– Мы, Исаевна, сейчас уезжаем в Грумант.
– В Угрюмы, – невесело заметила она. – И чего же там хорошего, только и страху, что волки воют.
– Разве там живут волки? – с удивлением спросил Николенька.
– Не знаю, как сейчас, а когда старый князь меня загнал туда, волчий вой частенько приходилось слышать. Помню, в одну зимнюю ночь матёрый волчара задрал овцу. Князь прислал охотников, а он, леший, видимо, почувствовал и ретировался. Одного забили, и в энту зиму вой прекратился. А на следующую зиму они пришли уже осенью.
– Так там не один волк был?
– Само собой, они стаями живут. Находился с нами в Угрюмах мужичонка один, Мефодием его кликали. Бывало, хлебнёт зелья – и море ему по колено. Услышал волчий вой, схватил вилы – и в лес. Бабы пытались остановить, но без толку.
– И что?
– А то. Одного волка он заколол, а остальные задрали его.
– Теперь, Исаевна, я понимаю, почему вам так неповиделся Груман, – сказал Тихон.
– Ничего-то, Тихон, вы не понимаете. В молодости Бог сподобил полюбить вас, и я по глупости бросилась в ноги старому князю за разрешением обвенчаться с вами. А он не только запретил мне думать об этом, но и сослал на скотный двор, чтобы я одумалась.
– Человек, Исаевна, предполагает, а князь располагает! Наш генерал спужался, что пойдут дети, а вы знаете, как он к детям относился: как только от него у наших дев ребёнок рождался, он его сразу же отправлял в Воспитательный дом, да и свою дочь Марью, Царство ей Небесное, в такой строгости держал, что не каждая и выдержала бы. А как он её стерёг, чтобы замуж при его жизни не вышла! Раз, помню, какой-то вертопрах с родителем приехали свататься. Княжна с компаньонкой сидели в гостиной. Рассказывали, он поздоровался – и всё внимание компаньонке. Княжна минут пять посидела и ушла к себе. Родитель пришёл объясняться к князю, а у него разговор короткий: чего, мол, вы от меня хотите, дочь не принимает, значит, прощевайте.
– Не заговаривайте мне зубы, Тихон, ведь я правда думала, что люба вам, и даже, когда уезжала в Угрюмы, надеялась, что вы с князем поговорите, а вы ни гу-гу.
– Да что я? Он как скала, его не сдвинешь и не переубедишь!
– Было бы огромное желание – переубедили бы. Вон Татьяна Вязальщица сумела убедить князя, а всё потому, что и Иван ходил его просить, а вы молчали, а под лежачий камень вода не течёт.
– Мне, Исаевна, нельзя было хлопотать у князя.
– Ладно, чего прошлое ворошить… Помню, князь приехал в деревню и спрашивает: «Ну что, девка, остепенилась?» – «Конечно, ваше сиятельство!» – «Тогда садись, поедем со мной». Так и кончилась моя годовая опала.
К вечеру приехали из Груманта дети и стали рассказывать Туанетт, как они ловили на удочку рыбу, как пили топлёное молоко с чёрным хлебом, купались и кувыркались в реке.
– А ещё, – добавил Митя, – мы помогали Еремею наполнять бочку водой.
Именины папа
Дети любили отца, все без исключения. Да что дети, с почтением к Николаю Ильичу относились все домочадцы. Стоило ему появиться в доме – а в различные присутствия уезжал он часто, как в Тулу, так и в Москву, с вопросами улаживания финансовых долгов и дел по выкупу своих имений, – и вновь громкий смех и шутки начинали звучать здесь и там. И неудивительно: бабушка почти не капризничала, сестра Алина выходила из своей кельи, как её комнату в шутку называли домочадцы, и все собирались в гостиной, да и игры детей становились разнообразнее. Николенька рассказал сказку про Фанфаронову гору, которую можно увидеть при условии, если каждый будет соблюдать три условия.
– И вы, Николенька, эту гору уже видели? – с интересом спросила Машенька.
– Пока не удалось, – вздохнув, признался он. – Понимаете, чтобы увидеть, а тем более взойти на Фанфаронову гору, необходимо, во-первых, стать в угол и не думать про белого медведя.
– Николенька, – как всегда, важно заявил Серёжа, – в нашем краю белые медведи не водятся!
– Ну и что? – возразил ему Лёва. – А если я в книге прочитал о жизни белого медведя, то, конечно, могу подумать, похож ли он на нашего бурого медведя и где он обитает.
– Ну, это если прочитаешь в книжке, а если не читать, так и думать о нём не захочешь, – заверил Митя.
– Ты прав, Митя, но там есть ещё два условия: первое – пройти не оступившись по щёлке между половицами и второе – в продолжение года не увидеть зайца, ни живого, ни мёртвого.
– Даже если я буду гулять в Чепыже, а заяц вдруг выскочит на меня, мне что, зажмуриться и бежать от него? – с недоумением спросил Лёва.
– Нет, – с твёрдым убеждением произнёс Сергей, – это к нарушению правил не относится.
Папа любил всякие забавы, понимая, что детство пролетает как одна минута. Лёвочка никогда не слышал, чтобы папа на кого-либо повысил голос или кого-либо ругал. Если он огорчался, то произносил: «Как же так?» Виновниками могли быть дети, а также дворня, а посему окружающие старались его не расстраивать. Папа умел заражаться весельем сам и заражать им детей и окружающих.
Папа и Туанетт знали, что Николенька – большой выдумщик и рассказчик. Серёжа с удовольствием учил и читал басни различных авторов. Лёва же к стихам относился несколько скептически и не желал их учить. И вдруг, как узнала сестра Маша, Лёвочка к именинам папа решил выучить стихотворение Пушкина «Наполеон». Николай Ильич очень любил это произведение и знал, насколько оно сложно для понимания ребёнка, да и выучить его нелегко. Разумеется, Машенька не выдержала и под большим секретом рассказала Туанетт, что Лёва усиленно учит стихотворение. И хотя папа наушничество в детях не поощрял, но Машенька услышала, как братья спорили, что Лёвка не сможет выучить быстро такое длинное стихотворение, и ей захотелось узнать у Туанетт, правы ли они. Папа же к желанию Лёвки отнёсся с большим одобрением, заметив, что если сын прочтёт хотя бы один куплет, то он будет счастлив. Лёва же сразу после завтрака уходил в дальнюю комнату на втором этаже, где ещё и ещё раз повторял полюбившиеся строки.
Приближались папины именины, и дети заранее продумывали, какой подарок каждый из них преподнесёт отцу. Николенька решил подготовить рисунок, посвящённый прошедшей охоте, на которой он в первый раз был с отцом. Серёжа учил басню Крылова «Квартет». Причём он ещё утром заявил, что лучше его никто не сможет декламировать.
– Я думаю, что вы, Серёжа, заблуждаетесь. И я, и Лёвочка сможем стихотворение или басню рассказать не хуже вас.
– Вы, Николенька, сможете не хуже меня, а Лёвка пока ещё мал и ничего существенного выучить не сможет, ежели только что-нибудь для малюток.
– А вот и нет, Серёженька, не думай, что ты такой взрослый, я тоже смогу, – с твёрдой уверенностью произнёс Лёва.
Сергей посмотрел на Лёву снисходительно и, ничего не говоря, вышел из комнаты.
– Почему Серёжа во всём хочет быть первым? – с обидой спросил Лёва у Николеньки.
– Не стоит расстраиваться по этому поводу. Хочешь, я подскажу или посоветуйся с тётушкой Туанетт? Она поможет подобрать вам стихотворение, и выучите его. Причём ничего сейчас не говорить Сергею, пусть это для него тоже будет своеобразным сюрпризом.
– Спасибо, Николенька, за совет. Вы верите, я обязательно докажу всем и Сергею, что смогу выучить любое стихотворение и прочитать его. – И, возбуждённый, побежал к тётушке в комнату.
«Почему все считают меня крошкой? Какой же папа в детстве был счастливец! У него были одни сёстры, и они слушались его. Даже когда началась вой на России с Францией, ему позволили уйти в армию. К тому же Сергей очень красивый, и посему он так любит смотреть на себя в зеркало, а для меня лучше бы этих зеркал не существовало».
– Туанетт, голубушка, помогите подобрать стихотворение, которое я смогу рассказать на папиных именинах. Серёжа считает, что только он достоин читать папа басню, и пусть читает, а я прочту стих не хуже его.
– Всё правильно, ангел мой. – И она, с любовью глядя и поглаживая Лёву по головке, пыталась погасить в нём обиду и возбуждение.
Взяв томик стихов Пушкина, они стали листать и подбирать, что выучить.
– Лёва, вот милое стихотворение, «Именины».
– Что вы, Туанетт, в нём всего восемь строк. Сергей скажет, что его учить нечего. Надо что-нибудь посерьёзнее. – И они стали искать дальше.
– Вот, Лёвочка, смотри, очень милое стихотворение Пушкина, «Кто видел край, где роскошью природы оживлены дубравы и луга…».
– Да, милая тётушка, это прекрасное стихотворение, но мне очень понравился пушкинский «Наполеон». Выучу его, и никто не посмеет сказать, что я маленький.
– Вы это, Лёвочка, говорите на полном серьёзе? – смотря на мальчика с удивлённым восхищением, произнесла Туанетт.
– Только вы, Туанетточка, ради Бога, не выдавайте меня, особенно Серёже.
– Договорились!
И, чмокнув тётушку в щёчку, Лёва, взяв книгу, побежал учить.
– Ты представляешь, Николя, наш Лёва закусил удила и уже третий день к вашим именинам готовится прочитать… Что бы вы думали?
– И что? – с нескрываемым интересом спросил он.
– «Наполеон», – произнесла она шёпотом.
– Туанетт, голубушка, вы, пожалуйста, поотчётливей повторите. Я что-то не понял, о чём вы говорите!
– Серёжа, как всегда, раззадорил Лёву, назвал крошкой. А у вас, Николай, скоро именины.
– И что из этого?
– Дети готовят вам подарки: Серёжа учит басню, Митя с Машей разучивают кадриль, а вот Лёва решил выучить и прочитать на вашем празднике стихотворение Пушкина «Наполеон».
– Во-первых, стих этот громадный, если не ошибаюсь, четырнадцать строф, а во-вторых, по содержанию всё ли он поймёт?
– Строф, Николай, в нём пятнадцать, и Лёва на втором этаже, в гостевой комнате, учит его.
– Вот это, Туанетт, характер. – И вдруг произнёс: – Давай инкогнито его послушаем. – И сразу направился на второй этаж.
Тихо подойдя к двери, они услышали, как Лев громко повторяет строфу за строфой. Голос его звучал то несколько монотонно, то выразительно и громко. Николай Ильич от изумления покачал головой и тихо спустился вниз, при этом заметив: «Посмотрим, что получится!»