Признание Толстого
Атмосфера в доме доктора Берса перед свадьбой средней дочери, Сони, была очень напряжённой: по старинному обычаю первой всегда выдавали замуж старшую дочь. Таковой была Лиза, и родители думали, что Толстой сделает предложение именно ей. Хозяин дома Андрей Евстафьевич узнал, что Лев собирается жениться на Соне, хотел ему просто отказать, и его жене Любови Александровне стоило немалых усилий убедить мужа не делать этого. И между сёстрами было большое напряжение. Лиза требовала, чтобы Соня отказалась от этого брака. Возникло и невольное осложнение в том, что первоначально Соня дала согласие выйти замуж за старинного друга семьи Поливанова. Они были знакомы с детства, а он в это время учился в Петербурге. Накануне он приехал в Москву на именины сестёр. Соня, набравшись духа, сообщила ему, что выходит замуж за писателя графа Толстого.
– Как же так? Вы же мне обещали, – с волнением в голосе произнёс Поливанов.
– Я Льву Николаевичу не могла отказать, – со слезами призналась Соня. – Простите меня, Митя!
Стоя рядом с ней, Толстой смотрел на юношу брезгливо-неприятным взглядом, готовый тут же броситься в атаку на соперника.
В день именин сестёр Елизаветы и Софьи, в Кремле у Берсов было много гостей. Старшие сёстры были одинаково одеты: лиловые с белым барежевые платья с полуоткрытыми воротами и лиловыми бантами на корсаже и плечах. Обе были очень красивы: с высокой причёской, в праздничных нарядах. Вновь пришедшие гости, узнав о помолвке, поздравляли Лизу, а она, краснея, указывала на Соню.
В тот же день Лев начал настаивать, чтобы свадьба была назначена через неделю, на 23 сентября. Любовь Александровна, отказываясь, говорила, что приданое ещё не готово.
– Не надо никакого приданого! – заявил Толстой. При этом отдал читать Соне дневник молодости, в котором описывал все свои переживания и приключения, и ушёл.
Брат Сергей был потрясён, что младший брат отдал невесте читать свой откровенный дневник юности:
– Лёва, ты что, совсем с ума сошёл? Разве можно о грехах юности рассказывать невесте накануне свадьбы?
– Пойми, Сергей, мне совесть не позволяет что-либо от неё скрывать. Или она примет меня и поймёт, какой я был и есть, или мы сразу же расстанемся!
– Ты, право, как был чудаком, так им и остался.
– Это ты верно, брат, заметил, другим я не буду!
Утром в день свадьбы, терзаясь сомнениями, Толстой пришёл к Берсам и начал мучить Соню допросами в её любви к нему. Ей даже показалось, что граф испугался женитьбы и намерен бежать.
– Мало того, что я страшен, как старый мерин, да к тому же вы узнали, что я сластолюбив к определённым женщинам, и, конечно, вас, Софья Андреевна, это не только шокировало, но и потрясло.
Она подняла заплаканное лицо и хотела что-то сказать, но он, не желая слушать, только вскрикнул:
– «Да» или «нет» – и я сразу уйду. Поверьте, вы свободны!
– Да, да, – захлёбываясь от слёз, душивших её, она скорее прошептала, чем сказала.
Вошедшая в комнату мать, Любовь Александровна, удивилась, увидев его, и спросила:
– Лёва, вам надо к свадьбе готовиться, а не смущать мою дочь перед венчанием, пока не встретимся в церкви.
Толстой, осознав, что он неправ, ни слова не возразил будущей тёще и сразу же удалился.
В назначенное время, 23 сентября 1862 года, в церкви Рождества Богородицы в Кремле собралось много народу. Невеста Софья вместе с родными сидела в карете, дожидаясь приезда жениха.
Прошло больше получаса, а он до сих пор не появлялся. Невеста, обмирая, готова была вот-вот заплакать. Друг семьи, Митя Поливанов, согласившись быть её шафером на венчании, понял её переживания и крепко поддержал её за руку. Среди присутствующих гостей, находившихся в храме, тоже искрой пробежал ропот. Вдруг появился камердинер Толстого и сообщил, что вещи все собрали, а рубашку забыли оставить, и Лев Николаевич немного задерживается. Поливанов, успокаивая невесту, с юмором заметил:
– Не мог же он, Соня, появиться на венчании в полуобнажённом виде, тем более в храме!
Но вот в роскошном дормезе на шестёрке лошадей подъехал Толстой. Выскочив, чуть ли не бегом подошёл к невесте и голосом провинившегося ребёнка быстро пролепетал:
– Соня, прости меня, старого дурака, всё собрали, а рубаху оставить забыли. Пришлось срочно бежать к Дюпре.
– Чего только в суматохе не происходит, но к самому себе надо быть, Лев Николаевич, не только внимательным, но и требовательным, и тогда таких казусов не будет, – с улыбкой произнесла Любовь Александровна.
– Соня, нагнись, пожалуйста, и перестань дрожать. Теперь всё отлично, Лев Николаевич с тобой. – С улыбкой радости за сестру Таня поправила ей цветы на голове.
Родные заметили отсутствующий взгляд Сони, как и Толстого, который вдруг не знал, куда деть руки, пытаясь их то опустить по швам, то держать около живота, осознавая, что в карман брюк их засунуть нельзя, и, покраснев, только улыбался от счастья, переполнявшего его.
Но вот царские врата открылись, священник с дьяконом вышли к аналою, и батюшка попросил невесту с женихом подойти поближе к нему. Он подал им праздничные зажжённые, украшенные цветами свечи и, взяв кадило, отошёл от них.
– Благослови, Владыко! – торжественно произнёс дьякон.
– Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков, – подхватил молитву хор певчих.
– О еже ниспослатися им любве совершенней, мирней и помощи, господу помолимся, – как бы молились все присутствующие.
Толстой слушал священника и дьякона и удивлялся, в раздумье вспоминая свои недавние сомнения и страхи: «Да, мне сейчас как никогда нужна помощь».
Дьякон кончил ектенью, и священник обратился к обручающимся с книгой:
– Боже вечный, расстоящияся собравый в соединение, – читал он громко напевным голосом, – и союз любве положивый им неразрушимый; благословивый Исаака и Ревекку. Наследники я Твоего обетования показавый: Сам благослови и рабы Твоя сия, Льва и Софью, наставляя я на всякое дело благое. Яко милостивый и человеколюбец Бог еси, и Тебе славу воссылаем, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков.
– А-а-аминь, – пропел хор певчих.
«Думает ли она в эти минуты, как я, и понимает ли торжественность момента?» Взглянув на Соню, по её взгляду понял, что она понимала всё то, что и он. Душа Сони была наполнена торжеством происходящего, и она сознавала, что девическая жизнь её окончена и её ждёт новая, неизведанная жизнь с мужчиной, которого она безумно любит и с которым готова провести всю свою жизнь без остатка.
Повернувшись к аналою, священник, боясь выронить маленькое кольцо Сони, взял руку Льва и надел на первый сустав его пальца.
– Обручается раб Божий Лев рабе Божией Софье.
И, надев большое кольцо на маленький палец Софьи, священник проговорил то же.
Перекрестив их кольцами, он передал Соне большое, а Толстому – маленькое и попросил их друг другу надеть на палец. Произошла непредвиденная путаница, но её быстро исправили. Кольца были надеты как положено, и Лев окончательно стал осознавать, что семья, о которой он мечтал все эти годы, теперь появилась и его самого ждёт новая, неизведанная жизнь с молодой женой. В груди его что-то дрогнуло, и невольные слёзы оросили лицо.
Когда обряд обручения окончился, церковнослужитель вынес коврик и постелил его перед аналоем посредине церкви, хор запел торжественный псалом, а священник предложил молодым ступить на него. Примета гласит: «Кто первый ступит на ковёр, тот и будет главой семьи». Но ни Лев, ни Софья не думали об этом, даже не обратили внимания на подсказки родных и знакомых и ступили на ковёр одновременно.
Священник попросил шаферов надеть венцы на головы молодых, и тут Лев ещё раз увидел необыкновенное сияние в глазах Сони, которые словно говорили: «Дорогой мой, я полностью принадлежу тебе!» И ему в эти минуты стало так весело, что он готов был взять на руки свою молодую жену и вынести её из церкви.
Сняв венцы с голов, священник прочёл последнюю молитву и поздравил молодых.
Лев снова увидел сияющее от счастья лицо Софьи, а священник, взяв у них из рук свечи, тихо проговорил:
– Поцелуйте жену, и вы поцелуйте мужа.
Он осторожно поцеловал её в губы и хотел взять на руки, но тут родные и близкие обступили их и стали поздравлять. А Лев только радостно улыбался, всех благодарил и отвечал:
– Спасибо! Спасибо! Спасибо!
Юная Софья Андреевна Берс (графиня Толстая)
Встреча молодых
Брату Льва, Сергею Николаевичу, очень понравилась младшая сестра Сони, Татьяна, которой недавно исполнилось шестнадцать. Он даже в шутку заявил брату:
– Погоди, Лёва, жениться, мы через год сразу две свадьбы сыграем.
Сергей впервые серьёзно задумался о жизни и даже пожалел, что связал её с цыганкой. Причём он заметил, что эта девочка серьёзно отнеслась к его словам. «А ведь меня вся родня просила уйти от Маши, – с грустью размышлял он, – но намного легче идти по пути наименьшего сопротивления, тем более что я до сих пор живу так, как хочу, и никто мне не указ!»
Приехав из Москвы в Ясную, Сергей сообщил, что через неделю Лёвочка возвращается домой с молодой женой. Брат посетовал на то, что Лев так бесшабашно проиграл в карты большой папенькин дом, на что Ёргольская мудро заметила:
– Будет семья, а если понадобится, Леон и новый дом поставит!
– Вы правы, тётенька, а пока давайте подумаем, где нам разместить молодых. Не в бывшей же кладовой, в комнате под сводами на первом этаже, их устраивать? – с улыбкой заметил он.
– Разумеется, нет! Столовую и гостиную трогать не будем. Я могу свою комнату им уступить, – спокойно проговорила Ёргольская.
– Нет, в своей комнате вы как жили, так и продолжайте жить, а вот Лёвочкин кабинет мы превратим в спальню для молодых, а соседняя комната будет Сонечкиной. В дальнейшем, как вы правильно заметили, жизнь покажет и подскажет!
Сергей прошёл в оранжерею, где разводили абрикосы и мандарины, приказав садовнику Кузьме к приезду молодых сделать несколько красивых букетов и поставить в гостиной в вазах.