька, у Николая Дмитриевича такая сильная боль сковала поясницу, что ни лечь, ни встать. Вот ему наш эскулап и посоветовал такой метод лечения. Разумеется, он не для слабонервных.

– Ну и как он сейчас?

– Говорит, всё как рукой сняло!

– Что ж, коль выдержал, молодец!

Размышления Лёвы

Лёва проснулся и некоторое время лежал с закрытыми глазами.

Братья уже тихо переговаривались. И вдруг он услышал, как Серёжа спросил у Николеньки:

– Как вы думаете, папа любит больше меня или Лёву?

– О чём вы, Серёжа? Для него мы все – его дети, а значит, – все равны. Это подобно вопросу, какой на руке вам палец дороже и нужнее. И ответишь: «Они все мне нужны». Другое дело, что папа иногда восхищается сообразительностью Лёвы, как-никак он на два с лишним года младше тебя, и в таком возрасте это существенно.

– А я что, плохо соображаю? – не унимался Серёжа.

– Никто этого не говорит, просто это надо понять как данность!

– А ежели я не желаю понимать?

– Это уже неразумно, – назидательно произнёс Николенька.

Услышав разговор старших братьев и поняв, что Николенька защищает его и внушает Сергею, что папа любит всех детей одинаково, Лёва задумался. Его задели слова среднего брата, что Серёжа красив, а он – нет. Это же ненароком услышал он и от бабушки, которая сетовала, что Лёвочка не так красив, как добр и умён.

«Как же я буду жить дальше, ежели не обладаю той красотой, какая есть у Серёжи? Ну, я ведь не девочка», – продолжал размышлять он и, отвернувшись к стене, сделал вид, будто только что пробудился. Николенька заметил, что Лёва уже проснулся, и, вероятно, слышал его разговор с Серёжей, но вида не показал, хотя весь день был задумчив и не особенно рвался играть с братьями.

Несколько дней спустя Лёва, подойдя к тётушке, спросил:

– Туанетт, скажите, я очень страшный?

– С чего ты взял, ангел мой? Мальчик ты обаятельный, а красивым мужчине быть необязательно.

– Но папа и Серёжа красивые!

– Повторяю: важно быть рассудительным и добрым, а не самовлюблённым нарциссом, каковым иногда бывает Сергей. Ты понял меня, мой дорогой?

– Да, Туанетт!

– Вот и славно, а расстраиваться по таким пустякам не стоит.

– Николенька, скажите мне, друг мой, почему Лёвочка переживает, что он некрасив?

– Понимаете, милая Туанетт, на днях Сергей заявил, что он красавец и что папа больше любит Лёву, а не его.

– Вздор какой-то.

– Вот и я о том же, но Лёвочка восхитил меня своим тактом. Нам казалось, что он не слышал нашей беседы, а, как я понял, он всё слыхал и не вступил в спор.

– Это как раз и убеждает меня, что он большой молодец! Как-то Николай Ильич, проходя мимо детской, услышал выразительный голос старшего сына Николеньки, который с упоением о чём-то рассказывал братьям. Они, подобно цыплятам, внимали каждому его слову. Граф заметил великое сходство старшего сына с покойной женой. Оно заключалось не в лице и не в фигуре, а в неуловимых жестах и выражениях, а больше всего – в той увлекательной манере фантазировать и рассказывать различные истории. И ещё когда Мари сосредоточенно думала, она невольно правой рукой водила по лбу, словно заставляя мозги возбуждаться и сосредоточиваться, чтобы чётко и ясно выразить мысль. Так и Николенька, если вдруг на минуту запинался или задумывался, невольно, как его покойная маменька, проводил правой рукой по лбу и через мгновение продолжал рассказывать, словно переворачивал страницу в читаемой книге.

На охоту

Большим событием в семье Толстых было, когда папа выезжал на охоту. Сборы проходили не один день. Проверялись ружья. Камердинеры отца и большие охотники Матюша с Ванюшей чувствовали себя именинниками – они в это время проходили в кабинет отца без доклада.

Самый большой восторг испытывал Николенька, которого папа впервые брал на охоту. И хотя Николенька старался вести себя скромно и не задаваться, но, как выражался Серёжа, непередаваемая радость светилась не только в его глазах, но и во всех движениях.

– Папа, а скажите, пожалуйста, где осенью прячутся зайцы? – поинтересовался Николенька во время обеда.

Николай Ильич, словно оторвавшись от своих дум, улыбнулся и спросил:

– Озими и жнива, кажется, уже покрывались морозом?

– Если не ошибаюсь, папа, уже были два или три небольших морозца, да и листва сыплется, как осенний дождь.

– Вот-вот, и слой от падающих листьев становится всё толще. В это время заяц стремится найти спокойную лёжку и больше всего предпочитает устроиться в водомойнике. В более глухую погоду он почти не слышит ни топота лошади, ни шума приближающегося охотника. Помню, однажды собака подбежала к самому косому, а он и ухом не ведёт. Видимо, так хорошо устроился, что подниматься ему совсем не хотелось.

– И вы, папа его руками поймали? – спросил Лёвочка.

– Нет, он вдруг как прыгнет на меня, что я даже присел, и с такой скоростью понёсся, что собаки еле-еле его догнали.

– Лучше бы не поймали, – с сожалением заметила маленькая Маша.

– Тогда и на охоту ходить не надо, – безапелляционно констатировал Серёжа.

– Папа, а правда ли, что ястреб может задрать зайца?

– Да, если он облюбовал себе логово в поле, то ястреб своим острым взглядом обнаруживает его и бросается на русака, прямо на его логово, и начинает долбить клювом в голову, пока заяц не ослабеет, тогда скогтит его обеими лапами и задирает. Как-то на охоте ястреб стал бросаться на бегущего русака. Но тот оказался не из робкого десятка: перевернулся на спину и стал отбиваться всеми четырьмя лапами.

– И охотники его не защитили? – вновь, не выдержав, чуть не со слезами спросила Машенька.

– Вот что значит девчонка! Как вы не поймёте, Маша, это же охота! Тем более что ястреб тоже кушать хочет.

– Ну а русак спасся или погиб? – поедая глазами папа, с нетерпением спросил Лёвушка.

– Он вырвался из лап ястреба и побежал во весь опор. Ястреб взмыл в небо и снова стал приноравливаться, чтобы напасть на зайца, нависнув над ним и чуть не касаясь его спины. И тут русак заметил спасительные кусты, нырнул туда. Густого леса ястреб боится, так как может разбиться о сучья. Ну а мы уже преследовать его не стали, тем более что в тот год и без него в поле было много русаков.

Рано утром папа с Николенькой и охотниками уехали в поле, как они сказали, дня на два-три. За окном лил осенний холодный дождь. Без Николеньки было грустно, дети уже собрались ложиться спать. Вдруг к дому подкатила кибитка, и папа с собакой Милкой на руках вошёл в дом.

– Что произошло? – с тревогой в голосе спросила Туанетт.

– С Милкой произошло что-то непонятное: она обнаружила нору лисицы и полезла туда. Лисица её укусила и, видимо, ударила несколько раз. Матюша полез в нору и еле вытащил оттуда Милку. Она так жалобно скулила, что я не выдержал и решил сразу же ехать домой.

– А лисица?

– Её из норы выкурил Ванюша и живой привезли. Я приказал посадить её в вольер, пусть дети посмотрят завтра.

Через несколько минут пришёл псарь Николай Иванов и, осмотрев собаку, констатировал у неё двойной перелом ноги: «Я бы посоветовал её усыпить!» Услышав это, Николай Ильич, взяв Милку на руки, ушёл к себе в кабинет. Лёва с Машей, несмотря на поздний час, без разрешения побежали к папа и стали уговаривать его не усыплять Милку.

– Лёвочка, а почему бы нашей собачке Милке не поспать? Вы помните, когда я болела, мне нянюшка всё время твердила: «Вы, деточка, поспите – и быстрее подниметесь». Так и Милочка поспит и поправится.

– Машенька, вы совсем непонятливая: усыпить собачку – значит её убить! – назидательно произнёс Серёжа.

– Какой же вы, Сергей, кровожадный! Может быть, я об этом и знала, но просто успокаивала себя.

– Дети мои, я сам этого не желаю, но посмотрите, как она страдает.

Всегда весёлая, готовая играть с детьми, сейчас собака лежала на диване,  ко всему безучастная. Лёвочка осторожно хотел погладить Милку, но стоило ему чуть прикоснуться к ней, как она жалобно заскулила, и дети от жалости тоже заплакали. На следующий день из Тулы приехал ветеринар и сказал, что нога не срастётся. Несколько дней дети не отходили от собачки, но лучше ей не становилось. В один из дней было приказано Милку унести.

Через несколько дней Николенька рассказал, что на своей первой охоте он сумел затравить только одного русака.

Грумант

Дети были с утра возбуждены. Во время завтрака то Лёвочка, то Митя постоянно оборачивались, чтобы посмотреть в окно, не подъехал ли жёлтый кабриолет, чтобы ехать в деревню Грумант. Она находилась в трёх вёрстах от Ясной Поляны. Там был скотный двор, построенный дедом. Домик стоял за деревушкой в несколько дворов, в очень красивом месте, с видом на вьющуюся по долине реку Воронку. Рядом над оврагом бил холодный ключ, откуда каждый день возили воду в барский дом. Тут же находился глубокий проточный пруд с разными видами рыб. Серёжа попросил краюшку хлеба, чтобы покормить их в пруду. С вечера учитель Фёдор Иванович подготовил удочки для рыбной ловли, и дети в предвкушении поездки с нетерпением ждали кабриолет.

– Едет, едет! – с восторгом закричал Лёвочка и побежал к крыльцу.

– Куда же, милок, так спешишь?